Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха - Гаврюченков Юрий Фёдорович (бесплатные серии книг txt) 📗
– Важные дела? Это же настоящая война!
– Ну, а ты думал? Сам же рассказывал, как с тобой получилось.
– Тебе не кажется, что испанцы совсем обнаглели? Орудуют нахрапом, чуть ли не в открытую с автоматами по улицам бегают. Еще и нас как платных агентов используют.
– Идет война, – объяснил Слава. – Белые люди воюют с черными. Ты что, не заметил? Посмотри телевизор.
– Слава, – я посмотрел в глаза другу, – ты же с фашистами по зоне вроде не корешился?
– А чего мне фашисты? У меня своя голова есть.
– В таком случае, как думаешь, долго эта война продлится? С такими темпами нас не сегодня-завтра примут менты либо «контора».
– Долго она, конечно, не продлится, – рассудил Слава, разминая окурок в пепельнице. – Сегодня крутовато было, спору нет. Вряд ли кабальеро еще рискнут на такое в ближайшие месяцы. По поводу ментов я думаю, что нам надо снять денег и по-тихому слиться из Питера до весны.
– Почему бы и нет? – Идея лечь на дно не вдохновила, и я прикидывал, какую выгоду лучше из этого извлечь. – Поедем куда-нибудь в сельскую местность, покопаем всякий хлам по заброшенным деревням, возможно, зимовка и окупится... «... Но, скорее всего, нет», – закончил я про себя.
Слава не понял бы мой пессимистичный вывод, который являлся всего лишь скептицизмом практика. За осенний и весенний сезоны, которые мы имели все шансы застать, если вовремя скроемся от пристального взора компетентных органов, можно было прошерстить пяток исчезнувших с лица земли деревень.
Эти точки, лакомые для любого кладоискателя, я наметил за год до тюрьмы, когда мне в руки по случаю попала карта Псковской области 1930 года. В моем архиве имелась псковская карта 1860 года выпуска, и теперь я получил возможность сличить количество оставшихся после Гражданской войны населенных пунктов. Результат несказанно порадовал. К моему удивлению, число деревень за годы советской власти сократилось значительно больше, чем я думал. И хотя логично было предположить, что карта тридцатого года врет, составленная небрежно, как все совдеповские карты, я все же отправился в поиск.
Мертвая деревня, которую я нашел по старой карте, поразила до глубины души. Была весна, середина апреля, трава еще не выросла, и в глубине леса местами лежал снег. За сорными березами и тощей сиренью притаился маленький кирпичный дом с короткой трубой. Только через минуту я сообразил, что это русская печь. Позже в лесу встречались кучи темно-красного кирпича, но уцелевшая печка была только одна, и я вышел аккурат на нее. Впечатление сказки с той минуты поселилось в моей душе. Казалось, вот-вот увидишь избушку на курьих ножках или из-за дерева выйдет Кощей. Это заставляло оглядываться на раскопках. Не успокаивал даже немецкий штык-нож, который я прихва-тил, впрочем, не столько для самозащиты, сколько из суеверных соображений, что в поиск надо взять трофей, который привлечет другие находки. С этой вылазки на Псковщину я начал верить в нечистую силу. С суеверия, впрочем, и начались мои беды.
В ту первую поездку по заброшенным деревням я не нашел ничего ценного. И хотя населенный пункт я выбрал правильно (деревня исчезла с карт после Гражданской, а не Великой Отечественной войны, стало быть люди в ней жили куда состоятельнее, чем на двадцать пятый год советской власти, и могли оставить после себя больше нетленного добра), одиночный поиск без металлодетектора не принес весомого результата. Штампованный медный крест размером с ладонь да серебряная лампадка – вот и все мои находки в тот раз, не считая ржавых лопат, серпов, кос и прочего сельхозинвентаря. Цветной металл я поднял с одного места, вероятно, кто-то, покидая дом, бросил иконостас. Ощутимую прибыль эти находки принести не могли. Лампадку я очистил и сдал как серебряный лом, а крест подарил Леше Есикову. Иногда надо задаривать людей мелочевкой, чтобы судьба послала взамен что-то ценное. Леша заинтересовался и попросил взять с собой. Я взял. Кто ж знал, что он окажется такой сукой?
