Вождь гверильясов - Рид Томас Майн (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Подобно ряду белых муравьев, спускающихся по крутому «склону» муравейника, вытянутой линией ползли по противоположной скале какие-то живые существа. На расстоянии мили с небольшим они казались такими же крохотными, как термиты. Как термиты, они отличались грязно-беловатой окраской. Тем не менее, я знал, что передо мною люди. Это были солдаты мексиканской инфантерии, одетые в дешевые холщовые куртки.

С первого же взгляда мне стало ясно, что я вижу беглецов, покинувших поле сражения. Им все равно было, куда идти. Они хотели во чтобы то ни стало ускользнуть от торжествующего противника. Двигающаяся линия не вытягивалась прямо по отвесной скале, но образовывала на ней ряд зигзагов. Я готов был поручиться, что зигзаги эти соответствуют какой-нибудь тропинке.

Внизу, почти у самого берега реки, виднелась группа людей в темных мундирах. Издали они казались черными. На этом черном фоне ярко выделялись какие-то блестящие точки — золотые или вызолоченные пуговицы, эполеты, стальные ножны сабель и галуны.

Роскошь, с которой были одеты эти люди, не оставляла места сомнениям. В качестве офицеров они руководили отступлением и шли впереди своих солдат.

Поспешно вынув из футляра бинокль, я стал всматриваться в противоположный берег. Внимание мое было устремлено на темную голову громадной гусеницы, довольно быстро сползавшей по каменистому склону.

С помощью бинокля я отчетливо разглядел людей, шедших во главе беглецов. К одному из них все обращались с особенным почтением. В нем не трудно было угадать мексиканского Цезаря. Спускаясь по крутой тропинке и переступая с камня на камень, он сильно прихрамывал. Эта хромота выдавала его с головой. Ей он был обязан прозвищем Эль-Койо — Хромой.

В глубине ущелья стоял оседланный мул. Спустившись вниз, Санта-Анна подошел к нему. Я видел, как он вскочил в седло; его подчиненные усердно помогали ему. Я видел, как он поехал дальше, сопровождаемый беспорядочной толпой. Совершив трудный спуск, наши враги добрались до спасительного ущелья.

Я тщательно осмотрел долину реки. Высокие крутые скалы обступали ее со всех сторон. Но на том берегу, где мы установили нашу батарею, на расстоянии приблизительно мили от моего наблюдательного пункта, темнел густой лесок, напоминавший мне о существовании боковой лощины, ведущей по направлению к Орисаве. Отступающие полки Санта-Анны должны были или устремиться к этой лощине, предварительно переправившись через реку, или же повернуть назад, рискуя снова встретиться с неприятелем.

Не медля ни минуты, вернулся я к нашей батарее и доложил обо всем, что мне довелось увидеть. Будь наш полковник человеком другого закала, я сделал бы из него генерала и героя.

— Мой план чрезвычайно прост, полковник. Мы должны перерезать им дорогу. Посмотрите-ка туда! Видите черную полоску? Это лес. Мы можем подойти к опушке раньше них.

— Вздор, капитан! Нам приказано защищать батарею. Мы не имеем права отлучаться отсюда.

— Отпустите со мной одну только роту!

— Нет. Я не отпущу с вами ни одного человека.

— Дайте мне пятьдесят солдат!

— Не могу.

— Ну, хоть двадцать! Не пройдет и часа, как я приведу к вам Санта-Анну!

— Это невозможно! У него масса людей. Я буду почитать себя счастливым, если они не вздумают повернуть в нашу сторону. Нас только триста. Их же больше тысячи.

— Вы отказываетесь дать мне двадцать человек?

— Я не дам вам ни одного человека. Нам могут понадобиться все наши солдаты. И я допускаю, что даже всех их окажется мало.

— В таком случае я пойду один.

Этот чересчур благоразумный дурак стал на пути между мною и славой. А она казалась мне в этот момент такой доступной!

Я настолько потерял душевное равновесие, что готов был тотчас же спуститься со скалы и броситься очертя голову прямо в толпу бегущих врагов.

Я отошел от батареи и, повернувшись спиной к моему непосредственному начальнику, медленно зашагал по краю скалы. Остановился я только тогда, когда передо мной открылось боковое ущелье, являвшееся естественным выходом из речной долины. Спрятавшись за густыми кустами, я увидел, как по лесу проехал на своем муле разбитый мексиканский вождь. К сожалению, расстояние между нами было довольно значительное и убить его выстрелом из винтовки не представлялось возможным. За ним следовало около тысячи человек. Глядя на них, я окончательно убедился в том, что мои смелые замыслы были вполне осуществимы и что с помощью нескольких десятков решительных людей мне удалось бы захватить их в плен.

Судьба отказала мне в этом торжестве. Единственный подвиг, совершенный мною в сражении при Сьерро-Гордо, заключался в том, что я назвал моего полковника трусом. За это меня, конечно, привлекли к ответственности. Однако перед началом следующего сраженья мне снова позволили исполнять мои обычные обязанности. По всей вероятности, начальство решило, что я принесу больше пользы на поле битвы, чем в тюрьме, в которую не преминул бы отправить меня военный суд.

Вот какого рода мысли роились в моей голове, в то время как я лежал в одной из палаток, разбитых на поле Сьерро-Гордо в ночь после сражения.

— Воды! Хоть каплю воды!

Вторично достигнув моего слуха, этот голос прервал нить моих размышлений.

Но не один только звук этих слов нарушал тишину спокойной тропической ночи. Со всех сторон раздавались более или менее отчетливые голоса, звучавшие так же жалобно, проникнутые таким же отчаяньем.

Я слышал предсмертные стоны, глухой шепот, проклятия. Раненые бойцы напрягали последние силы для борьбы со смертью и тщетно взывали о помощи: никто не отвечал на их мольбы.

В эту ночь на поле Сьерро-Гордо немало людей было вычеркнуто из списка живых. Много храбрецов уснуло с незакрытыми глазами сном, за которым никогда уже не наступает пробуждение.

Когда нас отозвали от батареи, над Сьерро-Гордо уже спустились сумерки. При тусклом их свете я обошел раненых, находившихся поблизости от моего поста.

Но отыскать всех мне не удалось, так как поле битвы было, в сущности, не полем, а лесом, или, скорее, кустарником. Я не сомневался, что многие остались мною незамеченными.