Пилигрим - Сафронов Виктор Викторович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Пока он бегает, на его суетливые действия можно не смотреть. Выпей третью и закуси горячим рисом, обильно политым растопленным сливочным маслом и не забывай о том, что без зелени здесь также не обойтись.
А уж когда очертания предметов приобретают ту знаменитую нестойкую дымчатую ясность, звук от общепита становится чуть тише, присутствующие проститутки и грузчики, оказываются не такими уж мерзкими тварями… Появляется запотевший графинчик с шубой из льда, с нормальной, не отдающей сивухой водкой. Здесь размеренность действий приобретает механическую последовательность от удовольствия выпивания и закусывания…
После приведения себя в самое великолепное нетрезвое состояние душа начала требовать общения. Поискал глазами. Мать-честная! Все вокруг, такие добрые и приветливые, а нальешь рюмашку-другую, он тебе сразу становится самым близким другом.
Как раз вовремя, встретил благодарного собеседника в потасконном бушлате. Поговорили по душам. Помня сколько народу после таких задушевных разговоров было ограблено и сброшено на корм рыбам, деньгами у него перед носом не шустрил. К моему удивлению, он оказался порядочным человеком и в самом деле, представителем морской профессии. Договорился с ним о том, что он познакомит меня со своим капитаном.
Познакомил. За сотку долларов США, капитан скрипящей посудины, идущей с грузом фруктов в дельту Волги, согласился взять меня пассажиром.
В целом, заслуженный морской аппарат хоть и скрипел, но выглядел вполне надежно. В матросском кубрике мне указали мое спальное место. Через пару часов раздалась команда «отдать швартовые» и мое плавание началось.
Не глядя на шторм и качку, хлебнув полбутылки снотворного водочного настоя на стекле, я за долгое время, впервые уснул спокойно. Не опасаясь за свою жизнь, спал в каюте рядом с машинным отделением, получше, чем в любом пентхаузе, самого престижного отеля.
Грохота работающего старого движка я не слышал, качки не чувствовал, спал двое суток расслабленно и с удовольствием.
Сейчас я в Санкт-Петербурге.
С великолепной, увитой зеленым плющом террасы, прихлебывая сладкий чай, заедаю его свежайшими плюшками с творогом и тающими во рту крендельками с толчеными орехами. Кроме всего вкусного еще и любуюсь видами старинного и самого прекрасного города мира.
Глядя сверху на копошащийся у меня под ногами мегаполис, не устаю поражаться сложности виражей, которые закручивает со мной судьба.
Минуточку… Меня, кажется, зовут обедать. Бегу… бегу…
ГЛАВА 18
Переступив порог изысканного дома родителей Афанасия Варламова первое, что бросилось мне в глаза у порога их шикарного особняка, это не огромные зеркала в бронзовых потемневших от времени рамах и не культовые скульптуры атлантов в виде рабочих и колхозниц. Каждого переступающего порог этого дома, на входе встречал огромный портрет. В полный рост, смуглый, статный красавец с ослепительно счастливым лицом… Глядя на лицо счастливого Афанасия, которое по замыслу художника олицетворяло успех и счастье от самой жизни, думалось, что и все стальные, также счастливы…
Я как увидел его белозубую улыбку, так и застыл соляным столбом. На траурном портрете, младший Варламов был изображен в известной мне общевойсковой форме, с большим количеством наград, опирающийся на эфес старинной рапиры.
Сентиментальности во мне оказалось даже больше, чем я сам ожидал. Ноги подломились и стоя на коленях перед его портретом в траурной рамке, я плакал от злости и бессилия. Поглаживая шершавую поверхность картины, я шепотом проклинал и военную службу, и получаемые за ее несение деньги, и всех начальников вместе взятых сидящих в кабинетах и посылающих таких красивых и чистых ребят на верную смерть.
Не знаю, в каком качестве его прислали ко мне (предполагаю, что в качестве живого щита и дублера) но перед этим мальчиком я снимаю шляпу.
Позже сидя в его комнате рассматривая фотоальбомы и развешенными заботливой родительской рукой завоеванные им награды за боевые искусства, я все больше зверел.
