За час до рассвета - Колос Иван Андреевич (полные книги TXT) 📗

С трудом выбрался, утопил парашют, отполз в сторону метров на двести. Прислушался – никого. И вдруг сноп света впился в черную толщу неба. Раздались выстрелы.

Я достал фонарик, опустил зеленое стекло. Просигналил. Еще! Еще! Наконец замелькали ответные огоньки: первый, второй, третий, четвертый…

Собралось пять человек. Шестой, Миша Роднюк, на мои сигналы не отзывался… Я торопливо рассказал товарищам, как неладно у него вышло с прыжком. Николай Сидельников тяжело вздохнул:

– Вот как бывает: еще ничего не сделали, а человека уже потеряли…

Снова послышались выстрелы. Надо было скорее уходить. Если немцы заметили советский самолет, круживший ночью над лесом, то наверняка сюда уже спешит карательный отряд. Вполне возможно, что район нашего приземления даже оцеплен…

Но как уйти и оставить товарища? Правда, такой вариант был предусмотрен: если кто-то отстанет от группы, встречаемся в условленное время у партизанского связного. Но одно дело обдумывать подобные варианты дома и совсем другое – принять решение здесь, под носом у врага. Ну, уйдем мы отсюда, думаю, а Роднюк, может, где-нибудь сейчас совсем рядом с нами: его могли ранить, мог удариться во время приземления и потерять сознание.

Даю команду: рассредоточиться и двигаться цепочкой. Вдруг повезет, и мы наткнемся на Мишу.

Стрельба все усиливается. Явственно послышался лай собак. Плохо дело. По следу идут ищейки…

Через каждые три-четыре километра мы останавливаемся, прислушиваемся, делаем передышку. Выстрелы и тявканье неотступно следуют за нами. Потеряв надежду отыскать Роднюка, мы ускоряем шаг…

Мы идем вторые сутки безостановочно. Стараемся не сбиваться с заданного направления и в то же время держаться в стороне от проезжих дорог и населенных пунктов. Нам все еще не удалось оторваться от погони. Мы валимся без сил. У многих на ногах появились кровавые мозоли. Ночью, в темноте, боясь, чтобы кто-нибудь не упал, мы следим друг за другом. Необходим отдых. Хотя бы на час. Гитлеровцы за этот час, конечно, подойдут совсем близко. Но если не передохнуть, они настигнут нас еще скорее – вконец обессилевших, не способных к сопротивлению.

…Впереди, на фоне ночного неба, возникают чахленькие березки и сосенки. Болото. Решаем идти на-прямик, по воде – овчарки потеряют след. Ноги вязнут в тине. Ребята, как слепые, держатся друг за друга. С великим трудом, но все же шаг за шагом движемся вперед.

Наконец выбираемся на какой-то островок. Вот тут и остановимся. Немцы наверняка пойдут в обход болота. Это даст нам выигрыш во времени. Передохнем и снова через болото форсированным маршем двинемся дальше.

Глянул я на товарищей, а они готовы: спят все – кто сидя, кто лежа, кто ухитрился даже на корточках. Мой заместитель по политчасти Николай Сидельников, который все время подбадривал разведчиков, сидит, уронив голову на руки.

– И ты спишь, Николай? – Я трогаю его за плечо. Он вскидывается, пытается раскрыть глаза.

– Нет, не сплю… – и снова роняет голову.

Не хватает уснуть только командиру! Я кое-как добираюсь до берега, плещу в лицо ледяную воду. При-слушиваюсь к выстрелам, к лаю собак: гитлеровцы, приблизившись к берегу, свернули направо – не пошли по болоту.

Проходит тридцать минут, сорок, пятьдесят… Нет сил бороться со сном. Глаза смыкаются сами: вот-вот усну. И бери тогда нас фриц голыми руками! Решил разбудить Сидельникова – пусть теперь он постоит на часах, а я отдохну. И как раз в это время тишину прошивает длинная очередь. Следом вторая. Узнаю немецкий скорострельный пулемет. С березы, под которой я стоял, посыпались ветки. Но никто из ребят даже не шевельнулся. Все продолжают спать богатырским сном. Подбегаю к одному, хватаю за шиворот, трясу – бесполезно. К другому, к третьему – тот же результат. Я растерялся. Надо отходить немедленно, а они спят!..

Схватил автомат, чтобы дать очередь. Но вовремя одумался: противник сейчас же обнаружил бы группу. Кричать тоже нельзя. Что делать?

