Искатель. 1980. Выпуск №1 - Щербаков Владимир Иванович (онлайн книга без .TXT) 📗
Наверное, не случайно приснился мне в то утро сон: зачарованный подводный сад, легкая светлая вода, которую можно набирать в легкие, как воздух. Зеленоватые снопы света опускались до самого дна, где меж громадных камней скользили темные рыбы. Вокруг серебристое сияние. А вверху сверкало зеркало, но не было видно солнца. И не было волн на грани двух миров — подводного и надводного. Вдруг подплыла большая рыбина с умными глазами. Я ухватился за ее спинной плавник, и она понеслась так, что волосы, подхваченные стремительным водяным ветром, забились за моими плечами. Тело у рыбы было теплое, из-под жабр ее выскакивали воздушные пузырьки, и темно ;зеле-ные губы шевелились, словно она силилась рассказать мне об этом зачарованном месте. Становилось светлей, как будто мы поднимались вверх. Я пытался разобрать, что же бормотала необыкновенная спутница. Вдруг стало совсем светло. Я открыл глаза. И тут же услышал слово «Близнецы» — фон на «Гондва-не» включался ровно в семь.
...За окном поднимался над морской далью большой красный шар. Я еще не прислушивался к передаче — фон был для меня просто будильником. Но через минуту понял, что произошло то, чего все ждали годы и годы. Внеземную жизнь пытались обнаружить почти два столетий.
Вдруг я сообразил: на «Гондване» фон наверняка был с памятью.
Перевел стрелку с семи на шесть: музыка! Значит, фон все помнит. Я помог ему — подвинул вручную оранжевую стрелку на его деревянной элегантной панели еще на пару делений и услышал подробности, относящиеся к полету. На всякий случай переписал в карманную память маршрут и координаты корабля в момент посадки. Еще раз увидел на объемном экране ракету.
Наверное, это можно назвать интуицией. Я смутно догадывался, что в сообщении словно чего-то не хватало: нет, не могла история межзвездного рейда окончиться так просто и буднично. И почему не показали ни образцы грунта, ни «первые живые организмы растительного происхождения»?
...Поллукс и Кастор, два главных светила Близнецов, удалены
10
от нас на десять и четырнадцать парсеков. В этот день «второго открытия Близнецов» мы говорили о них с Энно даже на прогулочном вельботе. В тот же вечер звездный атлас рассказал мне о местах, откуда занесло к нам гостя. В круге света от лампы возникали контуры животных — кита, ящерицы, льва, ворона, рыбы, змеи, обеих медведиц — Большой и Малой. По странной прихоти астрономы вознесли на небо и стали писать узорчатой пропиеью: птицу Феникс, Летучую Рыбу, Голубя, Лисичку, Волка, Лебедя, Орла, Дельфина, Малого Коня. Всего восемьдесят восемь, созвездий. В этом небесном зверинце затерялись большие и малые небесные тела. И мифическле Кастор и Поллукс. П'оллукс — ничем не примечательная оранжевая звезда. Но Кастор! Под одним названием скрывается несколько светил. В эюм хороводе разглядели сначала два горячих гиганта — Кастор А и Кастор В. Они так близки, что разделить их может лишь телескоп. И каждый из этих гигантов как двуликий Янус. Оба Кастора двойные звезды, но расстояния в парах гак малы по галактическим меркам, что могут быть без труда выражены просто в километрах. Десять миллионов километров. Это в шесть раз меньше расстояния от Солнца до Меркурия. Так оправдалось случайное пророчество древних звездочетов, давших имя Близнецы именно тому созвездию, в котором превзойдены все рекорды близости светил!
А недалеко от двойных гигантов притаилась пылинка — Кастор С. И это тоже два раскаленных шара, разделенных всего двумя миллионами километров Не спешит Кастор С в своем беге по орбите: никому еще не удалось узнать скорость его движения вокруг той невидимой точки, которая зовется общим центром тяжести. Может быть, период его обращения — около двухсот тысяч лет, а может быть, еще больше.
