Тревожная служба. Сборник рассказов - Дикс Эрхард (книги бесплатно .txt) 📗

Я должен был написать ей несколько слов на польском языке, поскольку все-таки уже побывал у них в стране.

— Мама, все приветственные фразы я позабыл. Мне запомнились только прощальные слова на польском языке...

Промучившись еще какое-то время, я в конце концов взял отпуск, потому что чувствовал, что все больше замыкаюсь в себе и дальше так продолжаться не может. Мне хотелось совершить что-то невероятное, — например, приехать и отбить у Адама Хеленку. Я уже строил воздушные замки, и радужные надежды туманили мне голову, рассеивая все сомнения.

Я извлек из гаража свою видавшую виды машину. Ее возраст тщательно скрывался под отличным черным лаком и блестящими хромированными деталями. Сиденья были обтянуты ярко-красным ледерином. Во внутреннем устройстве автомобиля я не слишком разбирался, но полагался на его исправность и надеялся, что мы не подведем друг друга. Правда, перед этим путешествием мне было немного страшновато.

На следующее утро мне удалось сразу завести свой автомобиль, и я подкатил к дверям дома. Мать волновалась больше, чем я. Она села рядом со мной и превосходно выглядела в своей синей шляпке с вишневыми полями. На мне был парадный костюм в крупную полоску и какой-то пестрый шарф.

— Все отлично! — установила мать. И я не понял, относится ли это ко мне или к моему лимузину. Вероятнее всего, к нам обоим. Не поворачивая головы, она косила глазами в окно, но наша улица была тиха. На ней не было ни единой живой души, которая могла бы по достоинству оценить наш выезд.

Я доставил мать до самого места ее службы. Она потрепала меня по голове, и мне казалось, что она вот-вот заплачет.

— Так ты действительно едешь в Польшу?

Страна казалась ей чужой и далекой, хотя и была совсем рядом.

Мать медленно и чинно выходила из автомобиля. Я знал, что в этот момент в окна на нас смотрят ее коллеги и, войдя к себе, мать обязательно скажет с достоинством:

— Это мой сын!

На автостраде мой черный лимузин развил приличную скорость — временами она достигала 90 километров. Я удобно расположился на мягком сиденье. Солнце, вначале с трудом пробивавшееся сквозь утренний туман, постепенно начинало припекать. В пути для меня, как, наверное, для всякого водителя, наиболее удобное время — раннее утро и вечерние часы после захода солнца. Я непрерывно думал о Хеленке, с нетерпением ожидал встречи с ней и чувствовал себя кем-то вроде посланника с особыми полномочиями.

Прошло довольно мною времени, и вдруг мой мотор зачихал. Я съехал на обочину, залил бензин из имевшихся запасов и поехал дальше. Бензина у меня больше не было, я убедился, что мотор съедает его значительно активнее, чем я предполагал.

У первого предупредительного щита, свидетельствовавшего о приближении границы, я затормозил, чувствуя, что начинаю нервничать. У меня всегда так. При переезде границы возникает какое-то смутное беспокойство, и хотя у меня были самые лучшие намерения и совесть чиста, но сам вид ряда предписаний и запретов, которые вывешены на щитах справа и слева вдоль дороги, выводит меня из равновесия.

Польский пограничник, молчаливый парень, ограничился тем, что сравнил фотографию на паспорте с оригиналом. Я отъехал в сторону и, взглянув в зеркало, к своему ужасу, убедился, что выгляжу не лучше, чем во время маневров у Зелёна-Гуры. Пришлось взяться за ножницы и хоть как-то подровнять бороду.

Через несколько десятков километров путешествия по польской земле я заехал на заправку к колонке. Миновав небольшое село, заметил польского старшего стрелка, который стоял на обочине и подавал мне сигналы остановиться. Рядом с ним на земле лежал вещевой мешок. Я слегка притормозил, но затем, поравнявшись с солдатом, вновь дал газ. «Если ты отслужил, остановишь кого-нибудь из своих», — подумал я. Старший стрелок сначала схватился было за свой мешок, но, видя, что я проехал мимо, со вздохом опустил его на землю.

Когда колокольня поселка уже почти скрылась из виду, я все-таки развернулся и поехал обратно. Но, видимо, слишком долго раздумывал — солдата уже не было на месте. Я проехал весь поселок, глядя по сторонам, но его и след простыл.

