Владетель Ниффльхейма (СИ) - Демина Карина (мир книг .TXT) 📗
Каждый охотник желает знать…
Алекс не желал и не знал, что привело его на край мертвой радуги. В одной его руке был молот, во второй — рог из чистого золота.
Скоро уже.
Что скоро?
Рука поднесла рог к губам, и воздух разорвало криком. Сотни и тысячи голосов ударили в низкое небо, чтобы разбиться и упасть в пропасть. Но упрямые, они карабкались вверх, цеплялись искореженными руками, чтобы снова сорваться. Тени заполняли бездну. И бездна задыхалась.
Мост вибрировал. Птицей летел восьминогий конь, но седло было пусто. Взлетали и опадали стремена, ударяясь в конские бока с каким-то особым мерзким хлюпаньем.
Алекс поднял молот.
Земля внизу пылала. Рушились горы. И тьма давила их остатки, заливая забитую живыми тенями бездну огненными слезами.
Ближе!
Пена срывалась с конской морды, плавила мост. В шалых глазах плясали отблески. Кричал восьминогий.
Описав дугу, молот высек кость из кости, разломал радугу.
И вот тут Алекс потерялся, проснулся, подумал, что сон странный, а дома жарко. Вечно Аллочка кондиционеры отключает. Вычитала в идиотском своем журнальчике, будто они во вред, и теперь всячески с вредом борется.
И одеяла ее из ягнячьей шерсти — глупость.
Но потом Алекс увидел, что одеяло не вязаное, а меховое, сшитое из плотных серых шкур. Шерсть на них торчала остями, а вот подшерсток был густым, войлочным. От него-то и жарко лежалось. Молот и тот вспотел до скользоты. Алекс не удержался, провел пальцами по квадратному обуху. Противовесом ему служил отросток, чем-то напоминающий вороний клюв. Металл отозвался на прикосновение гулом, которого — Алекс был совершенно уверен — не слышит никто.
Мьёлльнир. Сокрушитель.
— Эй, Алекс — засоня! Алексу хватит валяться! — громоподобный голос не оставил шанса притвориться спящим.
А в следующий миг Алекса попросту подняли вместе с одеялом и подбросили. Он кувыркнулся, пытаясь упасть на ноги, и когда вышло — вскочил, замахиваясь молотом. Но огромная рука просто ухватила его за шиворот и тряхнула так, что зубы клацнули.
— Горазд Алекс спать, — сказали с упреком. — И с молотом-то он не аккуратный. Молотом, чтобы убить, бьют. Убивают врагов. Бьорн Алексу не враг.
Человек, говоривший это, был высок. Наверное, выше отца. Светловолосая косматая голова касалось потолка, и человеку приходилось наклоняться. При этом лапы медвежьей шкуры, что лежала на плечах его, тоже наклонялись и длинные когти, выкрашенные алым, тянулись к полу. Алекс смотрел на эти когти и еще на ноги незнакомца — босые, но выше щиколотки обмотанные полосками меха.
— Бьорн, отойди. Ты пугаешь мальчика, — рядом с этим человеком Ульдра выглядела хрупкой, как тростиночка, хотя прежде никакой такой хрупкости Алекс в ней не заметил.
— Я не боюсь, — хриплым спросонья голосом ответил Алекс и покрепче сжал рукоять молота.
С Мьёлльниром точно не страшно.
— И правильно. Алекс не боится Бьорна!
— Все равно прекрати, — она посмотрела на Бьорна так, как Аллочка никогда не смотрела на отца, и Алексу стало стыдно, а еще завидно.
Наверное, Бьорн никогда бы не оставил своего сына наедине с тенью.
Глупая мысль.
— Иди за стол, — сказала Ульдра. — Вам всем надо хорошенько поесть.
Стол стоял тут же. И не стол вовсе — гладкий камень, на камни положенный. Вдоль стола — лавки вытянулись. Джек сидит у стены, вжался в угол. Крышкина-Покрышкина к нему наклонилась, шепчет чего-то и на Алекса поглядывает. Рассказывает? Не хватало, чтобы она этому уроду протрепалась.
Нет, конечно, у Алекса нет секретов. Но неприятно и все.
Он нарочно сел на другую лавку, чтобы не рядом с ними. Молот на колени положил. Сидеть неудобно, зато Мьёлльнир под рукой.
— Мьёлльнир, — шепотом повторил Алекс, обкатывая имя на вкус. — Мьёлль-нир…
— Сокрушитель, — Бьорн садился не на лавку — на дубовую колоду, но и та затрещала под весом. — Бьорн знает. Бьорн помнит старые песни. Мьёлльнир сделали цверги, когда еще помнили, как делать чудесные вещи. И отдали асам, потому как звали их судить спор. Но асы судили не честно. Они признали умение цвергов, но заклад не отдали.