Именно к этим странным шести звездам послан был космический зонд. Сорок пять световых лет не так уж много. Даже для автоматического корабля прошлого века
Ну и здорово же надо мной подшутили в редакции! (Шутка, правда, невольная.) Пока я оформлял командировку на «Гондва-ну», пока уточнил план публикаций, пока хлопотал и радовался подаренной мне возможности прокатиться по Тихому океану — все это время настоящий космический зонд приближался к нашей планете и нес свою необыкновенную добычу. Сколько воды утекло с тех пор, как он отбыл к созвездию Близнецов, туда, где чуть заметными светлыми пылинками мелькают такие же солнца, как наше, с планетами, и где открылись миры на которых есть вода, воздух, жизнь! А ракета шла, шла, забытая среди звечл ладья...
Первый очерк в «Океане» о космических формах жизни — это, конечно, сенсация. И пусть все уже слышали, и пусть факты известны, но если здорово сделать первый очерк, он-то и останется в памяти. И вся эта полуторавековая история забытого полета на забытом космическом корабле допотопной конструкции тоже. И будет потом много книг и много статей и много фильмов, но художественный очерк останется первым живым словом о странствии, равного которому не было.
Я еще раз перевел стрелку фона назад и переписал почти все сообщение. И оставил на память копии снимков и объемных кадров.
11
Нужно зайти к Ольховскому, решил я утром. Когда только? Сейчас? Я соединился с ним, но он был занят. Впрочем, что я ему скажу?.. Несколько дней назад, когда я уговаривал его взять в экспедицию именно меня, то так расписал ему мою давнюю любовь к морю, что в его серо-синих колючих глазах появилось даже какое-то отечески заботливое выражение. Моя участь была решена, как тогда мне казалось, в благоприятном для меня направлении. А теперь? Просить разрешения в редакции покинуть экспедицию?
Нет, меня не поймут. Особенно Ольховский, руководитель экспедиции., хотя у него просить разрешения мее как раз и не надо.
Для него и для таких, как он, совершенно безразлично, какой из океанов и на какой планете изучать. Разница, во всяком случае, небольшая. Найти новый вид мотылька где-нибудь на острове Маврикий для биолога все равно, что для филателиста обнаружить б своей коллекции редчайшую разновидность марки того же острова. Все это я хорошо знал, но понять был не в силах. Что-то ускользало от меня, и я всегда оставался немного настороже с такими людьми.
И потом, не я ли говорил Ольхозскому, что именно о такой экспедиции которая не откроет ни новых островов, ни даже подводных вулканов, я давно мечтал? Где же, в самом деле, взять новые впадины на океанском дне, если последняя из них занесена в морской атлас лет сто назад?
Жизнь — это пятая стихия Такова установка Ольховского. Познатвь ее не так просто, как первые четыре стихии древних — огонь, землю, воздух, воду. Особенно если этим не заниматься серьезно. У него все выглядело логично и убедительно, у этого человека, вызывавшего в памяти образ древнего мудреца по имени Диоген. Только тот был как будто поспокойнее. Жил в большой бочке, а когда Александр Македонский спросил его о сокровенном желании (надо полагать для того, чтобы исполнить его тут же, на месте), то мудрец ответствовал незадачливому монарху: «Отойди от моего жилища и не загораживай солнце».
У Ольховского была «Гондвана». Корабль, дом, лаборатория. Правда она была маловата для него, всего тридцать тысяч тонн, но большой тоннаж не разрешен. Кроме «Гондваны», моря и океаны бороздили многочисленные «Икары», «Одиссеи», «Садко», «Наутилусы». Море легче осушить, чем исследовать, сказал мне Ольховский в первую нашу встречу и оставил меня на борту.
Нет, я должен быть на корабле: Внеземные дела подождут. Когда-нибудь я напишу книгу о пятой стихии — найдется в ней место и для космических форм жизни. Если, конечно, будет что сказать по существу. Ведь журналист не просто «концентрирует события», он еще и толкует их, окрашивает, передает по-своему. Журналист — это' личность, стиль, это манера не только писать, но и мыслить. Это началось давно. Я могу представить себе умельцев, сидящих за старомодными пишущими машинками или с музейными инструментами в руках, отдаленно напоминающими магнитные карандаши. Но писали они вполне сносно. Наверное, им было легче. Сейчас нужно уметь улавливать, суть целой науки. И, конечно, обобщать, проводить параллели. Разумеется, это искусство обобщать носит иногда несколько формальный
