Изгнанники Земли - Лори Андре (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
ГЛАВА X. Затмение Солнца Землею
Пока все способные к такого рода работам временные обитатели Луны были заняты своими хлопотами, Норбер Моони, работавший над этими сооружениями чуть ли не больше всех других, все же находил время для наблюдения различных небесных явлений и, главным образом, изучал выпуклости и неровности Солнца. При этом он успел заметить, что наступает полное затмение Солнца Землею. Он тотчас же сообщил об этом всем своим друзьям, чтобы и они, в свою очередь, могли насладиться этим зрелищем, которое, как он полагал, обещало быть весьма любопытным, вследствие громадных размеров земного шара на Лунном горизонте. Однако и сам он был весьма далек в своих ожиданиях от того удивительного впечатления, какое должно было вызвать это затмение.
Едва только наши наблюдатели затмения, вооружившись черными очками для предохранения зрения и своими неизбежными кислородными респираторами, успели разместиться на эспланаде пика Тэбали, как сближение двух светил началось.
Сначала Земля медленно украсилась золотым серпом, ярко светившимся вокруг ее черного громадного диска, производя впечатление лучезарного ореола. Затем, мало-помалу, по мере того, как Солнце, как бы поглощаемое этим черным диском, начинало скрываться за его спиной, ореол этот разрастался, начинал охватывать всю окружность диска и наконец окружил со всех сторон черный экран, или круглый щит, каким она представлялась теперь для зрителей. Но вот наступило полнейшее затмение Солнца Землею, и явление это вызвало у всех присутствующих невольный жест восторженного изумления.
Вокруг всего огромнейшего диска, равнявшегося, по величине своей величине четырнадцати полных Лун, взятых вместе, в том виде, как мы видим ее с поверхности Земли, сияло и горело бледно-оранжевое сияние, окаймленное багрово-красным кольцом. При этом весь Лунный пейзаж, потонувший в тени, окутался какой-то бурой дымкой, под которой превосходно сливались все отдельные подробности этого пейзажа, а вершины гор и кратеров, малых и больших, освещались нежными фиолетовыми блестками. Это было положительно нечто феерическое, чарующее!
В продолжение нескольких минут наши «изгнанники Земли» оставались как околдованные этим неожиданным восхитительным зрелищем, наслаждаясь этой внезапно преобразившейся на их глазах панорамой Лунного мира, любуясь этой новой картиной с мягкими очертаниями и тонами, очарованные этими переливами тонов, этими световыми эффектами. Но так как затмение должно было продолжаться несколько часов, то, насладившись вдоволь этим зрелищем, они решили было вернуться в круглую залу обсерватории, чтобы там свободно обменяться своими впечатлениями.
Первой мыслью Норбера Моони было снять несколько фотографических снимков с Луны при этом новом освещении, что он уже сделал при обычном дневном освещении еще в первые дни своего пребывания на Луне.
На этот раз получились также довольно интересные и удачные снимки. Гертруде же Керсэн это необычайное зрелище навеяло совершенно другого рода мысль, мысль добрую и сострадательную, какую могло внушить ей только истинно доброе женское сердце.
— Знаете, господин Моони, я хотела бы попросить у вас одной милости!.. Могу ли я надеяться, что вы не откажете мне? — вдруг сказала она, ласково глядя на молодого ученого.
Эти слова даже смутили на мгновение Норбера Моони, но тотчас же оправившись, он отвечал с самой любезной улыбкой:
— Ах, Боже мой, неужели вы думаете, что я могу отказать вам?! Все, чем только могу вам быть приятным, я охотно исполню, обещаю вам это заранее!
— Видите ли, — как-то робко и нерешительно начала девушка, точно все еще опасалась отказа, — я сейчас думала об этих несчастных, заключенных во флигеле, и мне стало жаль, что они не насладятся этим превосходным зрелищем, не увидят этого редкого явления природы. Мне кажется, что им и без того тяжело сознавать себя заброшенными на Луну и при этом ничего не знать и не видеть, что вокруг них творится и происходит, не видеть и не знать всех тех чудес, какими нас утешает Луна в нашем изгнании. Нельзя ли как-нибудь дать и им взглянуть на это затмение? Вот о чем я хотела вас просить!
