Английский пациент - Ондатже Майкл (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗

Но для меня мой брат был всегда и героем в семье. Я видел и чувствовал его состояние в роли неутомимого возмутителя спокойствия. Я наблюдал, как он истощался после каждого очередного протеста, его тело дергалось в ответ на обиду или какой-то закон. Он нарушил традицию в нашей семье и отказался, несмотря на то что был старшим сыном, идти в армию. Он отвергал любую ситуацию, где Англия имела власть. И поэтому его затаскали по тюрьмам. В Лахорскую центральную тюрьму. Потом в Ятнагарскую… Он лежал по ночам на своем тюфяке, рука поднята в гипсе, так как друзья сломали ему руку, чтобы защитить его, потому что он не оставлял мысли о побеге. В тюрьме он стал спокойным и отстраненным. Еще больше, чем я. Его не оскорбило, что я записался в армию добровольцем вместо него, что я не стану врачом, как того требовала традиция; он только рассмеялся и передал мне через отца, чтобы я был осторожен. Он никогда не пошел бы на войну вместо меня. Он был уверен, что я владею секретом выживания и обладаю способностью прятаться в тихих местах

Он сидит на подоконнике в кухне и разговаривает с Ханой. Караваджо проходит мимо, тяжелые веревки свешиваются с плеч, но это его дело, как он отвечает, когда кто-нибудь спрашивает, зачем они ему. Он стягивает их за спину, проходя в дверь, и сообщает:

– Английский пациент хочет поговорить с тобой, парень.

– Хорошо, парень, – отвечает сапер с индийским акцентом, пытаясь подражать уэльскому диалекту Караваджо. Затем продолжает для Ханы:

– Мой отец имел птичку – думаю: это был стриж, – которую всегда носил с собой. Она была необходима для его покоя, как очки или, к примеру, стакан воды во время еды. Дома, даже когда он шел в спальню, птичка была с ним. Когда он ехал на работу, клетка с птичкой висела на руле его велосипеда.

– Твой отец жив?

– Да. Наверное. Некоторое время я не получал писем. А мой брат, похоже, все еще в тюрьме.

Кип постоянно вспоминает один случай. Он впервые работает один, ищет секрет хитрого приспособления, которое находится «в чреве белой лошади». Ему жарко на меловом холме, белая пыль везде вокруг. Мисс Морден сидит метрах в двадцати выше по склону, записывая все, что он делает. Он знает, что в долине, внизу, находится лорд Суффолк, который наблюдает за ним в бинокль.

Он работает медленно. Меловая пыль поднимается и оседает на все. Ему приходится постоянно сдувать ее с крышек взрывателя, с проводов, чтобы рассмотреть детали.

Жарко. Он заводит взмокшие руки за спину и вытирает запястья о рубашку, нагрудные карманы которой заполнены всякими нужными мелочами и частями прибора, с которым он ведет поединок.

Он устал, проверяя одну за одной свои догадки. Он слышит голос мисс Морден:

– Кип?

– Да.

– Остановитесь на минуту, я спускаюсь к вам.

– Лучше не надо, мисс Морден.

– Все равно я спущусь.

Он застегивает пуговицы на всех карманах и накрывает бомбу тряпкой; женщина неловко вползает в «лошадь», садится рядом и открывает свой мешок. Она смачивает кружевной носовой платок одеколоном из маленькой бутылочки и передает ему.

– Протрите лицо. Лорд Суффолк всегда так делает, чтобы освежиться.

Он осторожно принимает из ее рук платок и прикладывает его ко лбу, шее и запястьям. Она открывает термос и наливает себе и ему чаю. Затем разворачивает промасленную бумагу и достает галеты.

Кажется, она не торопится обратно на склон, где будет в безопасности. А напомнить ей об этом было бы грубо. Она болтает об ужасной жаре и о том, что они, благодарение Господу, догадались заказать в городе комнаты с ванной, которая им очень пригодится после такой работы. Потом начинает беспорядочно рассказывать о том, как впервые повстречалась с лордом Суффолком. Ни слова о бомбе, которая лежит перед ними.

