Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Твен Марк (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Мне было очень неприятно слушать, как Джим поверял мне свои подлые, преступные замыслы; моя совесть возмущалась сильнее, чем когда-либо, и под конец я решился ее успокоить, объявив ей: «Ну, ладно! Время еще не ушло! Как только увижу огонек, я сойду на берег и подам заявление». Приняв такое решение, я почувствовал себя довольным, счастливым и легким, как перышко. Все мои душевные муки рассеялись. Я начал пристально всматриваться, с нетерпением ожидая увидеть на берегу огонек. На сердце у меня что-то словно пело от радости. Желанный огонек наконец показался. Джим вскочил и воскликнул нараспев:
— Мы спасены, Гек! Мы спасены! Прыгайте и пляшите! Мы наконец попали в благословенный город Каир! Я его узнаю своим сердцем!
Я возразил негру:
— Ладно! Я съезжу в челноке на берег и посмотрю. Может случиться, Джим, что это еще не Каир!
Негр поспешно приготовил для меня челнок, положил на дно свое старое пальто, чтобы мне мягче было сидеть, и подал мне весло. Пока я отчаливал от плота, он сказал:
— Теперь я уже скоро буду на воле! То-то буду я кричать от радости и говорить, что я всем обязан Геку! Я свободный человек, но никогда не попал бы на свободу, если бы Гек мне не пособил! Геку обязан я всем! Джим никогда не забудет вас, Гек! Вы лучший друг, имевшийся когда-либо у Джима, и даже единственный друг, которого Джим имеет теперь!
Я усердно работал веслами, спеша подать заявление о беглом негре, но при этих словах бодрость духа мгновенно меня покинула. Я начал грести уже гораздо медленнее и не знал хорошенько: радуюсь ли случаю выполнить принятое мною решение или не радуюсь? Я уже отплыл шагов с пятьдесят, когда Джим присовокупил:
— Да благословит Бог дорогого моего, честного Гека, единственного белого джентльмена, который сдержал обещание, данное старику Джиму!
От этих слов мне чуть не сделалось дурно. Тем не менее я сказал самому себе: «Надо поступить по совести. Это неизбежно и необходимо!» Как раз в это мгновение отплыла от берега лодка, на которой сидело двое молодцов с ружьями в руках; подойдя к моему челну, они остановились; я тоже перестал грести. Один из них спросил:
— Что там такое?
— Плот, — отвечал я.
— Вы сами с него?
— Да, сударь!
— Есть там еще кто-нибудь?
— Всего один человек, сударь.
— Сегодня ночью сбежало пять негров с плантации, что на противоположном берегу, немного повыше рощи, при входе в эту бухту. Человек, что у вас на плоту, белый или негр?
Я хотел немедленно же ответить, но оказался не в силах. Язык у меня, как говорится, прилип к гор тани, и я не мог выговорить ни слова. В продолжение секунды или двух я делал попытку собраться с духом и выполнить решение, принятое на плоту, но у меня не хватило на это нравственного мужества. Я оказался в последнее мгновенье трусливее и застенчивее вся кого зайца. Сознавая свое слабодушие, я перестал даже бороться с самим собой и ответил:
— Да, белый!
— Думаю, что нам все-таки не мешает съездить самим на плот и взглянуть на него хоть мельком!
— Ах, как вы меня обрадовали! Там ведь мой папаша, и я надеюсь, что вы поможете мне подтащить плот к берегу, где виднеется огонек. Он лежит там в шалаше, больной, вместе с мамашей и Марианной, которая тоже расхворалась!
— Ах, черт возьми! Нам некогда тратить время даром. Думаю, однако, что все-таки следует пособить твоему отцу. Ну-ка, возьмись хорошенько за весла, и поплывем туда скорее.
И я, и оба молодца в лодке принялись усердно работать веслами. Помолчав с минуту, я добавил:
— Смею уверить, что папаша будет вам очень благодарен! Решительно все, у кого я просил помощи, чтобы подтянуть плот к берегу, сейчас же спешили уйти от меня подальше, а у меня самого не хватает сил тащить на буксире такую махину.
— А ведь это выходит адски подлая штука! Стран но, очень странно! Скажи-ка, голубчик, чем именно болен твой отец?
— Он болен… Как бы вам сказать… Ну, да это ничего, так, пустячная болезнь!
