Искатель. 1970. Выпуск №1 - Меньшиков В. (бесплатные полные книги txt) 📗

— Вот, — Сергей повалился на снег и дрожащими руками пытался стянуть сапог. — Вот…

— Цела нога?

— Цела, цела нога, — губы Сергея прыгали.

— Дай! — Федор ухватился за пятку и носок, сдернул сапог и вылил воду. — Отжимай портянку.

— Как я теперь в мокрой буду… Кому это надо, а? Сколько мы болтаться будем, а?

— Тихо, сейчас высушим, — сказал Федор.

— Высушим?! Завхозом я нанимался! Я в гробу все это видел, вашу Чукотку! Говорили идиоту, сиди дома, сто двадцать рублей получал! И сахар еще таскал с фабрики каждый день по пачке! Все мало дураку! Ладно, мне бы только до Певека, до первого самолета… Ладно… А если бы эта яма была поглубже? Без ноги, да?

— Копуша — это не яма, — тихо сказал Федор. — А ты вот что — натягивай сапог, иди к палатке. Вон там костер еще не потух. Высушишь свою портянку и топай на базу. Чтобы через час убрался, а то!.. — Федор швырнул под ноги Сергея сапог, глянул в слезящиеся глаза и, опустив руки, спокойно окончил: — А то не успеешь за день добраться. К шурфовщикам иди ночевать, они ближе, а на базу утром. Начальнику скажешь, я пятнадцатого буду, через три дня. Все понял?

— Да, — шепотом ответил Сергей. — Я быстро, Федор Васильевич. Я все скажу, ребята вам еды завтра притащат, а то ведь две банки говядины осталось и галет одна пачка. Я там все упакую!

— Иди, — сказал Федор устало. — Ничего не надо, не гоняй ребят.

Со второй половины дня косые полосы снега поредели, а к вечеру совсем стали редки, ветер утих. Но когда Федор забрался в палатку на ночлег, ветер твердо и сильно подул с юга. Зашлепал дождь.

Одному в спальном мешке просторно, ворочайся, сколько хочешь… Еще две линии пробито, и надежды на то, что россыпь проскальзывала где-то тонкой струйкой, не осталось. Не может она так вилять и обойти все многочисленные ловушки. Но здесь она. Словами не выразишь. А пальцы прямо чувствуют золотины. Особенно сегодня… Почему сегодня? Что случилось сегодня?

Федор заворочался в кукуле.

Что было сегодня необычного? Ну-ка еще раз… Сначала линия в той части, где долинка сузилась метров до пятнадцати, копуши через два метра… Пусто. Ни одна из проб не отличалась от взятых раньше… Потом на двести метров выше, там широкие галечные косы… Те же самые липариты. Нет. Ничего там не было.

Федор протянул руку, нащупал пачку папирос, закурил. Папиросы отсырели во влажном воздухе, и он спрятал пачку к себе в мешок.

Фу, черт, Анатолия бы сюда, все-таки опытнее. Вдвоем, может, и уцепились… Еще этот ушел. «Завхозом я нанимался». Кто только не едет порой сюда в надежде сорвать копейку и смыться. «Сахар по пачке таскал». Ну, ушел и ушел, мало разве таких бежит. Хорошо, хоть нога цела, а то отвечай потом: «Если бы яма была поглубже». Если бы да кабы. А она по инструкции, стандартная… стандартная… стандартная. Копуша… Нет… А что нет?.. Так. Так!..

Федор откинул клапан мешка, сел, дрожа, зачиркал спичкой и все никак не мог прикурить. Наконец папироса зажглась. Федор вдохнул дым полной грудью, и тотчас где-то там внутри раздался щелчок и в пустоте явственно прозвучало: «Вот!»

Федор ясно видел кархинку-мысль: красные языки лавы, окутанные паром, ползут по земле, вспыхивает кусты, деревья, грохочут падающие стволы, ревет пламя, все новые и новые метры земли скрываются под огненным потоком…

Все. Как удивительно мало места нужно в голове уже решенной задаче… Спать, спать, спать…

Теплый южный ветер низко над землей тащил облака, похожие на комки разбухшей грязной ваты. Они обильно поливали землю водой, снег растаял. Над рыжей тундрой ползали клубы пара.

