Тайна реки Семужьей - Кубанский Георгий (версия книг TXT) 📗
— Здесь они поднялись наверх, — подсказал Федя.
— Посмотрим, — сдержанно ответил Прохор Петрович.
Белая стрела спутала все его расчеты, вызвала самые противоречивые мысли. Если Фединых друзей действительно ведут силой (а в этом Прохор Петрович больше не сомневался), то как могли, они оставить за собой такой заметный след? А вдруг это ложный след и он уведет в сторону от цели? Но как проверить это? Если б найти какую-нибудь вещь, оброненную новоселами, тогда он пустит по следу Тола…
Прохор Петрович внимательно осмотрел крутой спуск.
— Сапоги-то у ваших какие? — спросил он. — Кирзовые?
— Кирзовые, — подтвердил Федя.
— Стало быть, на резине?
— На резине.
Теперь и Федя заметил на гладком камне едва приметные темные полоски — следы резиновых подошв.
Помогая друг другу, карабкались они по скользкому камню. У крутого взгорбка промоина раздвоилась. Постепенно расширяясь, она поднималась в гору и вдалеке сливалась со склоном. Второй рукав ее обогнул взгорбок и опустился на карниз, где трепетал по ветру привязанный к одинокому кустику длинный белый лоскут.
— Выходит, они обратно спустились, — подумал вслух Прохор Петрович?
Он начал теряться в догадках. Люди, уводившие на север новоселов, определенно путали следы за собой. И в то же время вели себя как слепые. Трудно было понять, как ухитряются задержанные на глазах у конвоиров оставлять за собой столь явные следы.
— Нет! — Прохор Петрович энергично качнул головой, будто с ним кто-то спорил. — Дорога здесь одна: вокруг горы, на которой мы стоим, — в сторону Дикого Берега. Пойдем-ка туда прямиком, через гору. Зачем нам терять время!
— А если они свернут влево? — Федя показал на острую скалу, разрезавшую долину надвое.
— Левее выхода нет, — ответил Прохор Петрович. — Там котел. Болото! — И повторил: — Дорога одна — направо.
— К Дурному месту, — мрачно добавил молчавший все время старый Каллуст. — К Чан Рушла.
— Возвращайся к оленям, — недовольно бродил Прохор Петрович, не глядя на подавленного суеверным страхом старика. — Уходи!
— Уходи! — Старый Каллуст хотел засмеяться, но усмешка не получилась, и он только беспомощно скривил морщинистое обветренное лицо. — Ты говоришь, пусти нас помирать, а сам ступай обратно в куваксу и спи на мягких шкурах. Разве я засну, если буду знать, что пустил вас на смерть?.. Хуже чем на смерть! К Чан Рушла! Нет, Прохор! Старый Каллуст не трус. Смерти я не боюсь. Хватит! Походил по земле. Можно идти туда… — Он поднял палец и показал куда-то наверх. — Но я не хочу, чтобы люди плевали на мою могилу и говорили: он послал на погибель людей, а сам бежал.
— Уходи, Каллуст! — В голосе Прохора Петровича послышалось раздражение. — Уходи, никто тебя не заставляет идти с нами.
— Вместе мы вышли из куваксы, вместе и пойдем туда, — показал вперед старый Каллуст.
В его словах «пойдем туда» прозвучала такая безысходность, готовность к неизбежному и страшному концу, что Прохор Петрович молча повернулся и с какой-то мрачной решимостью стал подниматься в гору.
Перебираясь со складки на складку, они перевалили через гребень и стали спускаться по усеянному камнями пологому скату. Под ними небрежно брошенной серой лентой вилось врезавшееся в горы неширокое русло; кое-где из камней несмело пробивался на свет и снова прятался небольшой ручей.
Недалеко от ручья Прохор Петрович остановился. Прикрывая глаза от солнца сложенной козырьком ладонью, он пристально всмотрелся вдаль. На густой елке — стройной, с плотно сбившимися темно-зелеными ветвями, похожий на обелиск, — вился по ветерку длинный белый лоскут.
Прохор Петрович со своими спутниками спустился к елке. Осматривая лоскут, Федя заметил на обоих концах его лопнувшие по шву нитки — узкая полоска материи была оторвана от полы рубашки. Федя обернул ее вокруг себя — хватило немногим больше чем наполовину.
— Петька идет за ними, — догадался Федя.