Люди перестали грести, хотя до плота оставалось теперь не очень далеко. Один из молодцов сказал:
— Мальчик, ты лжешь! Что именно с твоим отцом? Отвечай прямо и откровенно! Тебе же будет лучше.
— Я, сударь, скажу вам сущую правду, но только, пожалуйста, не покидайте нас без помощи! Вот что, джентльмены! Вы могли бы проплыть вперед, а я бросил бы вам тогда с носа причал. В таком случае вам не пришлось бы даже близко подходить к плоту и вы не подверглись бы никакой опасности.
— Дай лодке задний ход, Джон! Дай ей задний ход! — вскричал мой собеседник. Лодка немедленно же отпрянула назад на несколько саженей. — Держись от нас подальше, мальчик! Отплыви лучше на подветренную сторону! Черт возьми! Чего доброго, ветер нанесет на нас заразу! У твоего отца, наверное, оспа, и ты знаешь это как нельзя лучше. Отчего ты не сказал нам этого прямо, сразу? Неужели ты хочешь, чтобы зараза распространилась по всей окрестности?
— Что же прикажете делать? — возразил я, захлебываясь от рыданий. — До сих пор я говорил всем чистую правду, но из этого ничего не вышло! Все немедленно же бежали от нас, как от зачумленных, и оставляли нас без всякой помощи.
— Бедняга! Положим, что ты отчасти прав! Нам вас всех очень жаль, но, черт возьми, мы все-таки не хотим заразиться оспой. Послушай, что я тебе скажу: лучше и не пытайся сам подводить плот к берегу, потому что, чего доброго, поломаешь и свой челнок, и плот. Советую тебе спуститься еще миль на двадцать вниз по течению до маленького города на левом берегу реки. Солнце к тому времени давно уже взойдет, и когда ты будешь просить помощи, прямо так и скажи, что у вас на плоту не все обстоит благополучно и что больных сильно лихорадит. Рассказывать прямо, что у вас оспа, положим, и незачем, но все-таки надо, чтобы люди, которые станут вам подсоблять, держались немного поосторожнее. Мы подаем тебе добрый совет, а ты со своей стороны будь добрым мальчиком и уведи плот миль на двадцать отсюда пониже. Не было бы ни малейшего толка приставать с ним возле огонька. Там просто-напросто лесной двор. Послушай! Отец твой, разумеется, беден, и ему, очевидно, приходится теперь плохо. Вот, смотри! Я положу золотую монету в двадцать долларов на эту доску. Когда она к тебе подплывет, возьми эти деньги. Мне очень совестно оставлять вас без помощи, но, клянусь Богом, я не смею шутить с такою болезнью, как оспа! Счастливого пути тебе, мальчик!
— Обожди минутку, Паркер! — сказал товарищ. — Вот и от меня двадцать долларов! Положи их на доску. Прощай, мальчуган! Сделай так, как посоветовал тебе мистер Паркер, и у тебя не будет повода в этом раскаяться!
— Прощай! Счастливого пути, милейший мой мальчик! — крикнул мне вдогонку мистер Паркер. — Если увидишь где-нибудь беглых негров, кликни к себе на помощь и распорядись их изловить. Ты можешь заработать себе на этом порядочные деньги!
— Прощайте, сударь, — сказал я. — Положитесь на то, что я не дам спуску ни одному беглому негру!
Они поспешно поплыли назад к берегу, а я вернулся на плот, чувствуя себя до чрезвычайности сквер но. Меня мучило сознание, что я совершил дурной поступок и что мне не стоит даже думать об исправлении. Человек, который с малолетства не приучен поступать хорошо, непременно свихнется при первом же случае, когда у него не будет надлежащей под держки, которая помогла бы ему устоять от искушения. Подумав еще с минутку, я сказал самому себе: «Посмотрим, однако, что вышло бы, если б я поступил по совести и выдал Джима? Стал бы я себя чувство вать лучше, чем теперь? Нет, — отвечал я себе самому. Я чувствовал бы себя скверно, — так же скверно, как и в настоящую минуту. К чему же тогда поступать по совести, когда человеку это противно, между тем как поступать против совести не доставляет ему никакого удовольствия, а в обоих случаях совесть будет мучить его одинаково? Я чувствовал себя совершенно сбитым с толку и не мог найти удовлетворительного ответа на этот вопрос, а потому решил, что не стану ломать себе голову из-за такой чепухи и всегда стану посту пать так, как будет казаться в данную минуту приятнее лично для меня самого.