Шутка мертвого капитана - Марвел Питер (мир книг txt) 📗
— Слова я дать не могу, Веселый Дик, — понурился Джо Янг. — Корабль большой, и за всех я не поручусь. Но лично я трезвых не видел. Кто мне попадался — или вповалку лежал, или к бочонку прикладывался. Конечно, жара спала, может, к ночи кто-то и очухался. А ты что задумал, Веселый Дик? Всех наших ребят извести хочешь? А ведь это нехорошо — мы же зла тебе не желали.
— Я вам тоже зла не желаю, — сказал, отворачиваясь, Кроуфорд. — Только мне Черный Билл на Эспаньоле со шхуной и экипажем не нужен. В этом все и дело. На душе у меня неспокойно, когда я про вашу «Ласточку» думаю. А тебе, вместо того чтобы мне мораль читать, пора бы выбрать. Будешь служить Пастору или ко мне пойдешь?
— У Черного Билла, надо понимать, пробоина ниже ватерлинии? — задумчиво заметил Джо Янг. — А с такой штукой никто далеко не уплывет. Значит, выбор один — на твой галс ложиться, Веселый Дик. Так что считай, свою закорючку я под контрактом черкнул!
— Жаль, нет пера и бумаги, — ухмыльнулся Кроуфорд. — Так что пока у нас все на словах. Но ведь слово джентльмена крепче каната. Договорились, значит. Тогда, ребята, вперед, за дело!
Харт участия в беседе не принимал. Сложив руки на груди, Уильям стоял поодаль и размышлял о том, что какое-то гнетущее предчувствие давит ему на сердце, только он никак не может понять, что это. Он стоял и, не слыша торга с пленником, все копался в себе и наконец сообразил, что ему так не нравится. Он понял, что угнетает его, как ни странно, поведение именно сэра Фрэнсиса, а не Потрошителя или, например, Амбулена.
В какой-то момент его осенило, и он понял, что, кажется, разгадал, откуда у Кроуфорда такая странная власть над людьми.
Сначала Господь Бог даровал людям свободу. Люди утратили ее, пожелав узнать, что такое не только добро, но и зло. Но зло оказалось сильнее добра — потому что добрый поступок связан с умалением себя, а злой — с уничтожением другого. Тогда Бог выкупил их дорогой ценой из рабства собственных страстей и иллюзий. Он пришел и восстановил поврежденную природу человека. Даровал новую, совершенную свободу — свободу от необходимости делать зло. Но Бог снова оставил людям выбор — делать зло во имя себя или творить добро во имя любви. Но для многих этот выбор оказался слишком тяжел и неприятен. Ведь за любой поступок нужно отвечать; каждый раз нужно думать, как поступить. Но некоторые из людей научились с открытым забралом смотреть выбору в лицо. Таких людей, неважно, были они злы или добры, люди потрусливее называли сильными личностями, лидерами и говорили, что у них есть харизма — сила или благодать, мало задумываясь о том, что истинная харизма тоже дар Божий, посему зла в ней нет.
И тогда слабые люди начали, может даже не думая об этом так прямо, приходить к сильным и говорить: «Возьми на себя мой выбор, а взамен скажи мне, что я счастлив и прав». Так псы приползают к самому сильному кобелю и, припадая на передние лапы, виляют хвостом, подтверждая право вожака решать судьбу стаи. Сильные люди, лидеры приняли на себя бремя чужого выбора, а взамен потребовали, может быть тоже не понимая этого так прямо, полной зависимости от их воли и полного согласия на все, что они предложат. Так из века в век происходит сделка между людьми: слабые отдают сильному право решать за них, теряя только самих себя. Но человек свободен, и стоит однажды почувствовать это, ощутить, что истинная свобода — это свобода от желания делать зло и любить только себя, как ты снова станешь самим собой. Пираты сами отдавали Кроуфорду власть над своими жизнями. А Кроуфорд брал и не отдавал. Кроуфорд хотел играть только свои пьесы. И поэтому первыми гибли те, кто шел ему наперекор.
Уильям сделал шаг назад и снова взглянул на разыгрывающуюся перед ним сцену. В усилившемся ветре пламя металось на ветках и рвалось в небо, странные тени плясали на лицах людей, высвечивая в них то страх, то жадность, то гордость, то тоску. Не было в них лишь милосердия и сочувствия: души их были крепко заперты изнутри. «Как вампиры, — прошептал Харт, и ему стало противно. — Будто и не живут сами, а все проигрывают, проматывают чужие жизни. Не свои. А своих-то давно и нету. Они умерли, — вдруг догадался он. — Они умерли и из всех еще живых хотят понаделать таких же мертвецов. Вот откуда берутся живые мертвецы: они отдают в залог свои жизни, чтобы самим ни за что не отвечать. Чтобы не быть жертвами, не мучиться, не страдать. Они все бегут от страданий, а ведь не страдает один только труп».