— А что было закладом?
Руки у Бьорна поросли коричневым кучерявым волосом, за которым виднелась смуглая кожа. Кривыми швами на ней проступали вены.
— Голова злоязыкого Локки. Асы не позволили убить аса. И цверги ушли в горы, чтобы не иметь больше дела с теми, кто не держит слово. Вранье — это гниль, которая точит корни Великого Ясеня.
— Ты сегодня разговорчив.
Закатав рукава, Ульдра вытащила из огня котелок и поставила его на ладонь. Она шла вдоль стола и наполняла костяные миски душистым варевом. Запах от него шел одуряющий. Будь варево чуточку менее горячим — Алекс пил бы прямо из миски. Бьорн и пил, поднимая посудину обеими руками. Глотал шумно и после каждого глотка отфыркивался.
Аллочка не потерпела бы за столом подобного поведения. Вечно она на отца ворчала. И на Алекса тоже. И вообще обеды заканчивались или отцовским криком, или Аллочкиными слезами. Или молчанием, которое хуже всего было.
А здесь все иначе.
Разве сложно было сделать, чтобы вот как здесь?
— Кушай, — пальцы Ульдры коснулись макушки, и ком в груди растаял.
Нету тут ни Аллочки, ни отца, только Ульдра, Бьорн, пальцами подбирающий с тарелки куски рыбы, и Джек с Крышкиной.
— А Советница где? — спросил Алекс.
— Ушла.
— Куда?
Ульдра отвернулась и сказала быстро, как будто опасалась, что Алекс и дальше будет спрашивать:
— Вы еще встретитесь. Тогда и спросишь.
Только вряд ли Алексу ответят. Ну да он привык. Отец никогда не отвечал, он вообще слишком занят для вопросов. Аллочку же спрашивать бесполезно. У нее в голове — лапша глянцевая со шпинатом, кондиционерами и одеялами из ягнячьей шерсти.
— Алекс много думает. Алекс пусть лучше ест. Все едят.
Крышкина вот кушает аккуратно. Она долго дует на каждую ложку, потом складывает губы трубочкой и втягивает суп. Как это у нее получается без хлюпанья? А Джек локти на стол поставил, сгорбился весь, миску закрывая, и работает ложкой быстро. Боится, что заберут?
На столе тем временем возникло блюдо с печеной рыбой.
— Море дичится, — Бьорн потер щеку, оставляя на коже жирный след. — Бьорн до Соленого зуба дошел. И назад. Совсем дичится. Но Бьорн косатку видел. Бьорн завтра возьмет свои копья и пойдет на косатку. Бьорну надоело мелочь ловить.
Он указал на рыбин, каждая из которых была с Алексову руку длиной.
— Косатку? — Джек, ухватив рыбину, вытянул в свою миску. Он пальцами разодрал тонкую кожу и принялся растирать крохкое мясо. Кости рыбьи он выкладывал на стол, а пальцы постоянно облизывал.
— Ага.
— Бьорн — хороший ловец, — сказала Ульдра, выставляя костяные чаши с белым напитком. Молоко? От прошлого молока Алекса вырубило, небось, подсыпали чего-то. Но он не в обиде.
Как можно на Ульдру обижаться?
— Никак, — Бьорн подмигнул и, наклонившись, прошептал: — Алекс громко думает. Бьорн слышит. А случилось все так. В начале времен не было ничего, ни неба, ни земли, ни какого иного мира. А была чёрная бездна. Называлась она Гинунгагап. К северу от неё лежал Ниффльхейм, а к югу — Муспелльхейм. Но однажды в Ниффльхейме раскололся камень, и с ним треснула жила Хвергельмира, горячего ключа, и родила двенадцать потоков. Двенадцать это больше, чем вот…
Бьорн растопырил пальцы на руках.
— Родник растопил ледяные глыбы и понес их к землям огня. А когда лед подошел совсем близко, то искры обожгли его. А из ожогов появились великан Имир и волшебная корова Аудумла. Великан был мал… меньше Бьорна, а Бьорн так и вовсе в роду последок, заморыш. Бьорна матушка тюленьей печенкой выхаживала, да все одно…
Он говорил, не прекращая есть. Рыбу Бьорн разламывал пополам, а куски заталкивал в рот. Со словами летела слюна и кусочки рыбьего мяса.
Аллочка точно в аут ушла бы.
— Но не о великане речь, а о том, что без молока Аудумлы он бы не вырос.
