Мир “Искателя” (сборник) - Аккуратов Валентин (читать книги без регистрации TXT) 📗

Тот же самый идеальный порядок инспектор Ольшак застал, когда пришел сюда на следующее утро. Только белый порошок покрывал мебель, стол, трубку телефона, с которых оперативная группа снимала отпечатки пальцев. Собственно, для такого очевидного случая это была простая формальность. Но ведь еще вчера, прежде чем он получил результаты дактилоскопии и прежде чем начались допросы, Ольшак сказал, что сам берется за расследование.

Как всегда, он поддался первому впечатлению: эта удивительная чистота в квартире, этот порядок поразили его. Инспектор не мог представить себе человека, который сначала старательно убрал комнату, а потом выбросился с девятого этажа.

Ольшак сел в глубокое кресло и принялся за осмотр ящиков стола. В среднем лежала рукопись неоконченной докторской диссертации. Первый раздел содержал рассуждения, которые покойный кандидат в доктора назвал “Типичные ошибки, или Магия статистики”. Рукопись пестрела научными терминами, но можно было понять: Сельчик хотел показать, что в поле зрения экономики порой не попадают отброшенные как статистически незначительные, интересные факты о работе мелких предприятий, в то время как выяснение этих нетипичностей может иметь в отдельных случаях решающее значение. Одним словом, покойного интересовали нетипичные факты и случаи, которые обычно в статистических таблицах фигурируют в рубрике “И другие”. Ольшак подумал, что в этом что-то есть, и выдвинул следующий ящик… Он нашел две — три открытки с поздравлениями, письма от бывших друзей-студентов, не содержащие ничего существенного, письма от какой-то родственницы из Варшавы и несколько старых фотографий. На одних были изображены, по всей вероятности, родители Сельчика и он сам в студенческие времена. На других — веселые компании на улицах, на пляжах, в море. И ни одной фотографии, ни одной открытки от девушки — это сразу бросалось в глаза. Как будто самоубийца перед смертью уничтожил все, что говорило бы о его личной жизни. Была еще здесь старательно перевязанная папка с документами: диплом, несколько свидетельств о наградах и премиях, копия договора с ГТИ — Государственной торговой инспекцией, где Сельчик работал. Мало, страшно мало. Ольшак перевидал на своем веку столы многих людей и знал, сколько бумаг, мелочей и безделушек накапливает человек за свою жизнь.

Позже, когда инспектор осмотрел рабочий стол Сельчика в ГТИ, он обнаружил то же самое. Папки со служебными бумагами, которыми Сельчик занимался в последнее время, черновые записи отчетов ревизий. Из них явствовало, что Сельчик добросовестно и серьезно относился к своей работе, никому не давал поблажек, и можно было даже считать, что принимал во внимание самые незначительные мелочи. В обоих столах — и дома, и на работе — все как бы специально было приготовлено для постороннего. Ольшак не мог себе представить человека, который в любую минуту может открыть ящик стола и сказать: “Смотрите!” Но с Сельчиком обстояло именно так.

В домашней библиотеке книги по философии, экономике, истории и политике. Ни одной повести, ни одного журнала. Корзина для бумаг совершенно пуста. В степном шкафу висят два костюма, на нижней полке — три пары черных полуботинок (только черные, одного и того же фасона). Ни много ни мало, именно столько, сколько должен иметь молодой мужчина со средним достатком.

Инспектор прохаживался по квартире, стараясь обнаружить хоть что-нибудь такое, что выделялось бы на фоне этого почти музейного порядка. Напрасно. И только когда Ольшак уже собрался уходить, он вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство, словно в этой квартире не хватало чего-то действительно очень важного. Ольшак остановился посреди комнаты, в которой царила абсолютная тишина, даже с улицы не доносилось ни звука. Он взглянул на свои часы и вдруг догадался. Да, да, в квартире Сельчика не было часов! Можно, конечно, не иметь будильника, но у магистра экономики должны быть хотя бы наручные часы!

Это была первая деталь из тех, которые позднее так усложнили следствие.