— Страдание — всегда зло, — вдруг сказал он вслух. — Но, заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
— Что? Что ты сказал?
Харт вздрогнул и увидел рядом с собой Амбулена. Он посмотрел ему в глаза и повторил:
— Заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
— Но ведь злу надо сопротивляться силой? — вскричал Амбулен.
— Безусловно. Но только настоящему злу.
— Это как? — спросил Амбулен, и губы его сложились в ту самую улыбку, которую столетие спустя назовут иезуитской.
— Это значит, что все, что мешает моим страстям, злом не является. Не зло те испанцы, на чей галеон мы напали. Не зло женщина, которую я хочу, но которой не нравлюсь. Не зло, что у кого-то денег и славы больше, чем у меня. Зло, это мы. Насильники, воры и убийцы. Те, кто вечно жаждет больше, чем у него есть. Кто всегда меряет себя с другими. Кто хочет власти, кому нужны рабы и подхалимы. Кто не заснет, пока не добьется своего, а свое — это ненасытное желание иметь. Иметь, а не быть.
— Браво оксфордской школе философии! — с иронией сказал Робер, но в глазах его мелькнуло выражение странной обреченности. — Значит, бунт?
— Я не могу предать Веселого Дика. Он спас мне жизнь, он заступился за меня, он мне друг. Я пойду с ним, но больше не буду пиратом. Мне не нужны сокровища, и я отказываюсь от своей доли, — тихо сказал Харт и отошел к шлюпке.
Волны уже не лизали песок, а с ревом набрасывались на него. Одна из них подпрыгнула, размахнулась и ошпарила пеной сапоги Уильяма. Он, не замечая ничего, смотрел в черный мрак горизонта.
— Эй, — услышал он крик своего капитана, — подбросьте еще дров! Нам же надо как-то вернуться.
Потом Уильям, сразу намокнув до пояса, вместе со всеми толкал лодку. Волны грохотали, вздымая со дна песок, пенные гребни все чаще мелькали во мраке. Было так темно, что небо, которое заволокли тучи, и море слились воедино, окружив людей и шлюпку непроницаемым мраком. Кроуфорд усадил на весла Мак-Магона и Джо Янга, Амбулена и Потрошителя, Боба и Джона, на корму отправил капитана Ивлина, а Харта и себя устроил на носу. Вдоль кромки воды по песку бегала оставленная Кроуфордом собака, задирая к небу уродливую морду и сердито скуля.
— Ветер крепчает, — сказал Потрошитель и, облизнув палец, поднял его вверх. — Кажись, вест-вест-зюйд. Ох, вымокнем мы, как кутята.
— Да, кажись, скоро ливанет. Не потерять бы корабль, да и шлюпку может отнести в открытое море, — поддержал квартирмейстера Боб.
— Что ж, это усложняет задачу, — заметил Кроуфорд. — Придется ловить конец да привязывать шлюпку к шхуне. Держим курс на кормовые огни, странно, что их не забыли зажечь.
— Да их и не тушил никто, — радостно сказал Джо Янг. — Их еще при Билли зажигали.
— Как бы то ни было, но главное, чтобы нас не унесло. Подналягте на весла, ребята.
— Когда мы с Уильямом полезем на палубу, — обратился Кроуфорд к капитану Ивлину, — вы останетесь за главного. Если что, попробуйте отвлечь команду от того борта, по которому мы с Уильямом полезем. Задача сложная, но вам, сэр Ивлин, она вполне по плечу. И постарайтесь сделать так, чтобы в случае чего в вас не попали из пушки.
— Да уж, — саркастически процедил сэр Ивлин. — Раньше я правил кораблями, а теперь мне доверяют паршивую шлюпку и просят обращаться с ней аккуратнее! А я что же? Я отвечаю: есть, сэр! Потому что у меня нет другого ответа, сэр! И это истинная правда! — закончив тираду, и так слишком длинную для него, Джон Ивлин снова ушел в себя, собираясь исполнить возложенное на него поручение — строго и угрюмо, как он теперь делал абсолютно все: правил шлюпкой, дрался на шпагах или просто обедал.
