Свой среди чужих, чужой среди своих - Володарский Эдуард Яковлевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Некоторое время они молчали.
— Где, вы говорите, он теперь? — спросил представитель, подняв на Сарычева глаза.
Сарычев подошел к стене, отдернул занавеску, прикрывающую карту, ткнул пальцем.
— Вот тут. Вместе с частью отряда он продолжает поиски остатков разбитой банды. — Сарычев закрыл карту, вернулся на диван. Сел, концом шарфа начал протирать стекла очков.
— Почему вы его до сих пор не отозвали? — спросил представитель.
— Честно говоря, боялся. Больно уж он осторожен. Я боялся, почует неладное и уйдет. А без него мы потеряем ключи ко всему подпольному центру.
— Логично. — Представитель из Москвы придавил папиросу, встал и подошел к окну. — Ну, что ж... будем брать на месте. — Он повернулся, внимательно посмотрел на Сарычева и спросил: — Ну а с золотом-то как, Василий Антонович?
Сарычев некоторое время молчал опустив голову. Потом поднял глаза, открыто посмотрел на молодого человека и тихо, но твердо сказал:
— Это моя вина, Дмитрий Петрович. Я был инициатором операции... И отвечу перед партией по всем законам нашего трудного времени.
Сапоги глубоко проваливались в моховую подушку, и Егор с трудом вытаскивал ноги. Его шатало от усталости, страшно хотелось пить. На груди Шилова, схваченный ремнями, висел баул, на спине Егор нес ротмистра.
— Правее бери, — советовал ротмистр. — Там потверже.
Шилов не отвечал, дышал хрипло, открыв рот. Кедровые и еловые лапы цеплялись, шуршали по одежде, похрустывали сучья.
Он прошел еще несколько метров, осторожно опустил ротмистра в мох, сбросил баул и сам плюхнулся на землю, тяжело дыша.
— А в сущности, мне теперь наплевать, донесешь ты меня или нет...
— Донесу. А ну покажи ногу.
Шилов размотал окровавленные тряпки, некоторое время угрюмо смотрел.
— Гниет... — проговорил ротмистр. — Дело труба, гангреной пахнет.
Шилов молча встал и пошел в лесную чащу. Лемке повалился на спину, закинул за голову здоровую руку. Что-то сонно бормотали вековые сосны и кедры, далеко вверху голубело небо. Ротмистр, нахмурившись, смотрел в эту бездонную синеву.
Егор скоро вернулся с пучком каких-то листьев, размял их, приложил к ране и снова замотал тряпки.
— По-моему, железная дорога в той стороне. — Лемке показал вправо.
— Нет, там. — Шилов кивнул в противоположную сторону и вновь поднялся.
Ножом он долго срезал молодую тонкую ель. Сыпалась белая влажная щепа, Егор кряхтел, шепотом ругался.
Лемке лежал на спине, говорил задумчиво:
— У матушки было маленькое имение... Пили по вечерам чай на веранде, разговаривали о судьбах России. — Он усмехнулся. — Брат музицировал. Настойку закусывали ветчиной, матушка сама ее коптила. Превосходная была ветчина... А потом брата убили в Галиции, во время брусиловского наступления.
— Когда? — вдруг спросил Шилов.
— В августе пятнадцатого.
— Я там тоже был, — отозвался Шилов. Он перевел дух и снова принялся резать ствол ели.
— Н-да-а... — протянул Лемке. — А потом имение сожгли к черту, библиотеку разграбили. Как тебе это нравится, Шилов? — Лемке повернул голову и посмотрел на Егора.
Тот, навалившись на подрезанный ствол ели, старался сломать его. Раздался сухой треск, и ствол резко переломился. Шилов упал. Лежал, раскинув руки, отдыхал.
— Ты что, Шилов? — встревожился Лемке и приподнялся на локте. — Шилов, что с тобой?
— Ничего, — помолчав, ответил Шилов и поднялся. — Отдохнул маленько...
Он встряхнул ель, подтащил ее к Лемке, сказал с улыбкой:
— Садись, ваше благородие!
Он помог Лемке сесть на еловые лапы, подумал и сказал:
— Ты лучше ложись.
Лемке повиновался. Шилов поставил рядом с ним баул, приказал:
— Держи.
Потом сделал из ремней нечто вроде бурлацкой петли, зацепил за крепкий сук, другой конец перекинул через плечо, поднапрягся и потащил. Лемке усмехнулся:
— Мне только кнута не хватает.
