Приключения 1968 - Жемайтис Сергей Георгиевич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Буденный и Зявкин вошли в самую гущу толпы.
— Ну, что, станичники, — сказал, улыбаясь, командарм, — мы ведь в гости к вам приехали. Забыли вы в своих камышах, как на Дону гостей встречают?
И впервые за все два дня дружным хохотом, от которого сходит с сердца тяжесть, ответила толпа этой немудреной шутке.
Сергей Жемайтис
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Рассказ
От самой переправы через Дон широкая уезженная дорога взмывала вверх на меловые кручи. Стонали машины, одолевая бесконечный подъем, надрывались лошади, попарно впряженные в брички. По обочине дороги поднималась цепочка солдат. Они шли на передовую не спеша, часто останавливались, курили, глядели на придонскую равнину. С горы верхом на маленьком пегом коньке спускался толстый солдат с большой кожаной сумкой на боку. Он откинулся назад, туго натянул поводья и смотрел, как все кавалеристы и шоферы, с легким презрением на пехотинцев и на весь мир.
Иванов помахал рукой.
— Здорово, Кульков! За почтой?
Кульков молча кивнул, но, проехав несколько шагов, обернулся и крикнул тенорком:
— Эй, старшой! Твой Степанов в зенитной батарее комвзвода. Вон там, на пригорке возле леса!
— Спасибо, браток!
Почтальон звонко шлепнул лошаденку по крупу и заорал неестественно свирепым голосом:
— Куда несет тебя, тварь нерусская!
Кто-то из солдат сказал:
— Этого коня он, ребята, у венгерского генерала отбил! Чистых кровей скотинка.
Солдаты грохнули.
Ложкин улыбнулся, спросил:
— Нашел своего Кешку?
— Как будто. Зайдем. Посмотришь на моего дружка. Спасибо Кулькову! С виду воображает, а видно, парень душевный.
— Давай заглянем, — согласился Ложкин. — До вечера далеко, к тому же сибиряки народ гостеприимный.
— Встретит как надо! Чай сорганизует. — Иванов покрутил головой, усмехнулся. — Чудно у нас с ним получилось, с этим Кешкой. Он из Черепановки, это в десяти верстах от наших Елагиных заимок. Знали мы с ним друг друга давно, еще по школе, но чтоб дружить, так этого не было. Встретимся, поговорим, покурим — и до новой встречи. Словом, как говорят, шапочное знакомство. И тут, надо же случиться, влюбились разом в Соню Северьянову. Красавица, веселая… Сойдемся с Кешкой, в глазах темнеет, прямо хоть бери пистолеты и стреляйся из-за Сониных прекрасных глаз. Да скоро помирила нас, выскочила за механика МТС, ну и подружились мы с Иннокентием. На базе общего невезенья. Деревни наши не так чтоб уж рядом, а каждую неделю виделись, то он ко мне на мотоцикле примчится, то я к нему, рыбачили вместе, охотились. Было время! За два года перед войной он в военную школу ушел. Математик он замечательный! Для всего класса задачки решал. Ну и стрелок я тебе скажу… — Иванов стал рассказывать об охоте на перелетных гусей.
Они обогнали обоз. Ездовой, весь в белой, как мука, пыли, говорил солдату, который шел рядом с бричкой:
— Сейчас там, ниже по Дону, арбуз солят. Ох и арбуз!.. Только ножом ткнешь, а он хрясть — и расколется! Нутро у него, как в серебре, от сахара. Возьмешь его…
Ветер уносил с дороги белую пыль. Под горой рычали машины. Собеседник ездового испуганно сказал:
— «Рама», вот язва! И зудит и зудит!..
Снизу, из сосняка, застучали зенитки. «Рама» спикировала, спасаясь от разрывов, и ушла, за линию фронта.
Иванов спросил:
— Видал, как под самым брюхом врезали? Унесла ноги! Но они ее подсидят. Это еще Кешка со своей батареей не вступил, а то бы закувыркалась!
— В «раму» попасть трудно.
— Это почему?
— Она вовремя меняет курс.
— Доменяется! Ты Кешку не знаешь. Он белку в глаз бьет!
— Тут, видишь ли, другие принципы стрельбы.
— Он ей покажет принципы!..
— Ну хорошо…
— Нет, совсем не хорошо! Какие, к дьяволу, принципы для фашистов? Бей — и все!
— А вот это уже и есть принцип.
