Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Лейхтвейс взял за руку дрожавшую всем телом Лору и вместе с ней выбежал из дома.
— Мы будем наслаждаться этим зрелищем с высоты Нероберга, — сказал он. — Как я рад, что мне удалось наказать еще одного негодяя. Гори, огонь, трещи, пожирай все, выбивайся наружу через крышу. Возвести жителям окрестностей, что они должны склониться перед карающей рукой разбойника Генриха Антона Лейхтвейса.
Вместе со своими спутниками Лейхтвейс быстро направился к лесу. Они успели скрыться, пока никто из жителей деревни еще не обратил внимания на начавшийся пожар.
Молодая служанка патера Бруно Гунда в бессоннице металась на своей постели. Ей не спалось, и не только потому, что ей не давала покоя судьба бедной Ганнеле, но и потому, что ее мысли были лихорадочно возбуждены ее собственной участью.
В ее юном сердце зародилась любовь, которая на первых же порах, казалось, была осуждена на смерть. Она все время видела перед собою образ патера Бруно, жившего с нею под одной крышей. Ничего удивительного не было в том, что молодые люди, которых железная воля другого человека заставила жить в одном и том же доме, полюбили друг друга.
Ту же борьбу, те же сладостные и вместе с тем горестные ощущения, которыми терзалась Гунда, переживал и молодой священник. Правда, патер Бруно долго боролся с этой любовью со всей решительностью человека, сознающего свой долг. Но что значит долг, чего стоят строжайшие запрещения и ужаснейшая угроза там, где творит свое дело богиня любви, запутавшая в свои сети два молодых сердца.
Патер Бруно хранил в глубокой тайне свое влечение к Гунде, и даже взгляды его не выдавали чувств его, которые он питал к своей красавице служанке. Гунда тоже старалась скрыть свои чувства, но она не умела так хорошо владеть собою, как молодой священник, и часто, когда она бывала в одной комнате с ним, в глазах ее загорался страстный огонь.
Томясь в бессоннице на своей постели, она сложила руки и молила Бога дать ей силу побороть свое чувство, если оно действительно греховно; она просила, чтобы Дева Мария сотворила чудо и спасла ее от тоски по любимому человеку.
В конце концов она не выдержала и встала с постели. Набросив короткую юбку, она подошла к окну и открыла его. Высунувшись далеко вперед, она жадно вдыхала холодный осенний воздух.
Над селом стояла луна. Ночь была дивно хороша. Но вдруг на лице Гунды появилось выражение испуга.
— Боже милосердный! — вскрикнула она и отшатнулась от окна. — Дом старшины горит! Пожар! Пожар!
Глава 18
ПЫТКА ВОДОЮ
Как сумасшедшая бросилась Гунда на нижний этаж и в первый раз вошла в столь неурочный час в спальню молодого священника.
Патер Бруно спал. На устах его играла счастливая улыбка. Гунда остановилась как вкопанная. Она даже забыла, зачем пришла сюда. Движимая неведомой силой, против которой бороться у нее не было сил, Гунда наклонилась к спящему.
— Один только раз я хочу испытать счастье, — прошептала она. И тихо прижала она свои губы к его губам.
Спящий вздрогнул. Еле слышно прошептал он:
— Гунда! Милая Гунда!
— Боже! — вскрикнула она в ужасе. — Он любит меня. Господи, спаси наши грешные души!
Она опустилась на колени и головой прильнула к подушкам.
Патер Бруно приподнялся на постели. Протирая глаза, он улыбнулся при виде Гунды. Ему казалось, что он видит чарующий сон. И он постарался не рассеять видения. Да и не мудрено было: то, что наяву ему было запрещено, то, от чего он в действительности должен был отказываться, — все это предстало перед ним во сне. Он протянул вперед руки, нежно обнял Гунду и привлек ее к себе.
— Милая, дорогая моя, — шептал он, — побудем вместе хоть во сне.
А Гунда лишилась всякой воли и, не будучи в силах бороться с своей любовью, припала к его груди. Она горячо обняла его, и уста их слились в долгом поцелуе. Но вдруг патер Бруно дико вскрикнул.
— Уйди от меня, искуситель! — крикнул он, отталкивая ее. — Ты не овладеешь мною, в каком бы чарующем виде ты мне ни являлся. Это не сон — нет, не сон. Я согрешил. Согрешил! — В отчаянии приник он головой к подушкам.