Наклонившись всем корпусом вперед, Шилов медленно передвигал ноги. Все так же сдержанно и могуче дышала тайга, потрескивали, раскачиваясь под ветром, ровные и желтые, будто свечи, стволы сосен.
Лемке смотрел в помутневшее от наплывавших вечерних сумерек небо, молчал.
— Отдохнул бы, Шилов? — тихо сказал Лемке.
Егор не ответил. Все так же шел и шел. Шаг за шагом, метр за метром. Слышалось хриплое, надсадное дыхание.
Желтые хвосты пламени, разбрызгивая искры, метались из стороны в сторону. Тяжелое, черное небо нависло низко над землей. Шилов и Лемке молчали, задумчиво смотрели на костер, слушали, как шумит тайга, как потрескивают и стреляют еловые шишки, и каждый думал о своем. Из далекой таежной чащи донесся тоскливый, хватающий за душу волчий вой.
— Если с голоду не подохнем, так волки сожрут, — спокойно проговорил Лемке. — Сколько у тебя патронов осталось?
Шилов вытащил из-за пояса наган, повернул барабан, ответил:
— Три...
Неожиданно закуковала кукушка — одиноко, протяжно. И вдруг замолчала.
— Кукушка, кукушка, сколько нам жить осталось? — громко спросил Лемке, и таежные чащобы отозвались слабым эхом.
Птица ответила. Она куковала, а Шилов и Лемке шепотом считали. Было видно, как у них шевелятся губы.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку...»
Она прокуковала одиннадцать раз и замолчала.
— Вранье, — сказал Лемке и усмехнулся.
— Ты ото что? — спросил Шилов.
— Про кукушку. — Ротмистр вздохнул, задумчиво уставился в огонь. Он лежал на боку, подперев кулаком голову. — Один бог правду видит... да не скоро скажет. А вы и бога у народа отняли. А как он без бога жить будет, русский-то народ, вы об этом думали?
Шилов не ответил, только усмехнулся.
— Э-э, с кем я беседы беседую! — поморщился Лемке. — Ты хоть грамоте-то обучен?
— Обучен, — опять усмехнулся Шилов.
— Обуче-ен, — передразнил Лемке. — Вы обучены дворцы ломать. Это вы умеете, мастера...
— Новые построим, — нахмурившись, ответил Шилов. — Не хуже ваших.
— Старые-то зачем ломать? — В голосе Лемке прорвалась злость.
— Война, — сказал Шилов. — Тыщу лет народ терпел, а теперь вот прорвалось.
— Прорвалось... — повторил ротмистр. — Жалко, ваша взяла, я б вам показал «прорвалось». Я б вас... — Лемке не договорил, только взмахнул крепко сжатым кулаком.
Шилов смотрел на него молча, словно окаменев.
— Господи-и, — протянул Лемке и повалился на спину. — В святом писании что сказано? Возлюби ближнего своего? Возлюби-и! А мы! Как куропаток, друг дружку стреляем!
— Возлюби, говоришь? — глухо процедил Шилов. — Это за что мне тебя возлюбить, ваше благородие? За то, что с двенадцати лет на руднике вагонетки катал? За то, что никогда сытым себя не помнил? — Шилов говорил медленно, и чувствовалось, как в груди у него закипает злоба. — За то, что мой батя в аварию попал и его с шахты, слепого, выгнали, когда ты настойку ветчиной закусывал и о судьбах России калякал?! За что любить-то? Тут не любить надо, ротмистр! Драться будем! До смерти.
Лемке быстро взглянул в исказившееся злобой лицо Шилова и отвернулся. Улегся поудобнее, закрыл глаза.
Шилов облизнул потрескавшиеся губы, стал смотреть в огонь костра. Подбросил несколько сучьев, переломив их о колено.
Лемке открыл глаза, спросил:
— Ты что, так всю ночь сидеть будешь? Ну и дурак!
Шилов не ответил. Лемке вздохнул и опять закрыл глаза. Вдруг где-то в чащобе снова закуковала кукушка. Егор сидел неподвижно, остановившимся взглядом смотрел в огонь костра.
Утром Шилов набрал полный картуз спелой земляники, принес ротмистру.
— Ешь, — коротко приказал он.
Лемке глянул на крупные ягоды, молча отвернулся.
— Ешь, — повторил Шилов и сунул картуз под нос ротмистру.
— Не хочу! — резко ответил тот. — Отстань.
— Ешь, — повторил Шилов. — Совсем ослабнешь.
— У меня от нее челюсти сводит! Отстань, кому говорю!
Шилов вздохнул, положил в рот горсть ягод. Медленно жевал. Лениво зашуршал по тайге дождь.
