Детство в Соломбале - Коковин Евгений Степанович (читать книги без регистрации TXT) 📗

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВЕСНА

Я помнил слова отца: «Вернусь, получу много денег, тогда у нас будет хорошая жизнь!» А дедушка говорил, что, если отец и вернулся бы, все равно ничего хорошего он бы не увидел. «Матрос – он матрос и есть, – добав­лял дед. – Матросу, что мастеровому на заводе, всю жизнь спину гнуть».

Хорошая жизнь была у Орликовых! Они ели белый хлеб, деревенские молочницы привозили им молоко, сли­вочное масло, творог, яйца и множество всякой снеди. Каждый день прислуга Мариша ощипывала на крыльце тяжеловесных, жирных гусей.

Юрка Орликов носил всегда новые башмаки. У него был велосипед. Он часто ходил в кинематограф «Марс» и в цирк Павловых. Он гнал нас со двора и кричал: «А ну, босоногая команда, брысь! Это наш дом! И двор тоже наш. Убирайтесь!»

И мы ничего не могли Юрке ответить. Двор был действительно Орликовых. Они могли выгнать не только ребят со двора, но и нашу семью из дома. Сам Орли­ков уже несколько раз грозился это сделать.

Мы уходили, хотя нам было очень обидно.

Прошло лето, наступила осень. Первыми заморозка­ми ударила зима. Начались игры в штурм снежных кре­постей и катанье по тротуарам на коньках-самоделках.

…Зимой в Архангельске смеркается рано. Вернувшись из училища, ребята собрались в погре­бе. На улице кружила метель и играть не хотелось. Я принес дедушкин фонарь «летучая мышь». На голых, убеленных инеем стенах погреба качались огромные причудливые тени. Полумрак придавал нашему убежи­щу таинственность.

– Когда я вырасту, то буду зарабатывать много де­нег, – тихо сказал Гриша Осокин. – Вот тогда зажи­вем!

– Как же ты заработаешь много?

– Выучусь…

– У меня отец целых три года учился, а денег нету.

– Я буду десять лет учиться… – мечтательно ска­зал Гриша.

Из всех ребят, которые жили на нашей улице, только один Орликов окончил гимназию. Остальные учились по два-три года. И мы знали – никому из нас долго учиться не придется, нужно работать. Мы не верили, что Гришка Осокин будет учиться десять лет.

Между тем происходило много не понятных для нас событий. Еще осенью стало известно, что в Петрограде восстали рабочие и прогнали буржуйское правительство Керенского. Говорили, что в Москве и Петрограде те­перь Советы – рабоче-крестьянская власть. Во всей России – революция.

В Соломбале, в клубе судоремонтных мастерских, рабочие сорвали со стены портрет Керенского и сожгли его. Говорили, будто это сделал Костин отец, котельщик Чижов.

Шли разговоры о том, что всех заводчиков скоро про­гонят, а хозяевами на заводах будут сами рабочие. В Маймаксе уже собирались отряды, которые называ­лись Красной гвардией. А в Архангельске тоже был Совет.

Однако лесопильным заводом все еще владел Мака­ров. И когда рабочие объявили забастовку, Макаров их всех уволил.

– Это все меньшевики в Совете пакостят, – сказал мне Костя. – Они за буржуев стоят.

Я не знал, кто такие меньшевики, но не признался в этом, а только спросил.

– Почему же их не прогонят?

– Подожди, прогонят.

Костя знал много такого о чем я и понятия не имел. Однажды, когда я пришел к нему, он показал мне газе­ту «Известия Архангельского Совета». В газете мы про­читали заголовки: «Революция и свобода в опасности», «Товарищи рабочие и крестьяне! Поднимайтесь на за­щиту революционных прав!», «Все истинные революцио­неры, становитесь под красные знамена Красной Ар­мии!»

Я сам видел на улицах отряды Красной гвардии, красные флаги, красные банты и повязки на рукавах красногвардейцев Я видел у красногвардейцев винтовки и удивлялся, почему они сразу же не прогонят всех бур­жуев и в том числе Орликова.

… Пришла весна. Мы с нетерпением ожидали теплых дней, когда можно бегать в одних рубашках, удить рыбу и по десять раз в день купаться.

