Шутка мертвого капитана - Марвел Питер (мир книг txt) 📗
— Ага, именно это я тебе и предлагаю, — хладнокровно ответствовал Кроуфорд и усмехнулся. — В обмен на твою ничтожную жизнь. Если она тебя, конечно, интересует. Впрочем, ты можешь остаться в памяти этих пропитых джентльменов настоящим героем. О тебе будут рассказывать легенды в портовых кабаках от Маракаибо до Юкатана. Только сразу давай обсудим, как ты хочешь умереть: от ножа Потрошителя или предпочитаешь пеньковую веревку, которую Боб вечно таскает с собой?
Мак-Магон задрожал. Веселый Дик говорил как бы шутя, но глаза его были холодны и жестоки. Выражения лиц остальных окружавших его мужчин тоже не предвещали ничего доброго, а клешня Потрошителя любовно погладила нож.
Мак-Магон махнул рукой и испустил громкий вздох.
— Ладно, Веселый Дик! — сказал он могильным голосом. — Твоя взяла. Я не герой и говорю об этом прямо.
— Ну и отлично! — бодро воскликнул Веселый Дик и хлопнул его по плечу. — Значит, договорились. Подымайся с колен, дружище. Даю слово, что сохраню твою никчемную жизнь.
— А какие у меня гарантии, сэр?
— Одного слова Веселого Дика достаточно, — весело сказал Потрошитель. Поверь, наш капитан — джентльмен и на его слово вполне можно положиться.
Мак-Магон неловко поднялся.
— Так вот. Сейчас ты выйдешь к самой воде и разведешь костерок. Кремень и кресало я тебе дам. Ты будешь дымить и размахивать руками до тех пор, пока с корабля не спустят шлюпку. Когда она подойдет к берегу, ты объяснишь матросам, что в зарослях лежат тяжело раненные товарищи — сам Черный Билли, ну и еще кого сам захочешь назвать. Цель у тебя одна — гребцы должны зайти в заросли. Для этого тебе придется быть очень убедительным. Если матросы не поверят, то хочешь ты этого или не хочешь, а придется тебе все-таки умереть героем… — и Веселый Дик показал на рукоять своего пистолета. — Ты будешь на мушке у меня и моих друзей.
— Я сделаю так, что они поверят, — поспешно сказал Мак-Магон.
— Надеюсь, — кивнул Дик. — Затем, когда гребцы войдут в заросли, мы выпустим их души полетать — конечно, если они добровольно не отдадут нам своих нарядов, — а затем переоденемся в их одежду и отправимся на корабль. Те, кто останется жив, позагорают связанными, те, кому не повезет…
— Что?! — перебил его Робер Амбулен. — Мы должны подняться на корабль, полный пиратов?!
— Вот именно, — сказал Кроуфорд, улыбнувшись французу. — Но для паники нет никакого повода. Тот, кто поднимется на корабль, влезет по забортному трапу или якорному канату, пока сидящие в шлюпке отвлекут внимание вахтенных.
— Вот как? — нахмурился молодой доктор. — И кто же этот счастливчик?
— Конечно, не вы, Амбулен! На борт корабля поднимусь я.
Уильям вспомнил, как однажды Кроуфорд уже проделал это — в ту ночь, когда они взяли испанский галеон.
— Дождемся ночи. Мне нужен помощник. Я возьму тебя, Уильям. Пока вы будете морочить головы вахтенным, мы заберемся на палубу.
— А что на корабле? — спросил Уильям.
— На корабле ты будешь прикрывать меня, — ответил Кроуфорд. — Пока я полезу в крюйт-камеру.
— В крюйт-камеру! — воскликнул Мак-Магон. — Ты хочешь взорвать пороховой погреб, Веселый Дик?!
— Именно это я и хочу сделать, — небрежно подтвердил Кроуфорд. — Порох — это великое изобретение человечества. Китайцы называли его «китайский снег», арабы — «цветок камня Ассос», европейцы — «летающий огонь». Монах Роджер Бэкон в тринадцатом веке упомянул о нем в своей «Эпистоле», зашифровав рецепт получения пороха в анаграмме. Немецкий алхимик Альбертус Магнус уже открыто сообщал о порохе в своем труде «О чудесах мира». Скоро, очень скоро Европа содрогнулась под грохочущим маршем ужасного летающего огня. Без пороха, господа, мы воевали еще более или менее честно: в поединке, в схватке, в сражении все решали ум командира и мужество воина. Теперь… Теперь я роняю искру на серый зернистый порошок и — бах! В одно мгновение я уничтожаю то, что годами, десятилетиями, веками кропотливо творили люди. Будь я хоть последний дурак, закоренелый мерзавец, гнусный дегенерат со слюной, текущей по подбородку, победа будет за мной! Так да здравствует порох, принесший нам долгожданное равенство! Ура, господа!
Кроуфорд сглотнул слюну и рассмеялся.