Прохор Петрович осмотрел лоскут и подтвердил:
— Рубашка мальчиковая.
Для него это было важным открытием. Тайна откровенных следов раскрылась. Угасли и теплившиеся остатки веры в непогрешимость людей в милицейских фуражках…
Дальше они уверенно шли по руслу, пока не остановились у выкладки из ивовых прутьев. Острие ее показывало в сторону от русла, на беспорядочное нагромождение крупных камней. За ними высилась скала с крутым обрывом, стиснутая с обеих сторон округлыми утесами — на Мурмане их называют «бараньими лбами».
Прохор Петрович свернул в сторону, куда показывал новый знак. За ним пробирались между крупными камнями и его спутники. Еще издали они увидели знакомую, жирно вычерченную мелом стрелу. Острие ее было направлено на вершину отвесной скалы. Вторая стрела поменьше и потусклее, будто не хватило мела, показывала куда-то влево.
Прохор Петрович с Федей внимательно осмотрели обрыв. На сером крупнозернистом граните четко выделялись уже знакомые темные полоски — следы резиновых подошв.
— По веревке поднимались, — не раздумывая, определил Прохор Петрович.
Вскарабкаться на обрыв — нечего было и думать. Пришлось свернуть влево, куда показывала вторая стрела, поменьше. Пройти пришлось совсем немного. Там, где скала вплотную прижалась к утесу, оставалась узкая и отвесная щель.
— Неужели нельзя было пройти иначе? — пожал плечами Федя.
— Бывает, что человек не хочет идти дорогой, обходит ее тундрой, — уклонился от прямого ответа Прохор Петрович. — Всякое бывает.
Он постоял в раздумье и обернулся к старому Каллусту.
— С собакой тут никак не подняться, — сказал он. — Ступай-ка ты по руслу до первых кустов. Подожди нас там. Если наверху найдем что интересное — поищем, как пройти туда тебе и Толу.
Старый Каллуст скорбно посмотрел на своих спутников и побрел к руслу с видом человека, который сделал все, чтобы остановить неразумных товарищей от гибельного шага. За ним, опустив хвост, тянулся притихший Тол.
Прохор Петрович проводил их долгим взглядом и облегченно вздохнул.
— Давай, Федя! — воскликнул он. — Да не сорвись. Упадешь тут — целой косточки черту на зуб не останется.
Прохор Петрович первым ухватился за острый выступ, уперся ногой в удобный бугорок на другой стороне щели, подтянулся на руках…
Они карабкались вверх, хватаясь за выступающие камни и редкие кусты. Каждый метр давался им ценой громадных усилий. Скоро ногти на руках были обломаны до крови. Мокрые от пота рубашки неприятно липли к телу, сковывали движения…
Щель кончилась. Дальше пошел крутой подъем, поросший редкими мелкими березками. За скалой скат стал более пологим. Деревца там пошли рослее, чаще. Скоро они сомкнулись в густой лесок.
— Постой-ка! — Прохор Петрович придержал рукой Федю и приподнялся на носках. — Вроде… костер. Правильно! Костер.
Федя всмотрелся и — почувствовал, как по спине у него забегали горячие мурашки. За зеленью дрожал на солнце еле приметный редкий дымок.
Старательно пригибаясь и бесшумно раздвигая перед собой густую прохладную листву, Прохор Петрович и Федя миновали заросли. На опушке они остановились, осторожно выглянули из зелени.
На покрытой мхом площадке догорал костер. Возле костра сидел человек в милицейской фуражке. Федя сразу узнал его по широкой спине и приподнятым плотным плечам.
— Он! — Федя крепко сжал локоть Прохора Петровича и, еле сдерживая досаду, добавил: — Один!
— Я пойду к нему, — тихо произнес Прохор Петрович.
— Вместе пойдем! — горячо зашептал Федя.
— Нельзя вместе, — остановил его Прохор Петрович. — Тебя он знает. А я… пастух. Скажу, ищу беглых олешков.
Глава двадцатая
У ГАСНУЩЕГО КОСТРА
Прохор Петрович вышел из зарослей и подошел к Сазонову. Поздоровался. Сазонов подтолкнул носком сапога обгоревшую ветку к углям, подернутым серой дрожащей пленкой пепла, и бросил:
— Здорово!
— Откуда идете? — спросил Прохор Петрович, присаживаясь к костру.
