Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав (книги онлайн бесплатно txt) 📗

— Это плохо кончится, — изрек де Ланжак.

— Да, — продолжал де Сурди, — все боятся, и я в том числе, как бы Монбрен не попал в какую-нибудь скверную историю.

— А что же девушка? — спросил дю Люк.

— А как она могла противиться отцу? Она горевала, плакала и наконец покорилась, поклявшись, что ни за кого другого не выйдет. Но отец решил иначе, он выбрал ей другого жениха, молодого, богатого, красивого. Это чудо света зовется де Фаржи, он бригадир королевской армии и любим королем. Маркиз устроил все это, не посвящая в подробности дочь, и только дней десять тому назад хладнокровно объявил ей, что она должна готовиться встречать жениха, который вскоре приедет. Девушка ничего не ответила, но на другой же день убежала из дома и явилась в монастырь урсулинок, к своей тетке, аббатисе. Никому не известно, что она ей говорила, но тетка горячо приняла ее сторону, и девушка на днях примет постриг.

— Вот жалость-то, господа! Право! Ну, а что же маркиз?

— Маркиз заявляет, что предпочитает скорее видеть ее монахиней, нежели женой гугенота.

— Ventre de biche! 1 Он истый католик!

— Что до меня, так мне очень жаль и жениха, и невесту, — заключил дю Люк.

— Какого жениха?

— Во-первых, Монбрена.

— О нем нет ни слуху ни духу.

— Тем хуже! Значит, затевает какую-нибудь злую штуку. Он злопамятен и энергичен.

— А бедный граф де Фаржи?

— О, его мне не жаль. Сам навязался.

— Навязался? — удивился дю Люк. — Ему предложили жениться на прелестной молоденькой девушке, и он, разумеется, не стал отказываться, как на его месте поступил бы любой. О нем все отзываются как о честном человеке, он тут ни в чем не виноват. Разве его вина, что девушка любит другого? Ее отец должен был предупредить его, а не заставлять играть такую незавидную роль.

— Это правда! Он нисколько не виноват! — подтвердили охотники.

Таинственный путешественник встал и подошел к ним, сняв шляпу и опустив воротник плаща.

— Граф дю Люк, — обратился он к нему, очень вежливо и низко поклонившись, — позвольте поблагодарить вас за то, что вы приняли мою сторону, не зная меня. Я — граф Гектор де Фаржи.

Охотники встали и раскланялись.

— Извините, господа, — продолжал он, — что я невольно слышал ваш разговор, но он подсказывает мне, по крайней мере, как я должен поступить.

Молодые люди, застигнутые врасплох, смутились. Дю Люк нашелся первым и, улыбаясь, извинился за резко высказанную правду, но прибавил, что графу необходимо было знать ее.

Граф де Фаржи полностью с этим согласился и на вопрос дю Люка, неужели он поедет после этого в замок, отвечал утвердительно.

— А вы знаете, где вы? — шепотом спросил его дю Люк.

— Знаю.

— Окрестности оцеплены. Вас не пропустят.

— Никто, кроме вас и ваших товарищей, не подозревает о моем присутствии здесь, — ответил де Фаржи.

— А эти двое крестьян?

— Они за меня. Далеко еще до Гурдона?

— Около четырех миль.

— На хороших лошадях можно доехать за какой-нибудь час.

— Так вы едете?

— Сейчас же.

По его знаку крестьяне вышли.

— Уверены ли вы в них? — повторил дю Люк.

— Они мне преданы душой и телом и, кроме того, заодно с мятежниками. Еще раз благодарю вас, господа, и прощайте. Я не сомневаюсь, что все вы — верные слуги короля.

— Вы сами видели, что здесь произошло.

— Да, видел. До свидания, мы еще увидимся.

— Когда?

— После узнаете, — произнес де Фаржи, выразительно улыбнувшись.

Через несколько минут на улице послышался топот удалявшихся лошадей.

На лестнице показался Жан Ферре; остановившись на последней ступени, он оглядел комнату и подошел к охотникам.

ГЛАВА III. Кого Истребители выбрали своим вождем

Лестница внутри нижней залы гостиницы «Олений Рог» запиралась небольшой дверью; в верхней зале, над которой возвышался чердак с соломенной крышей, было по три окна с каждой лицевой стороны; вся обстановка ее состояла из большого дубового стола, скамеек по стенам и буфета с посудой.

За столом сидело человек тридцать в крестьянском платье, вооруженных с головы до ног; перед ними стояло множество обильных, изысканных блюд; они ели и пили с большим аппетитом.

