Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Прямо сейчас? Отдохни с дороги, матушку повидай.
— На могиле Гриши Ревзина Андрей Шагин поклялся, что найдет убийцу и сам его расстреляет. Для меня эти слова — приказ. Нельзя медлить. Каждый день «работы» предателя может всем нам дорого стоить.
«Стариков», успевших вернуться в родной город и вновь работающих в аппарате УЧК, оказалось шестеро. Тот, что был вызван первым, доложил Кузьмичу, с кем шел, подробно рассказал о длительном переходе степью навстречу Красной Армии. Его напарник тоже оказался на месте. Кузьмич допросил и его, все уточнил и со спокойной душой отпустил обоих, предупредив, чтобы помалкивали о состоявшемся разговоре.
Еще двое были в командировке.
В кабинет вошел Олесь Гроха. Саша записала состоявшийся диалог.
КУЗЬМИЧ. Как проводилась эвакуация сотрудников УЧК?
ГРОХА. Сперва все вместе плыли на лодках. Спустились по реке верст на десять и высадились там, где начинался лес. Председатель объявил приказ: каждый выбирает напарника, и — ходу лесом, степью, как сподручнее, лишь бы не попасть в руки противника и выйти к своим.
КУЗЬМИЧ. Кого в напарники выбрал председатель УЧК?
ГРОХА. Свою помощницу, Сизову. Что было дальше, не знаю: сам я ушел одним из первых. Имущество УЧК оставалось с ним, с председателем.
КУЗЬМИЧ. Вы сами с кем были в паре?
ГРОХА. Со своим старым дружком. Был у нас такой следователь — Тарас Чинилин.
КУЗЬМИЧ. Был… Как это понять?
ГРОХА. Убили Чинилина.
КУЗЬМИЧ. Когда, где?
ГРОХА. Там же, в степи. Мы напоролись на бандитский кордон… Да я обо всем донес рапортом, как вернулся. И место указал, где Тарас похоронен.
КУЗЬМИЧ. Понятно. Ревзина помните?
ГРОХА. Это Григория-то? Разве такого забудешь!
КУЗЬМИЧ. Дружили с ним?
ГРОХА. Не любит он меня, Гриша. Косится: много, мол, берешь на себя. Олесь.
КУЗЬМИЧ. А вы как к нему относитесь?
ГРОХА. Я что же… Как он ко мне, так и я к нему. Но с Григорием на любое дело и сейчас готов — парень надежный.
КУЗЬМИЧ. С кем уходил Григорий Ревзин?
ГРОХА. Не знаю.
КУЗЬМИЧ. Может, вспомните?
ГРОХА. Мы с Чинилиным раньше ушли, а он еще оставался. Многие еще остались, почти все.
КУЗЬМИЧ. Позже его не встречали?
ГРОХА. Никого из наших не видел, пока сюда не вернулся. А зачем этот разговор?
КУЗЬМИЧ. Узнаете позже. Пока наша беседа секретная.
Когда за Грохой затворилась дверь, Кузьмич прошел к Саше, закурил папиросу.
— Не густо, — задумчиво сказал он. — Кстати, о Ревзине говорил в настоящем времени: «С ним на любое дело готов…»
— М-да, — протянула Саша. — А кто следующий?
Кузьмич заглянул в список:
— Константин Лелека.
КУЗЬМИЧ. Нам надо быстрее собрать старых работников аппарата УЧК. Поэтому уточняем обстоятельства, связанные с последней эвакуацией из города весной этого года. Надеемся, что это поможет в розыске и возвращении товарищей… Как мне говорили, вы уходили вместе со всеми?
ЛЕЛЕКА. Да, в городе никто не оставался.
КУЗЬМИЧ. Известно, что сотрудники высадились с лодок на противоположном берегу реки, верстах в десяти ниже по течению. Это правильно?
ЛЕЛЕКА. Так и было.