— Ничего не может быть легче, — учтиво отвечал молодой астроном, — вы знаете, конечно, что Виржиль ежедневно два раза выпускает их на прогулку на большую круговую дорогу: он может сейчас пойти и выпустить их погулять!
— Нет, господин Моони, уж если дать им это утешение, то дать его сполна и позволить им прийти на эспланаду: на большой круговой дороге они ничего не увидят вы сами знаете!
— Прекрасно, пусть их приведут на эспланаду, раз вы того желаете! — сказал Норбер Моони. — Виржиль, — обратился он к своему верному слуге, — ты слышал? Поди же и сделай, как желает мадемуазель Керсэн!
Виржиль утвердительно кивнул головой и пошел исполнять приказание своего господина.
В этот момент глаза молодого ученого случайно встретились с глазами Каддура, который помогал ему при фотографировании, и при виде выражения его глаз он положительно не мог не содрогнуться: до того оно» дышало непримиримой злобой, враждой и ненавистью, доходившей до какого-то зверски кровожадного чувства, производившего прямо отталкивающее впечатление.
— Что это значит? — спросил тут же Норбер Моони. — Неужели вам кажется странным желание выказать некоторую гуманность по отношению к людям, действительно, не заслуживающим ни малейшего уважения, но все же несчастным?!.
— Несчастным!.. Вы говорите, несчастным?! Вы называете несчастными этих мерзавцев, этих негодяев, этих извергов! — буквально зарычал Каддур, не будучи более в силах сдерживать бушевавшие в нем страсти. — Вы называете их несчастными, потому что они находятся под арестом в своей же квартире, окруженные всеми удобствами, где их кормят, как царей, где они занимаются самыми приятными и нетрудными работами, полируют, чистят, смазывают!.. И этого всего еще мало для них!., им еще нужны развлечения! Зрелища!.. А будь только моя воля, я дал бы им таких зрелищ, что у них волосы стали бы дыбом на голове! Я дал бы им и помещение, и лакомые блюда, и ежедневные прогулки по большой круговой дороге!.. Да! под ударами хлыста!.. Да, раскаленное железо на язык вместо прекрасных английских бисквитов! Да, бочку с кипящей смолой — вместо помещения!.. Да!
— Каддур! как можете вы говорить такие вещи в присутствии мадемуазель Керсэн? как можете даже в мыслях иметь подобные отвратительные вещи? Неужели же вы стали совсем чужды всякому человеческому чувству?.. Неужели вы хотите нас заставить думать, что вы какой-то дикий австралиец, какой-то папуас, а не француз, как вы уверяли нас! — укоризненно проговорил астроном.
— О, господин Моони, если бы эти негодяи заставили вас выстрадать хоть десятую долю, хоть сотую того, что выстрадал из-за них я, то вряд ли бы вам пришла мысль доставлять им какие-либо развлечения!..
— О, я не спорю! Вероятно, мне в таком случае не пришло бы ничего подобного в голову, но это еще не достаточная причина, чтобы вы не могли допустить подобной мысли и ни в ком другом, ни во мне, ни в мадемуазель Керсэн. Помните одно, что справедливость отнюдь не есть и не должна быть мщением! Ее задача только воспрепятствовать и помешать, в пределах возможного, злодею делать зло и вредить другим, но отнюдь не присваивать себе права причинять виновному напрасные, бесполезные страдания. Эти отвратительные кары, о которых вы сейчас говорили, приличны разве только какому-нибудь дикарю-людоеду, но человек, вкусивший плодов цивилизации, человек образованный, ученый, как вы, должен встать выше этих зверских, кровожадных инстинктов и понять, что одна из важнейших его обязанностей заключается в том, чтобы не подражать зверским приемам тех, кто сделал ему больше всего вреда!
— Да, но в таком случае вся выгода останется на стороне негодяев, а пострадавший будет в роли дурака! — воскликнул Каддур.