И ходить никуда не стоит, вот прямо здесь, у палатки. Вот здесь сейчас все и выясним: Федор взял в руки лопату.

К середине дня с глубины одного метра первая проба дала тот же шлих — кремний, яшма, роговики. Сгибаясь в тесном шурфе, Федор продолжал копать и породу из каждых пройденных двадцати сантиметров складывал отдельной кучкой.

На глубине около двух метров пошел совсем другой материал — вскрылась горизонтальная контактная зона между изверженными и осадочными породами. Лоток Федор заполнил с самого низа контактной зоны. Вода постепенно вымывала из лотка глину, песок, светлела, слетала в ручей галька. Вот он, шлих. Нате вам. В ложбинке лотка торчали крупные желтовато-серые зерна. Все правильно. Ручей вымыл только мизерную часть. Основная масса легла на осадочные.

Федор ушел с лотком в палатку, высыпал шлих в консервную банку, потом подсушил его на костре и осторожно пересыпал в капсюль из плотной бумаги.

Только спрятав капсюль в пластмассовый мешочек, он ощутил, как смертельно устал. Кое-как стянув ватник, Он откинулся на спальный мешок и бездумно лежал. Где-то далеко плыли разбухшие облака, стучал дождь, шелестели голые ветви ивняка, ворчал Кружевной.

— Вот и застряли, — сказал сам себе Федор. — Радиограмму, понимаешь, надо посылать — РД: «Нижайше просим продолжить сезон». Рабочих сюда. Всех до единого. Канавы, шурфы… закрутится лавочка.

Толя, Анатоль Алексеич, товарищ начальник партии! Россыпь на Кружевном!

Димитр ПЕЕВ

ТРАНЗИТ

— Милости просим, товарищ майор! Садись, Ковачев, садись, закуривай и слушай.

Полковник Панов поднял трубку и отдал распоряжение своему секретарю: «Попросите зайти гражданина Стоянова».

Ковачев, удобно расположившись в кресле, закурил сигарету.

В дверь постучали. Вошел худой мужчина средних лет. Он нервно мотнул головой вместо приветствия и сказал официально:

— Я — Стоянов. Стоян Дайков Стоянов. Живу на улице Аспарух, 65, работаю в Машпроекте, в бухгалтерии.

— Знаем, знаем, товарищ Стоянов. Садитесь, пожалуйста. Извините, что побеспокоили, но ваше сообщение нас заинтересовало. Мы вас попросим еще раз рассказать то, что вы сообщили по телефону дежурному.

Стоянов сел на кончик кресла, помолчал с минуту и сказал;

— Право, — не знаю, стоит ли рассказывать. Если б не дети, я б вам и не позвонил.

— Почему же?

— Как же… Нет у меня других дел… Рассказал я им… и они, особенно сын, четырнадцать лет мальчишке, ну просто заел меня: «Сообщи да сообщи… Нужно, — говорит, — обязательно позвонить». Ну я и позвонил…

— И хорошо сделали. А теперь рассказывайте.

Стоянов внимательно посмотрел на Панова, потом перевел взгляд на Ковачева, который молча курил в кресле напротив, внимательно осмотрел большую мраморную чернильницу на бюро, вздохнул и начал говорить. Было похоже, что он, прежде чем войти в кабинет, тщательно продумал все, что скажет.

— Вчера вечером у нас дома, должно быть, около девяти часов раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос спросил: «Восемь, семьдесят девять, семьдесят четыре?» — «Да», — ответил я. «Товарищ Богоев?» Я опять сказал: «Да». Тогда он медленно, словно хотел, чтобы я обязательно запомнил его слова, сказал: «Прага, тринадцать». И повесил трубку. Вот и все. Глупость какая-то. Наверно, зря я вам позвонил…