КУЗЬМИЧ. Потом все разбились на мелкие группы и разошлись. И это верно?
ЛЕЛЕКА. Вы все знаете.
КУЗЬМИЧ. Не все. Кто шел первым?
ЛЕЛЕКА. Помнится, Гроха и Чинилин.
КУЗЬМИЧ. А последним?
ЛЕЛЕКА. Не знаю точно — я ушел раньше. Но полагаю, сам председатель и Александра Сизова. Кстати, сегодня она вернулась в город.
КУЗЬМИЧ. Откуда вам это известно?
ЛЕЛЕКА. Моя обязанность — наблюдение за вокзалом и пристанями. Как же мне не знать, кто прибывает в город!..
КУЗЬМИЧ. Резонно… Однако вернемся к эвакуации. Кто ушел после Грохи и Чинилина?
ЛЕЛЕКА. Так сразу и не вспомнишь.
КУЗЬМИЧ. А вы сами?
ЛЕЛЕКА. Где-то в середине…
КУЗЬМИЧ. Вы были один?
ЛЕЛЕКА. Конечно, нет. Председатель Шагин распорядился, чтобы уходили парами.
КУЗЬМИЧ. Понятно. Кто был вашим спутником?
ЛЕЛЕКА. Пожидаев Захар.
КУЗЬМИЧ. И все обстояло благополучно?
ЛЕЛЕКА. Не совсем. Вернее, совсем не благополучно. На шестой день пути, когда мы выбрались к железной дороге, я подхватил дизентерию. Ослаб так, что не мог двигаться. Пожидаев пристроил меня у каких-то людей, сам пошел дальше.
КУЗЬМИЧ. Бросил вас и ушел?
ЛЕЛЕКА. Не бросил. Оставил с моего согласия.
КУЗЬМИЧ. Разумеется, обо всем доложили, когда вернулись?
ЛЕЛЕКА. Меня никто не спрашивал.
КУЗЬМИЧ. Напишите подробный рапорт: где и у кого лечились, в какие сроки, куда направились потом. И о Пожидаеве — как он вел себя в пути, что вам известно о его судьбе.
ЛЕЛЕКА. С тех пор как мы расстались, Пожидаева больше не видел. Где он, не знаю.
КУЗЬМИЧ. Вот и изложите все это на бумаге.
ЛЕЛРКА. Понял. Простите, чем вызван такой… допрос?
КУЗЬМИЧ. После длительного перерыва съезжаются старые работники. Нам надо все знать о каждом человеке. Вам это кажется странным?
ЛЕЛЕКА. Нет.
КУЗЬМИЧ. Ну и отлично. Разговор окончен. Идите и завтра представьте рапорт.
Сидя в своей комнатке, Саша дописывала последние строчки состоявшейся беседы, когда вошел Кузьмич.
— Каковы впечатления? — спросил он.
— О Ревзине вы не упомянули. Почему?
— Не счел нужным. Что мог сказать о нем Лелека? Ведь он ушел раньше…
— А вы-то сами как относитесь к Лелеке?
— Очень неглуп. Умеет работать. У председателя на него кое-какие виды.
— Виды на выдвижение?
— Да.
— А Гроха?
— У этого слаба теоретическая подготовка. Зато он отличный практик. И в его преданности делу революции трудно сомневаться. Словом, парень как парень. Таких у нас большинство.
— Совсем забыла, — вдруг сказала Саша. — Со мной на одном пароходе прибыли врач Станислав Белявский с супругой — те самые, квартиру которых мы обыскивали и были жестоко одурачены… Да вы знаете, я уже говорила. Так вот, Шагин не исключал, что Белявского кто-то предупредил о предстоявшем обыске. — Саша задумалась, покачала головой. — Сперва это обстоятельство. Потом убийство Ревзина. Далее — нас с Шагиным разыскивают по всей степи… Словом, Белявские снова в городе и хорошо было бы установить наблюдение за ними.