Одному на селище работать было не под силу, да и скучно. Приглашать же друзей-трофейщиков я не хотел из опаски, что эти вскормленные пеплом великих побед волки пронюхают про мои карты и, учуяв поживу, разграбят все сами, оставив мне жалкие крохи. Леша Есиков куда больше подходил в качестве напарника для секретного предприятия. Он имел мизерный кладоискательский опыт, зато ездил в археологические экспедиции. Мы учились на одном курсе. Только я после окончания университета копал и на это жил, а Леша работал в ларьке. Но он был безопасен. Кроме того, новичкам везет, этого тоже не следовало сбрасывать со счетов.
В первую же поездку Леша зарекомендовал себя раздолбаем. Он и в университетских экспедициях вел себя как мудак, но сейчас, в отрыве от коллектива и бдительного ока старших и более опытных товарищей, проявился во всей красе. Нечаянно столкнул меня в ручей, прожег ботинок на костре, чуть не провалился в заросший колодец и все время насвистывал, как последний идиот. И он же нашел серебряные карманные часы и дутое обручальное кольцо 56-й пробы. Фарт. Мне не попалось ничего, кроме ржавых чугунных утюгов, гвоздей, ножей и керамики. Лешины находки мы продали и нажили денег. Слегка, самую малость. Ровно настолько, чтобы интерес к деревне разгорелся в полную силу. Мне пришла в голову светлая мысль поискать в колодцах. Большая по псковским меркам деревня в три-дцать пять дворов, оставленная в условиях смуты, должна быть напичкана мелкими кладами. Носимые ценности крестьяне наверняка забрали с собой либо зарыли где-нибудь в амбаре или на огороде, где без миноискателя не найти, а вот громоздкое добро вполне могли побросать в колодец, чтобы вернуться за ним, когда минует опасность. Судя по состоянию деревни, опасность хозяев не миновала. Это значило, что колодцы представляли собой сокровищницы зажиточных пейзан.
Версия «зажиточных пейзан», как я окрестил свою гипотезу, привела Лешу в восторг.
– Что же ты раньше молчал? – крикнул он. – Мы бы уже давно на «мерседесах» ездили. Собираемся, я отпуск возьму.
В этом был весь Леша. Он не поинтересовался, как я вышел на эту деревню, да и об остальных местах тоже не любопытствовал. Возможно, ему мешала деликатность или опасение, что я перестану с ним работать, если он будет много спрашивать. Впрочем, Есиков оказался человеком дела и оставил свой ларек. Даже для выпускника исторического факультета он засиделся там слишком долго. Наши приятельские отношения переросли в компаньонские.
Вдвоем мы могли уйти надолго, унести не только палатку и снаряжение, но и большой запас еды. Питались мы тогда гречкой, макаронами и салом. В первые дни был черный хлеб. И еще запас кофе, который хоть и занимал место в рюкзаке, но спину не гнул. И вот, захватив с собой двадцать метров капро нового фала, полиспаст и лебедку, мы отправились на зачистку колодцев. По дороге от станции нам нежданно-негаданно улыбнулась удача.
– Теперь у нас навалам крепежного материала, – сказал я, заметив старый гнилой столб с куском многожильного алюминиевого провода. – Сматываем, берем все.
– Илья, – спросил придавленный тяжестью поклажи Леша Есиков, – зачем нам столько проволоки?
– Пригодится, – я снял рюкзак и достал топор, чтобы разбить на столбе изоляторы. – Запомни, в лесу, кроме деревьев, ничего нет, а проволока – вещь полезная.
Алюминиевый провод нам очень пригодился при сооружении треножника. Двухметровую треногу из толстых березок мы поставили над колодцем. От идеи полиспаста быстро отказались, просто зацепили за вершину треноги блок, пропустили через него фал с привязанным поперек колом, к ближайшему дереву прикрепили лебедку. Я надел плащ ОЗК, застегнув его между ног как комбез, оседлал палку и, раскачиваясь над смердящей бездной, сказал:
– Леша, держи крепче, опускай медленно. В случае чего, у лебедки есть фиксатор, вот здесь, видишь? Если меня уронишь, вылезу и начищу рыло. Все понял?
– Понял! – прокряхтел Есиков, удерживая рукоять. – Тогда трави.
Плавными рывками я сползал в темную, пахнущую тиной дыру. Мимо лица проплыло вверх замшелое надломленное бревно. Предварительно мы как следует обкопали колодец, чтобы меня не засыпало, и сняли три венца, но внизу обсадка осталась. Она была ненадежной и гнилой, как моя жизнь.
