Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Да, это он! — с глухою яростью подтвердил дон Лоп, — наконец-то, он в наших руках!
— И теперь он уже не уйдет от нас! — продолжал дон Рафаэль, нервно пожимая руку брата.
— Что же нам теперь делать? — спросил дон Лоп.
— Не беспокойся более о нем, это уже теперь мое дело! Его бросят теперь так, как он есть, связанного, в одну из артиллерийских повозок, а затем, после сражения, мы с тобой посмотрим, что нам делать. Двое из моих людей, в которых я вполне уверен, не отойдут от него ни на шаг.
— Смотри, чтобы он не сбежал! А давно ли он спит?
— Не более, чем полчаса!
— А когда должен проснуться?
— Через двадцать четыре часа!
— Ну, в таком случае тебе нечего беспокоиться. Часа через четыре, самое большее пять, мы будем полными хозяевами своего времени, а теперь нам следует спешить, потому что нас ждут!
Взглянув еще раз на убийцу их отца, оба брата крупными шагами вернулись к своим отрядам.
Пока командиры занимались своими частными делами, офицеры того и другого отряда не теряли время. Артиллеристы приводили в порядок и заряжали орудия; последние были совершенно новые и прекрасные во всех отношениях, и только что прибыли вместе с последним подкреплением, присланным из Испании, так что ни разу еще не употреблялись в дело.
Триста человек из партиды дона Рафаэля обменяли свои кивера на шляпы матадоров, припрятав свои в переметные сумки, чтобы в известный момент иметь возможность опять надеть свои, сбросив чужие.
Спящих бандитов Эль-Фрейля побросали в пустые артиллерийские повозки и крепко на крепко замкнули над ними крышки этих фургонов. Arrieros, т. е. арьергард готовился препроводить их в лагерь мексиканцев.
Один из офицеров дона Лопа, человек очень преданный и весьма смышленый, имевший кое-какое сходство с доном Хуаном Педрозо, облекся в монашескую рясу мнимого Эль-Фрейля и готовился принять командование над переодетой в шляпы матадоров партидой.
Осталось еще позаботиться о самом убийце.
Двое солдат подняли его на руки, бросили в один из фургонов, и согласно строжайшему приказу своего начальника, став на обе стороны фургона, должны были ни на шаг не отступать от него.
Убедившись, что все в надлежащем порядке, дон Рафаэль обратился с несколькими теплыми, прочувственными словами к своим офицерам и солдатам, затем, пожав еще раз руку брата, стал во главе остальных пятисот человек своей партиды и, повернув коня, покинул поляну.
Первая часть задуманного им плана была уже выполнена, теперь оставалась вторая, — несравненно более трудная.
Атака должна была начаться в пять часов утра, т. е. за час до восхода солнца.
Теперь молодому полковнику оставалось лишь присоединиться со своими людьми к подкреплению, присланному ему главнокомандующим, и выждав сигнал орудий дона Лопа, атаковать врага разом с трех сторон. А дон Лоп взялся произвести переполох в испанском лагере.
Мы оставим на время дона Рафаэля с его людьми, а проследим за доном Лопом, на которого возлагалась труднейшая, важнейшая и вместе с тем опаснейшая часть задуманного плана.
От него требовалась в этом деле неслыханная смелость и ловкость.
Когда фургоны, увозившие жандармов, скрылись во мраке леса, дон Лоп стал готовиться к дальнейшему движению вперед.
Войска, которыми он располагал, были разделены им на две отдельные партиды и размещены таким образом, что как будто обоз все еще находился в руках испанцев, в этом заключалось самое главное. Надо было, чтобы испанцы, вообще по природе своей крайне недоверчивые и давно успевшие свыкнуться с этой войной, главным образом основанной на хитростях, засадах и захватах врасплох неприятеля, в чем сами они были близки к совершенству, надо было, повторяем мы, чтобы у них не явилось ни малейшего подозрения относительно того, что им готовилось.
Обоз двинулся дальше в стройном порядке с авангардом и разведчиками впереди и на обоих флангах, но все было расположено таким образом, чтобы люди, по первому слову команды, могли соединиться в одну сплошную стену и идти в атаку в случае надобности.