А ведь и в самом деле, он начал было замедлять темп работы и мыслей, как тогда, когда ты, уже полусонный, постоянно перечитываешь в книге один и тот же абзац, пытаясь уловить связь между предложениями, но вместо того соскальзывая в омут первого сна… Мисс Морден вытащила его из водоворота проблемы.

Она аккуратно складывает все в свой мешок, кладет руку на его правое плечо и возвращается к своей позиции на походном одеяле, расстеленном над уэстберийской «лошадью». Она оставила ему очки от солнца, но в них плохо видно, поэтому он убирает очки в сторону.

Он возвращается к работе.

Чувствуется запах одеколона. Он вспоминает подобный запах. В детстве он однажды слег с высокой температурой, и кто-то натирал его одеколоном.

VIII

Священный лес

Кип покидает поле, где работал саперной лопаткой. Он держит перед собой вытянутую левую руку, будто поранился.

Через огород – детище Ханы – с пугалом из креста и подвешенных на нем жестяных банок из-под сардин он идет вверх по направлению к вилле и теперь уже держит ладони чашечкой, как будто заслоняет пламя свечи. Хана встречает его на террасе. Он берет ее за руку, и божья коровка, обогнув ноготь его мизинца, быстро переползает на ее запястье.

Девушка возвращается в дом, так же вытянув перед собой руку.

Проходит через кухню.

Поднимается по ступенькам.

Пациент поворачивает голову, когда она входит. Хана подносит руку с божьей коровкой к его ступне, и насекомое начинает свой долгий путь по его телу, огибая морские просторы белой простыни, – яркое красное пятнышко, которое ползет по неровно застывшей вулканической лаве.

В библиотеке Караваджо случайно сталкивает локтем с подоконника блок взрывателя, когда поворачивается на радостный крик Ханы в коридоре. Блок, кажется, повисает в воздухе – столь быстро Кип успевает подхватить его, пока тот не грянулся на пол.

Караваджо опускает свой взгляд на лицо Кипа, а молодой человек шумно переводит дух.

Вдруг он понимает, что обязан этому смуглому парню жизнью.

Теряя свою робость в присутствии пожилого человека, Кип начинает смеяться, стискивая в руках коробку с проводами.

Караваджо запомнит этот бросок. Он может уйти, уехать домой, никогда больше не увидеть Кипа, но ни за что не забудет его. Спустя годы в Торонто при выходе из такси он придержит дверь перед собирающимся занять машину каким-нибудь индусом и будет думать о Кипе.

А теперь Кип просто смеется, глядя на лицо Караваджо и дальше вверх на потолок.

– Я знаю все о саронгах, – Караваджо покрутил рукой в сторону Кипа и Ханы. – Я встречался с индусами на восточной окраине Торонто. Я грабил один дом, и оказалось, что он принадлежит индийской семье. Они проснулись и выскочили из спальни, замотанные в этих тканях, саронгах, – они прямо в них и спали, и это меня заинтриговало. Мы побеседовали, а потом они уговорили меня примерить саронг. Я снял всю свою одежду, переоделся, и вдруг они схватили меня и выставили полуголым за дверь.

– Ты это не придумал? – Она усмехнулась.

– Обижаешь!

Она знает его достаточно хорошо и почти поверила. Когда Караваджо занимался своей «работой», он всегда оставался человеком. Вламываясь в дом во время Рождества, он раздражался, если замечал, что календарь открыт не на той странице. Он часто разговаривал с животными, которые оставались одни в доме, цветисто обсуждал проблемы питания и давал им большие порции еды из холодильника. Зверушки платили благодарностью, радостно встречая его в следующий раз, когда он наносил в этот дом повторный визит.

Она идет с закрытыми глазами вдоль книжных полок в библиотеке и вытаскивает наугад книгу. Это сборник стихов. В середине между разделами находит чистую страницу и начинает писать.

«Он говорит, что Лахор – древний город. Лондон по сравнению с Лахором достаточно молод [84]. Я говорю, что родилась в еще более молодой стране. Он говорит, что у них давным-давно знали порох. Еще в семнадцатом веке на картинах, изображающих придворную жизнь, рисовали фейерверки [85].