— Но это еще не все! Я предвижу дивные времена, когда человеческий разум, пришпоренный алчностью и завистью к себе подобным, отменит последние заветы совести! Пушки станут стрелять еще дальше, пистолеты — еще быстрее; мы научимся летать по воздуху и будем швырять на головы наших братьев многотонные ядра! Я хочу — значит, имею право! Свобода, господа, свобода — вот что двигает опьяненным похотью стяжания человечеством! Свобода от милосердия, свобода от любви, свобода от ответственности за этот мир! Апрэ ну лё делюж, не так ли, месье Амбулен? После нас — хоть потоп, господа! — Кроуфорд замолчал и обвел глазами смотревших в землю товарищей. — Да, — сказал он после небольшой паузы, — кажется, я снова погорячился.
— Ну, так теперь ты понимаешь, как тебе повезло? — громко сказал он впавшему в какой-то транс Мак-Магону. Тот очнулся и хлопнул глазами. — Все твои дружки, как Дикий Сэм, отправятся в ад, а ты будешь по-прежнему коптить это синее небо!
— Да, я очень благодарен тебе, Веселый Дик! — с тоской сказал Мак-Магон. — Век за твое здоровье буду молиться.
— Тогда начинай прямо сейчас, — деловито произнес Кроуфорд. — Потому что здоровье мне вскоре очень понадобится.
— Послушайте, Кроуфорд! — вмешался Амбулен. — Когда мы подойдем близко к кораблю, вахтенные поймут, что мы не те, за кого себя выдаем. Полагаю, что нас начнут обстреливать, и, возможно, даже из пушек.
— Очень надеюсь, что так оно и будет, — рассмеялся Кроуфорд. — Чем большее внимание вы к себе привлечете, тем лучше для дела.
— Не забывайте, вам еще будет нужна шлюпка, чтобы вернуться на берег! — проворчал Амбулен.
— А я этого и не отрицаю, — улыбнулся Кроуфорд. — Поэтому постарайтесь сохранить ее в целости и сохранности. Вы ребята ловкие, и вам это удастся, я уверен.
— Меня смущает только одно, — упрямо заявил Амбулен. — На фрегате тоже может найтись пара ловких ребят, которые умеют управляться с фитилем и прибойником. Одного ядра хватит, чтобы обеспечить нам ночное купание с последующим вознесением на небеса.
— Не обольщайтесь, Амбулен! На небеса вас уже никто не возьмет! — сказал Кроуфорд. — Полагаю, что даже дьявол не согласится пустить вас в преисподнюю, опасаясь за нравственность вверенных ему душ. Вы обречены скитаться по земле, как Вечный Жид… Однако хватит! Объявляю привал!
Люди разбрелись по берегу, выискивая местечко поудобнее, Джон Ивлин отправился вместе с Хартом на охоту, а Амбулен под надзором Потрошителя пошел искать съедобные фрукты. После быстрого марша и бурной ночи все страшно устали и мечтали только об одном: набить желудок и завалиться спать.
Пообедав, щедро разбавляя воду из ручья ромом, добытым в том же Гро-Шуане, пираты расположились на отдых.
Уильям и Кроуфорд оказались чуть в стороне от всей компании, и последний из них уже отчаянно зевал. Но Уильяма давно мучил один вопрос.
— Помните, сэр Фрэнсис, однажды, мне кажется, что уже много лет назад, хотя прошло всего два месяца, на борту «Головы Медузы» вы спросили у меня: «Уильям, зачем тебе сокровища?» Я тогда не знал, что ответить. Так вот, сэр Фрэнсис, теперь я хочу спросить у вас: сэр Фрэнсис, зачем вам сокровища?
Они полулежали в тени пальм на теплом песке и смотрели в голубое полуденное небо. Кроуфорд курил серебряную трубку, а Уильям жевал стебель какой-то жесткой травы.
Услышав вопрос Харта, Кроуфорд задумчиво вытащил трубку изо рта и, не поворачивая головы, ответил:
— Видишь ли, Уильям. Когда-то давно я мечтал о них просто потому, что каждый юноша, которому в руки попадает карта острова сокровищ, начинает мечтать, как найдет их и будет ими обладать. Потом я стал желать их, чтобы отомстить. Мне казалось, я лучше Господа исполню закон Божественного правосудия и моя справедливость будет самой справедливой в мире. Еще позже мне пришлось искать их уже безо всякого желания. Да-да, Уильям. Ты еще слишком мало повидал мир, а кто мало видел, много плачет. На свете всегда находится чья-то воля, которая будет посильнее твоей. Король, мерзавец с пистолетом, болезнь, смерть, любовь — мало ли на свете сил, которым сломать человека проще, чем мне выкурить вот эту самую трубку. Да и воля Самого Господа Бога, наконец. Я никогда никому не говорил этого, Уильям, а тебе скажу. Просто потому, что я испытываю к тебе какую-то странную привязанность, может быть и не совсем полезную для тебя. Меня сломали, Уильям. Да-да, Веселого Дика скрутили так, что небо показалось ему с овчинку, а преисподняя уже воняла ему в лицо блевотиной и мертвечиной.