Немного ранее пяти часов утра, обоз был уже в виду неприятельских аванпостов.
Обоза ожидали; но надо отдать справедливость, испанцы плохо охраняли свой лагерь; по небрежности ли, или же потому, что они полагали, что им нечего опасаться нападения мексиканцев, или по каким либо иным соображениям, но только весь лагерь поголовно спал крепким сном. Часовые сторожевых пикетов едва слышно окликнули и были захвачены в плен без боя, тоже самое случилось и на аванпостах, которые также, будучи захвачены врасплох, сдались без выстрела.
В этот момент из цитадели города плавно взвилась ракета и в ответ ей взвились другие две ракеты с разных сторон. Тогда раскрылись одни из городских ворот и из них кинулись в траншеи войска, отважные защитники города, и открыли по неприятелю страшный огонь.
Дон Лоп приказал навести свои орудия и дал залп картечью.
Одновременно с этим мексиканцы открыли пальбу и ружейный огонь с двух других сторон; отовсюду стали раздаваться торжествующие крики.
— Победа! Они в нашей власти! Мексика! Мексика! Нет пощады!
Оставив триста человек команды для охраны орудий дон Лоп влетел бешеным аллюром во главе своей партиды в центр неприятельского лагеря.
Испуганные такою внезапной неожиданностью испанцы повскакали второпях от сна, схватились за оружье и пытались сплотиться. Всюду завязались отдельные схватки, испанцы бились, как черти; бой кипел на всем протяжении лагеря, дрались повсюду. Мексиканцы, чтобы усилить смятение и беспорядок в неприятельском лагере, подбрасывали там и сям на палатки на крыши саклей и шалашей зажженные смоляные факелы, и менее чем в полчаса весь лагерь был объят пламенем.
Вскоре сражение превратилось в настоящую бойню; мексиканцы никому не давали пощады, они резали и убивали бегущих, обезумевших от страха испанцев. Крики и стоны раненых и умирающих заглушали собою шум сражения. Испанские орудия, направленные на город были повернуты мексиканцами и направлены на лагерь; теперь они палили во всю по несчастным испанцам, бежавшим под этим градом пуль, ядер и картечи.
Однако полковник Итурбид, проснувшийся одним из первых, успел собрать около себя от семи до восьми сотен человек и пытался восстановить порядок сражения.
Все это были старые, бывалые солдаты, отважные в бою и прекрасно дисциплинированные, готовые пасть до последнего скорее, чем сдаться. Они проявили положительно чудеса храбрости и несколько раз им удавалось даже останавливать и оттеснять нападающих, но было уже слишком поздно, чтобы спасти лагерь; сражение было проиграно.
Весь этот героизм не мог привести ни к чему иному, как только продлить еще на некоторое время отчаянную битву без всякой пользы и дать перебить до последнего этих героев.
Полковник Итурбид понял это и скомандовал отступление. Испанцы стали отступать медленно, отбиваясь со всех сторон от неприятеля и размыкая ряды, чтобы укрывать в них бегущих товарищей, кидавшихся туда, как безумные.
Так они отступали под неприятельским огнем гордые, надменные и неустрашимые. Проложить себе путь испанцам было не особенно трудно, так как мексиканцы только обстреливали их, но не преследовали серьезно: им не было причины опасаться вторичного возвращения испанцев под стены Анко-Сенорес, так как у тех не было ни пушек, ни оружия, ни зарядов, ни провианта, все было отбито у них неприятелем, в том числе пять знамен.
Оставив на месте пятьсот человек раненых, которых они не имели возможности убрать, мексиканцы забрали в плен восемьсот человек солдат, не считая разносчиков торговцев и маркитантов, не участвовавших в сражении. Кроме того они захватили еще до 400 копий. Таким образом была снята осада с маленького городка Анко-Сенорес, стратегическое положение которого играло чрезвычайно важную роль для обеих воюющих сторон.
Теперь история об освобождении от осады этого маленького городка перешла в область легенды, не столько вследствие необычайной смелости плана, сколько благодаря тому, что это событие связано с именем полковника Итурбида, ставшим впоследствии столь громким и столь трагически известным в истории мексиканской революции.