— Ну ладно, с тобой не сговоришь. Ты в споре, как репей: его с рукава сбросишь, а он за штанину цепляется. Ну да ладно, я же знаю, к чему ты клонишь. Самолет, конечно, не белка, да и пушка эта не мелкокалиберная винтовка.
Они поднялись на меловую кручу. Дорога уходила в низкий густой лес, зеленой овчиной укрывавший нагорье. Зенитная батарея вытянулась в линию на опушке, в редком кустарнике. У орудий стояли расчеты, доносились слова команд.
— Кажется, не вовремя, — сказал Иванов, щурясь на солнце: туда были направлены стволы орудий. — Да ничего, подождем, пока отстреляются. Интересно посмотреть со стороны, как другие воюют. Летят! Слышишь?
Ложкин лег на траву и стал смотреть в бледно-голубое жаркое небо. Оно еле слышно гудело.
— Идут на переправу, — сказал Иванов. — Солнцем прикрываются.
Ложкин закрыл глаза, спину покалывали сухие травинки. Глаза у него слипались. Сегодня они с Ивановым вскочили на рассвете, когда лейтенант Бычков с тремя разведчиками привел «языка».
— Сержант Ложкин, принимайте продукцию! — громко сказал лейтенант, входя в комнату.
Бычков был весел, возбужден и, как всегда, свежий и чистый, только сапоги запылились. Немецкий майор, высокий, гладкий, весь в желтой глине, жалко улыбался, стоя между Свойским и Четвериковым.
— Ну и боров! — сказал Свойский, вешая на стенку автомат. — Не хотел, паразит, идти, полдороги тащили волоком.
— Пудов восемь, — заметил Четвериков.
Ложкин спросил пленного, не хочет ли он напиться после столь утомительного пути.
Майор выпил двухлитровый котелок воды и, захлебываясь, стал рассказывать, как его взяли в плен из-за нерадивого денщика Шульца.
— Что он там оправдывается? — спроси Свойский.
— Говорит, что попал в плен из-за растяпы денщика, который не вычистил его пистолет, и «вальтер» дал осечку.
— Это мы сейчас проверим. — Свойский вытащил новенький «вальтер», отвел предохранитель и поднял пистолет к потолку.
Сон перемежался с явью. Ложкин слышал и стрекот кузнечиков и уже совсем близкий гул самолетов, улавливал замечания Иванова и, заснув на миг, услышал смех разведчиков и приказание лейтенанта Бычкова отвести «языка» в штаб дивизии, увидел Свойского с пистолетом в руке и жалкое, растерянное лицо пленного.
«Что же он не стреляет?» — подумал Ложкин и тут же увидел, как дрогнула рука Свойского, почувствовал, как в уши что-то больно ударило, и проснулся. Сел. Зенитки вели частый огонь.
— «Лапотники» летят! — сказал Иванов. — Разбудили?
— Да, я немного вздремнул, — ответил Ложкин, глядя на самолеты с торчащими шасси, за что они и были прозваны «лапотниками».
— Карусель завели, сейчас пойдут. Переправу хотят раздолбать. А наши мажут!
Пикирующих бомбардировщиков было десять, они медленно дружились на километровой высоте, образовав кольцо. Белые разрывы появлялись возле них и висели, как детские воздушные шарики. Самолеты казались неуязвимыми и хвастались своей зловещей силой. Один внезапно накренился на крыло и с надрывным воем стал почти отвесно падать на узенький мост через Дон. На мосту застряла санитарная машина, а за ней растянулся длинный хвост подвод и грузовиков.
За первым самолетом стал пикировать второй, третий… «Лапотники» падали на переправу, окруженные облачками разрывов. Первый пикировщик пустил черное облако дыма; донесся глухой гул.
— Видал? — закричал Иванов. — Прямое попадание!
Две машины прошли сквозь заградительный огонь и с воем продолжали пике. Снизу, из лозняка, по ним вела огонь скорострельная зенитная батарея. Шесть «юнкерсов» продолжали кружиться на той же высоте.
На мосту оставались люди, бежали к берегу санитары с носилками: уносили раненых из машины. Человек двадцать, навалившись на борт санитарного фургона, силились сбросить его с моста. Они будто не замечали падающую на них смерть.
Медленно поднялись толстые водяные снопы, закрыв собой переправу. Два бомбардировщика вышли из пике и на бреющем полете пронеслись над рекой.