Ведь он как специалист по восточным единоборствам мог справиться с этими сельскими мясниками убивающими его в два счета. Придушил бы сволочей голыми руками и дело с концом. Но не сделал этого. Боялся подставить, выдать меня? Сорвать тщательно подготовленную операцию? Или просто не мог?
Судя по тому, каким я его впервые увидел из цветущего, здорового парня создали рассыпающийся скелет и умирающую телесную оболочку. Чувствовалось, что его слишком тщательно готовили к предстоящей командировке…
Мало мне проблем, еще эти проклятые вопросы.
Очередной парнишка, чью смерть я буду числить на своей совести. Хочешь не хочешь, а с такими завихрениями приходиться сталкиваться.
Я отклонился от основной темы горячего и душевного приема. Короче говоря… Открывший мне дверь пожилой, плечистый человек, которому я упал на грудь, не был отцом Афанасия. Это был их дальний родственник, которому вменялось в обязанность быть ангелом хранителем и дворецким.
Седой ежик коротко стриженых волос, угадывающиеся под одеждой бугры пугающих мышц. Бросалась в глаза и безукоризненная военная выправка, а судя по оттопырившемуся уплотнению в области сердца привычный многозарядный «Карданс» под мышкой.
На сигнал дворецкого, не понявшего пылкого проявления чувств странного посетителя, вышли и другие люди.
Когда меня, чуть позже увидели у портрета их сына, его родители. Они были поражены моим внешним видом, больше напоминавшим спившегося художника с трясущимися руками и набрякшими мешками под глазами. Впрочем, истинные питерские интеллигенты виду не подали и удивления не выказали. Больше внешнего вида их удивило то, как я повел себя позже.
Поднявшись с колен. Машинально отряхнув их, при этом просыпав на стерильно чистый пол, принесенной на мятых штанах прах и пыль. Достал завернутый в полиэтилен кусок картонки со странными письменнами. Этот вырезанный в предгорьях среднеазиатских гор текст, я подал пожилому мужчине, очень похожему на Афанасия.
На этом куске картона рукой их сына было написано адресованное мне предсмертное письмо. Его мать, мельком глянув через руку своего мужа на то, что я ему подал, увидела текст, написанный самой родной для нее рукой… И… Вытянув вперед руки, я метнулся к ней. Она же закатив глаза, начала падать.
С отцом Афанасия, человеком чуть старше меня по возрасту, мы с двух сторон, успели ее подхватить.
Я — почувствовал себя последней скотиной, пробормотал: «Извините». И бросился прочь из дома.
Начал дергать за ручку входной двери, пытался выбить ее плечом…
Людям и так тяжело. Судя по всему, это их единственный сын, а я… Приперся со своими фетишами из прошлого.
Сзади голос.
«Стойте! Подождите…»
Подождал…
В итоге пятый день живу, как у Христа за пазухой.
Носятся здесь со мной, как с самым дорогим человеком, наподобие хлопот связанных с сыном, приехавшим на побывку с фронта. Любые желание исполняется тут же. Мало того, их заранее пробуют предугадать, зачастую ставя меня в неловкое положение. Чтобы не выглядеть последним идиотом я попросту боюсь открывать рот.
Все подчиненно моему пребыванию в этом роскошном и богатом особняке. «Как вы думаете, что он больше любит из еды птицу или говядину? Не слишком ли ему в нашем доме жарко… Или наоборот холодно? Достаточно накрахмалить рубашки или еще проварить с ванилью для запаха?» Ну… И так далее.
Родителей в этом можно понять. Я был последний на этом свете, кто видел живым их сына. Держал его в руках, мало того, хоронил.
В первый же день моего пребывания у них, когда я пытался от стыда и смущения за свой бестактный поступок прорваться на волю сквозь бронированную закрытую на электрический замок дверь. Меня остановили. Успокоили… Когда же узнали, что я и есть, тот самый Хрущов, которому адресовано письмо. Долго ахали, охали, заламывали себе руки. Попытка еще раз прорваться к двери, чтобы покинуть этот дом, была решительно и жестко пресечена.