Ольшак вышел на балкон. Собственно, это была узкая лоджия, идущая вдоль всего этажа и разделенная кирпичными перегородками. Трудно было предположить, что кто-то, держась за перегородку, мог перейти с одной лоджии на другую. Хотя, если в стену вбить крюк…

Размышления эти были чисто теоретические и неизвестно почему приходили в голову инспектора. Ведь Сельчик оставил записку: “Прошу никого не винить”, а графологи установили, что эти слова собственноручно вывел на бумаге бывший магистр.

Лоджия была такой же чистой и прибранной, как и квартира. Может, именно поэтому Ольшак сразу заметил на блестящем каменном полу окурок. “Французская сигарета”, — отметил про себя инспектор. Он поднял окурок, завернул его в бумажку и спрятал в карман. Очевидно, Сельчик стоял здесь ночью с последней сигаретой. Неужели он курил “Галуаз”, которые продаются по тридцать злотых за пачку в гостиницах “Орбиса” 4? Нужно проверить. Итак, Сельчик выкурил эту сигарету, затоптал ее каблуком и кинулся вниз, написав предварительно записку, которая ничего не объясняет. В конце концов люди не кончают с собой без всякого повода, а если такое и случается, он, инспектор Ольшак, не может этого понять.

Допросы свидетелей он вел вместе с Куличем. Проходили они несколько хаотично, без всякого плана, ибо такового еще и не было, а мелкие, как говорится, зацепки появились гораздо позже.

Первой допрашивали Иоланту Каштель. Она только что возвратилась из морга. Девушка поставила у стены чемоданчик с вещами Сельчика и закурила.

— Почему он сделал это, пан инспектор?

Она была очень интересной, эта Иоланта Каштель. О таких говорят: “Яркая блондинка”. Неизвестно почему Ольшак отметил это про себя. Похоже, у нее сильный характер.

— Я видела его, — продолжала Каштель. — Меня просили опознать. Он лежал на досках, а я смотрела на его пальцы… У него были очень длинные пальцы.

Она раздавила окурок в пепельнице, встала и подошла к окну.

— Чем я могу быть вам полезна, пан инспектор?

Рассказывала она быстро и охотно. Ольшаку было знакомо такое состояние: она еще долго будет говорить о Сельчике. Каждый факт, еще вчера несущественный и пустяковый, станет теперь важным и значительным.

— Я познакомилась с ним четыре года назад, — сказала она. — Не так уж давно, а мне кажется, что прошла целая вечность. Я работала тогда еще машинисткой в управлении мастерских по ремонту электроприборов, и только три месяца назад меня перевели на должность секретарши директора. Я стала девушкой Конрада. Мы хотели пожениться. Конрад тщательно подсчитал — он всегда все тщательно подсчитывал, — что свадьба состоится в этом году. Он должен был защитить докторскую и попробовать перебраться в Варшаву. Кроме того, мы откладывали деньги на квартиру.

— Но ведь Сельчик недавно получил однокомнатную.

— Он хотел большую, — сказала Иоланта. — Я ведь снимаю комнату. Два месяца назад я выиграла по лотерее — “сирену”. Сначала мы хотели продать ее, но так приятно было ездить по воскресеньям за город.

— У вас есть машина? — удивился Ольшак.

В конце концов это было единственным их развлечением.

Конрад много работал, объясняла девушка. Она даже обижалась на него, ведь нужно же время от времен): развлечься, посмотреть на людей. Однако Сельчик был тщеславен, хотел занимать высокую должность. Он принадлежал к тем людям, которые любят лезть “наверх”, но в течение последних пяти лет он ни на шаг не продвинулся по службе, и это его страшно угнетало.

— У него никого не было, кроме меня, — продолжала она. — Родители Конрада погибли во время войны, воспитала его тетка, старая дева, единственная его родственница. — Каштель приоткрыла сумочку и украдкой взглянула в зеркальце. — Вы не поверите, но за все это время мы с ним только трижды были в ресторане: в самом начале, потом как-то на мои именины и еще раз случайно, так как оказалось, что у него дома ничего нет на ужин.

Девушка вытерла платком глаза, сухие, без следов слез. Замечала ли она что-нибудь необычное в последнее время? Пожалуй. Даже наверняка. Сельчик стал таким раздражительным, хотя и старался это скрыть. Конрад всегда был очень скрытным, не любил говорить о себе.