Соломбальцы готовились к навигации. Всюду на бе­регах речки горели костры. Легкий серый дымок оседал на горбатых днищах перевернутых для ремонта лодок. На кострах в жестяных банках и котелках разогрева­лась смола. От дыма и острого запаха смолы приятно кружилась голова.

Весенняя вода сбывала медленно, хотя течение было стремительным. Обломки досок, масляные пятна, клочья грязной пены – все это беспорядочно неслось в гавань.

Не узнать нашу речку Соломбалку ранней весной. Обычно мелкая, спокойная, теперь она вышла из бере­гов, стала широкой, бурливой рекой. Казалось, вот-вот огромная морская шхуна, хлопая парусами, ворвется в устье и бросит на середине речки якоря.

Дед ремонтировал свой карбас. Каждое утро, за­хватив инструменты, паклю и ведро со смолой, он ухо­дил к речке. Он любовно работал – латал и осмаливал старые доски пузатого поморского карбаса.

Подходили знакомые рабочие, матросы:

– Рыбачить собираешься, Максимыч?

– Нужно за свежей ухой съездить, – отвечал дед.

Старого боцмана уважали как хорошего, опытного рыбака. Знали, что если Максимыч поехал, он не вер­нется без рыбы. Люди верили в его рыбацкое счастье.

А счастье деда Максимыча было не такое, каким оно представлялось людям. Часто мы вытаскивали невод пустым. Несколько мелких подъязков и ершей дед со злостью выбрасывал обратно в реку. Но неудача вскоре забывалась. Злость и обида проходили, как только дед усаживался на бережок и закуривал свою маленькую коричневую трубочку.

– Дело не в счастье, – говорил он. – Какое счастье, когда ветер с севера тянет! После полудня стихнет – тогда и рыбачить можно.

Погоду дед предсказывал безошибочно. Он смотрел на облака, на солнце. Ругал чаек, разгуливавших по пе­счаным отмелям, что было верным признаком северного ветра. Радовался чистому, бледному закату солнца.

В комнате висел барометр. Но, даже не глядя на не­го, дед точно знал, когда будет дождь, ветер или ясная штилевая погода.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НА РЫБАЛКЕ

– Ну, Димка, посудина исправна, – сказал дед, за­ливая костер водой. – На рыбалку, внук, за окуньём!

– Дедушко, возьмем Костю, – попросил я. Дед не любил брать на рыбалку чужих людей. Я, ко­нечно, расхваливал своего друга. По моим рассказам, Костя был тихий, послушный мальчик, каких мало не только в Соломбале, но и во всем Архангельске.

– И потом, он такой сильный – один может невод вытащить. Вчера он всех ребят на берегу разогнал. А Ваське как поддаст, так тот бух прямо в канаву! Так и надо: пусть не бросает камни на чужую крышу!

– Видно, что тихий, – пробормотал дед. – Ну лад­но, зови, не помешает.

– Он и грести хорошо умеет, – продолжал я. – Раз он один к морю уехал на целую ночь. Вот тогда мать его искала! Ревела… думала, что утонул.

На другой день мы собрались ехать. Костя обрадо­вался, когда я его позвал на рыбалку. Конечно, он по­едет. Кто же из ребят откажется от рыбной ловли, да еще с дедом Максимычем! Во всяком случае, в Солом­бале таких чудаков не найдется.

Утром солнце поднималось неяркое, подернутое ро­зоватой холодной дымкой. Это хорошее предвестие. День будет ясный, безветренный. Все было приготовлено с вечера: весла, парус, драночная корзинка с хлебом, рыболовные снасти. Утром оставалось только погрузить все в карбас.

Дед в зюйдвестке и в драных клеенчатых брюках по обыкновению сидел на передней банке [9]. Я поместился на корме, чтобы грести «от себя». Костя прилег на меш­ке с сетями. Строго-настрого я наказал ему не баловать­ся в карбасе, не болтать, чтобы не сердить деда Максимыча.

Речку Соломбалку заполняли лодки. Большие карбасы, корабельные шлюпки, легкие челноки и моторки стояли у пристаней и просто у берега на приколе.

Наш широконосый поморский карбас выделялся сре­ди этой великолепной пестрой флотилии. Карбас был старый и некрасивый. Я стыдился его, завидуя владельцам хорошеньких раскрашенных шлюпок. Я знал, что ни одна из этих лодок не сравнится в бурю с нашим морским карбасом. Однако признавался: они были красивее. Ничего не скажешь!