Пополудни я приехал в город. По обе стороны шоссе вверх поднимались цеха химического завода. Из труб клубился дым. За заводом и выстроившимися в ряд домами дорога поворачивала на широкую, всю в зелени улицу, которая вскоре раздваивалась и вела по обе стороны от старого собора. Я остановился у развилки и спросил, как проехать на улицу Кохановского. Мне сказали, что нужно свернуть направо и второй перекресток за железнодорожным мостом выведет меня на нужную улицу.

Я попытался вновь завести мотор, но все напрасно. Он не нашел ничего лучше, как отказать именно здесь, в двух шагах от цели! Прямо хоть плачь...

Четверо добровольцев из числа прохожих вызвались помочь мне перетащить машину на стоянку. Я открыл капот. Внешне все было в порядке — все детали на месте, я, кажется, ничего не потерял в дороге. Проверил свечи. Большего я сделать не мог, поскольку на этом мои познания кончались. Оставив свою дорожную сумку на сиденье, я захлопнул дверцы. В первую очередь необходимо было найти автомастерскую.

Мне повезло. В узком переулке напротив собора я отыскал то, что нужно. Мастер прибуксировал автомобиль, и мне не оставалось ничего другого, как сесть и ждать. Когда меня позвали в мастерскую, я с ужасом увидел, как слесаря, словно хирурги в операционной, вынимают у моего лимузина сердце. Мастер заявил, что с машиной придется повозиться, и предложил зайти вечером. В пору было действительно завыть от досады. К тому же чудесный черный лак моей машины был уже основательно запачкан и покрыт пятнами.

Я шел по улице, раздумывая, сейчас мне направиться к Хеленке или подождать, пока отремонтируют автомобиль. На углу находился ресторан. Я проглотил порцию бигоса и выпил чашку чудесного кофе. Он так мне понравился, что я заказал еще. Выходя из ресторана, я заметил двух молодых девушек. У одной из них были светлые волосы и небесно-голубые глаза, и она напоминала мне Хеленку. Я решил не терять больше ни минуты и отправиться пешком. За машиной приду позже, городок, в конце концов, не велик.

За железнодорожным мостом, проходя мимо парикмахерской, я увидел в ее витрине свое отражение: костюм от долгого сидения в автомобиле помялся, на галстуке расплылись два масляных пятна. Свободных мест, в парикмахерской не оказалось, и я пошел дальше.

Улица Кохановского оказалась тихой улочкой с маленькими древними домиками начала прошлого века. Они находились в глубине от дороги, и почти перед каждым был разбит небольшой палисадник. Выглядели они очень мило. Я нашел дом № 11 — цифра была выжжена на воротах — и остановился перед дверью. Сердце мое учащенно билось. Я осторожно нажал на кнопку звонка. Что говорят обычно в таких случаях? Лучше, конечно, было бы приехать на машине. Она бы в какой-то степени отвлекала. Теперь я должен действовать решительно и смело, если не хочу, чтобы вся эта поездка прошла впустую. Дверь открылась. Я пробормотал что-то невразумительное и еще больше растерялся.

— Входите! — сказал открывший ее старик, не выразив ни малейшего удивления, как будто ожидал меня уже давно.

Он прошел вперед по длинному коридору и ввел меня в большую светлую комнату. На полу лежал толстый красный ковер, в центре стоял большой круглый стол, а вокруг него тяжелые кожаные кресла. Одна из стен снизу до потолка была уставлена полками с книгами, кругом висели многочисленные картины. У окна я сразу заметил мольберт с натянутым полотном, уже загрунтованным, с нанесенными на нем красками. Рядом был маленький столик с палитрой и тюбиками красок. В керамической вазе торчали кисточки.

— Вы немец? — спросил он.

Пришла пора представиться. Я старался прикрыть рукою масляные пятна на галстуке. Но старик не обращал на мою внешность никакого внимания. Зато я успел как следует рассмотреть его. У него были длинные узловатые пальцы, кисти рук покрыты веснушками. Держался он прямо. Мне особенно запомнились его седые коротко остриженные волосы, густые и тоже седые брови. Светлые глаза его казались усталыми. Я подумал, что Хеленка, вероятно, его дочь и живет здесь, в этом чудесном старом доме.