В углу залы было прислонено к стене тридцать мушкетов; возле открытого окна, одного из двух средних, стоял часовой с ружьем у плеча; он ел, не спуская глаз с улицы, на подоконнике стояли тарелка, бутылка и стакан и лежал хлеб.

Здесь находились начальники Истребителей, собравшиеся для совещания. К чести мэтра Грипнара надо сказать, что он охотно обошелся бы без доверия, которым удостоили его эти люди, но у него не было выбора. Когда Жан Ферре вошел к ним с незнакомцем, они поднялись со своих мест.

— Сидите, успокойтесь! — сказал он. — Все кончено.

— Что же такое было?

— Пустяки. Несколько знатных господ хотели насильно захватить в свое распоряжение гостиницу, но я заставил их притихнуть. Одного моего слова было достаточно.

Все опять уселись, не спуская, однако, глаз с незнакомца. Жан Ферре поклонился ему, сняв шляпу.

— Вы можете сбросить плащ, — почтительно предложил он, — здесь скрываться не надо — все преданные люди.

Незнакомец сбросил плащ и шляпу.

— Мсье Стефан! — вскричали Жаки.

— Да, господа; Стефан де Монбрен, друг, явившийся по вашему зову, — спокойно отвечал незнакомец.

Начальники радостно столпились около него.

Стефан де Монбрен был молодой человек лет двадцати двух, с красивой, горделивой наружностью, высокий, стройный, с изящными манерами; на нем был черный бархатный костюм, длинная рапира и два пистолета у пояса и легкая кираса, без которой в то смутное время никто не обходился. Резкие черты лица выражали неутомимую энергию и железную волю; черные глаза с открытым выражением горели магнетическим блеском; усы были кокетливо закручены кверху, подбородок прикрывала эспаньолка.

В эту минуту он был спокоен и бледен. На приглашение отужинать он откровенно признался, что целый день ничего не ел, выехав с восьми часов утра, чтоб не опоздать к назначенному времени.

Жакам очень понравилась его открытая манера. Он чокнулся со всеми и выпил за уничтожение привилегий, равенство и правосудие.

Но внимательный наблюдатель заметил бы, что он играет роль. Конечно, он не скрывал от себя важности того, на что шел; он, дворянин, бросил вызов дворянству, безвозвратно порвал с ним всякие отношения и пристал к инсургентам не зря, а после долгих размышлений, взвесив все страшные последствия своего поступка. Но внутренне он страдал от этого, так как не чувствовал ни убеждения, ни надежды, ни желания успеха. Он, может быть, не смел и себе самому признаться, что им руководила исключительно одна страсть, дошедшая до отчаяния.

Один Жан Ферре подметил внутреннюю борьбу молодого человека и посматривал на него со злобной, насмешливой радостью. Долго они разговаривали, распивая вино, но Жан Ферре не забывал, зачем они собрались.

— Любезные товарищи и сообщники, — призвал он к вниманию, постучав по столу рукояткой своего кинжала, — теперь, когда ужин окончен, приступим к делу.

Истребители мигом оттолкнули тарелки и стаканы и приготовились слушать вожака лимузенских инсургентов.

— Не стану говорить об успешном ходе нашего восстания, — начал он, — вы все ему храбро содействовали и знаете, каких блестящих результатов оно достигло. Начатое несколькими бедными крестьянами, оно широко развернулось и охватит скоро, надеюсь, всю Францию. Мы сила, на которую правительство принуждено обращать серьезное внимание. Но до сих пор мы имели дело со слабыми, плохо вооруженными, плохо управляемыми отрядами, которые нетрудно было победить и рассеять. Теперь же против нас не одно оружие, но и знание. Король добр, он сначала признавал справедливость наших требований и давал полную свободу действий; но его обманывает окружающая знать, по ее настояниям он высылает против нас войско; мы становимся лицом к лицу со старыми, опытными солдатами и искусными генералами, борьба будет не на жизнь, а на смерть. Мы должны или умереть, или победить. Я убежден, что мы победим, но нам нужен вождь, один вождь, которому мы бы повиновались, который направлял бы нас. Ведь как ни справедливо наше дело, что мы такое? Бедные крестьяне без всякого образования, мы умеем только беззаветно жертвовать собой, но не в состоянии составить толковый план. Мы, конечно, не отступим, прольем всю свою кровь, до последней капли, но надо, чтобы это принесло пользу делу. Для этого нам нужно выбрать вождя не из своей среды, потому что он должен управлять нами один, а мы — беспрекословно слушаться даже его знака, а когда наступит время говорить с посланцами короля, он должен суметь поддержать нас, отстоять словами наши права, добытые кровью. На последнем собрании вы уполномочили главных начальников трех провинций выбрать вам этого вождя, обещая заранее принять выбор и поклясться в повиновении.