Вдруг на улице послышались громкие крики:
— Пожар! Дом старшины горит! Пожар!
— Пожар! — вскрикнула Гунда, пришедшая в себя, и поднялась на ноги. — Проснитесь, преподобный отец. У нас в селе ужасное несчастье. Дом старшины горит. Бог покарал его за грехи.
— Бог всегда карает за грехи, — глухо произнес патер Бруно, — он покарает и меня.
Он сел на постели и воскликнул диким голосом, точно помешанный:
— Адское пламя там и здесь. Там огонь пожирает имущество грешника, а тут, в моей груди, горит другое пламя. Его потушить будет трудно, и оно сожрет меня. Для меня нет спасения.
Гунда выбежала из комнаты. Ей пришла в голову мысль о Ганнеле. Она хотела удостовериться, успела ли та спастись.
Она устремилась к месту пожара. Там уже собралась большая толпа, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы тушить пожар. Слышны были лишь злобные возгласы и проклятия. Никто не принимал никаких мер.
— Боже милосердный! — воскликнула Гунда, оглядываясь кругом. — Неужели вы не хотите помочь? Что ж вы стоите сложа руки и смотрите, как погибает имущество человека? Несите скорее воду. Ведь можно еще спасти кое-что. Слышите, скот ревет и мечется в коровнике? Помогите же, жители Доцгейма. Не в первый раз вы помогаете вашим ближним.
— А вот на этот раз мы с удовольствием смотрим на пожар, — ответил какой-то коренастый парень, выступая вперед. — Мы палец о палец не ударим, чтобы спасти имущество человека, которого мы все ненавидим и презираем.
— Конечно, — поддержало его несколько человек. — Мы все поклялись, что дадим сгореть его добру.
— Пусть он и сам погибнет в огне! — крикнула какая-то безобразная старуха, носившая кличку «Доцгеймская ведьма». — Слышите, как он стонет и хрипит, этот старый скряга, этот кровопийца, который так часто сосал нашу кровь. Вон, смотрите, его черная душа вылетела из дома. Она хочет подняться на небо, но вот — смотрите — она опять упала в огонь.
И — действительно, над крышей поднялся черный голубь, пытаясь уйти от пламени. Но у него не хватило на это сил. Крылья его уже были обожжены, и он упал в пылающее пламя.
— Это знаменье Божие, — глухо бормотали поселяне. — Доцгеймский старшина осужден на вечные муки.
Вдруг перед толпой, как из-под земли, вырос патер Бруно.
— Вот те результаты, которых я достиг с вами! — громким голосом воскликнул он. — Вот для чего я учил вас любить и помогать ближнему.
Скорбным и полным горестного упрека взглядом обвел он толпу.
— Вы сами знаете, преподобный отец, — ответил один из наиболее уважаемых поселян, — старик Михаил Кольман тысячу раз заслужил эту кару небесную. Мы все ненавидим и презираем его, и, по нашему мнению, было бы даже грешно помочь ему спасти дом и тем идти против справедливой Божьей кары.
— А где же он сам? — воскликнул священник. — Спасли ли вы его?
Ответа не последовало.
— Значит, вы хотите сделаться убийцами? — громко воскликнул патер Бруно. — Кто дал вам право судить других? Вы жестокосердные люди, и вашим бездействием совершаете тяжкий грех.
— Речь идет ведь не только о старшине! — воскликнула Гунда. — Неужели вы забыли, что в доме находится также и бедная Ганнеле? Разве никто из вас ее не видел? Где бедная Ганнеле? Ганнеле, где ты?!.
Вдруг толпа ожила.
— Ганнеле! Где Ганнеле? — поднялись крики со всех сторон. — Где Ганнеле?
— За мной! — крикнул молодой священник, срывая крест со своей груди и поднимая его высоко над головой. — Кто хочет спасти душу свою, тот последует за мной, в огонь и пламя.
Но никто не двинулся с места. Тремя столбами пламя поднималось к небу, и все здание было окружено сплошной стеной желтовато-красного огня и дыма. Никто не хотел рисковать жизнью для бедной, несчастной девушки, и всякий думал только о себе и о своей семье.