– Немцы!.. – в отчаянии негромко говорю я как бы самому себе.

И… все мигом вскочили! А Николай Сидельников – так тот был уверен, что и не спал вовсе…

Мы снова погружаемся по пояс в болото и идем, взяв чуть правее выстрелов. Начинает светать. Резче вырисовываются силуэты сосен, берез. Поднялись на небольшой песчаный, поросший сосняком бугорок. На некоторое время стрельба прекратилась, но затем снова – уже и слева и справа – затрещали автоматные очереди. Мы залегли и увидели идущих цепью гитлеровцев. Значит, они нас заметили! Но нам нельзя ввязываться в бой: силы явно неравные, а мы непременно должны выбраться отсюда.

Оставляю Николая Сидельникова и Ивана Казакова прикрывать группу и быстро, бегом, увожу остальных разведчиков в глубь леса. Сидельников с Казаковым автоматным огнем заставили гитлеровцев залечь, сами же, целые и невредимые, вскоре присоединились к нам.

Похоже, что на этот раз нам удалось оторваться: густой лес надежно спрятал нас, попробуй найди в нем горстку одетых в маскировочные халаты разведчиков!

Я развернул карту. Сколько еще идти? По прямой – километров четырнадцать, а лесом, обходя топи, – и того больше. Решаем все-таки идти лесом. Я еще раз напоминаю товарищам, что мы не должны ввязываться в бой, пока не установим связь с партизанами.

Вдруг где-то совсем рядом с нами загремели винтовочные выстрелы – как раз в той стороне, куда мы двигались. На немцев непохоже. Полицаи? Мы с Николаем пошли в разведку. Григорий Рудан, оставшись за старшего, расположил группу полукольцом – на случай опасности.

Метров через триста мы с Николаем увидели грунтовую дорогу со свежими следами колес и лошадиных копыт. Следы вели на запад.

И снова – в той стороне, куда уходили следы, – прогремели выстрелы. Затем наступила тишина.

Группе предстояло перейти дорогу, днем в тылу врага – это сложное дело. Мы решили выждать: не явятся ли на выстрелы немцы?

Вскоре слышим автоматную стрельбу. Лежим в кювете, ждем, наблюдаем за дорогой.

Вдруг из-за поворота показалась телега. Упитанная лошаденка, навострив уши, бойкой иноходью трусила по дороге. На телеге сидел возница в каком-то необычном одеянии: китель цвета хаки без погон, на голове замурзанная кепчонка. Он вовсю нахлестывал кнутом пегую лошаденку – видно, сильно спешил. Всматриваюсь в лицо – ничего не могу понять: это же наш Михаил!

Забыв об опасности, мы с Николаем почти одновременно вылетели на дорогу. Михаил, увидев нас, всем корпусом подался назад и выставил автомат, но в ту же минуту узнал…

Расспрашивать было некогда. Мы взяли лошадь под уздцы – и в лес. Товарищи наши уже приготовились к бою. Увидев нас, они сразу заулыбались, кинулись обнимать Роднюка.

На все расспросы Роднюк отвечал коротко:

– Был в гостях у фрицев. Показал я им!..

Григорий Рудан пошутил:

– Спасибо, Михаил, что транспорт нам схлопотал, – снял с плеч вещмешок и кинул на подводу.

Раздался пронзительный визг, и, раскидав солому, из телеги выскочил поросенок. Вот это да!

– Там еще две винтовки под соломой… Тоже подарок от фюрера, – усмехнулся Михаил.

Мы сложили на повозку наше снаряжение и стали дожидаться темноты. Тут Михаил рассказал, что с ним произошло. Он приземлился километрах в пяти от озера Корма. Увидел свет прожектора, услышал выстрелы, гул машины и решил уходить, не дожидаясь остальных.

Два дня шел Роднюк по лесу. Выстрелы преследовали его то слева, то справа. На третий день он подошел к болоту, подался в сторону и вышел на грунтовую дорогу. Сразу переходить ее не решился. Около часа лежал в кювете, наблюдал. И вот показалась повозка, в ней два полицая, оба пьяные, а рядом – эсэсовский офицер на коне, тоже под мухой.

Полицаи развлекались. Один подбрасывал кепку, а другой палил в нее из винтовки.

Немец хохотал:

– Шлехт шиссен! Шлехт шиссен!¹ – и потребовал, чтоб и ему подбросили кепку.

Один из полицаев подбросил свою кепку, и эсэсовец выстрелил из парабеллума. Да, видно, промахнулся: ругался почем зря.