Пещера Лейхтвейса. Том третий - Редер В. (читаем книги txt) 📗
«На твоей душе смерть рыжего Иоста. Ты сообщница, мало того, ты вдохновительница его убийства. Горе тебе, Ганнеле! Горе тебе! Всякая кровь требует возмездия, если не здесь на земле, то там наверху, когда ты предстанешь перед Вечным Судьей и должна будешь дать Ему ответ за твои земные дела», — нашептывала ей совесть.
О, в такие минуты Ганнеле была готова решиться даже на самоубийство. Она чувствовала, что летит по наклонной плоскости прямо к гибели, и когда приходил Отто, она в отчаянии цеплялась за него, обвивала руками его шею, стараясь заглушить укоры совести под градом его поцелуев. Все горячей и горячей становились они, пока, дойдя до блаженного экстаза, она не падала в изнеможении в его объятья.
У богатой вдовушки, конечно, не было недостатка в женихах и обожателях; многие с удовольствием бы заняли теплое гнездышко, оставленное рыжим Иостом, тем более что Ганнеле и сама по себе представляла лакомый кусочек. После смерти мужа она расцвела, как пышная роза под жаркими лучами летнего солнца. Она никогда не была так хороша. Из худенькой хорошенькой девушки она превратилась в пышную красавицу с движениями, полными огня и страсти. Между прочими искателями ее руки оказались богатый лесопромышленник из Бибриха и старший бухгалтер частной герцогской канцелярии, но она отклонила оба предложения, объявив, что намеревается остаться навсегда вдовой.
В действительности же она преследовала совершенно другую цель. Когда она сообщила ее Резике, молодой разбойник обнял Ганнеле и крепко расцеловал. Ганнеле хотела все свое имущество обратить в деньги. Она задумала действительно продать дом с прилегающими к нему землями и угодьями, собрать долги, что составило бы порядочную сумму, и затем поселиться с Отто Резике в подземной пещере Лейхтвейса. Сначала она просила Отто покинуть Лейхтвейса, чтобы уехать с ним в Америку, но едва она коснулась этого вопроса, как ее возлюбленный мрачно сдвинул брови и оборвал ее на полуслове. Он клятвой связан на всю жизнь с Лейхтвейсом и его товарищами и никогда не изменит своей клятве.
— Ты знаешь, что я люблю тебя больше жизни, — сказал он Ганнеле, — но покинуть Лейхтвейса, ему изменить, оказаться перед ним клятвопреступником — нет, я скорее откажусь от тебя, хотя знаю, что жизнь тогда потеряет для меня всякую цену. Если ты настаиваешь на этом, то мы сегодня же можем разойтись и забыть навсегда чудный сон, который нам снился эти последние недели.
— У, какой ты горячий! — воскликнула Ганнеле, торопясь обнять Отто, уже сделавшего движение к выходу, — неужели ты так мало знаешь свою Ганнеле, что считаешь ее способной потребовать от тебя такой жертвы? Нет, если мы не можем быть счастливы на земле, то найдем наше счастье под землей. Да, ненаглядный мой Отто, ты отведешь меня в вашу подземную пещеру, где я, как Лора и Елизавета, стану твоей любящей и преданной женой, верной подругой в нужде и опасности.
Когда Лейхтвейс узнал от Отто решение Ганнеле, он искренне обрадовался, так как в душе уже начинал немного побаиваться, что Ганнеле удастся уговорить Резике покинуть его. Случись бы это, Лейхтвейсу, при всей его любви к Отто, пришлось бы осудить молодого разбойника на смерть за неисполнение страшной клятвы, связывающей всю разбойничью шайку и гласившей: «Никто из узнавших тайну пещеры Лейхтвейса не имеет права вернуться обратно в свет, никто, поклявшийся раз в верности Генриху Антону Лейхтвейсу, не имеет права выйти из среды разбойников».
Но не только эта причина заставила Лейхтвейса и его товарищей охотно согласиться на приход Ганнеле в их подземелье: они с большим предубеждением смотрели на жизнь, которую в последнее время вела вдова рыжего Иоста с Отто Резике. Легкомыслие и неосторожность, с каким держали себя молодые люди, ежедневные посещения Отто Резике дома вдовы Иоста, их рискованные прогулки по окрестностям, крупные покупки и траты, которые позволяла себе Ганнеле, все это не нравилось Лейхтвейсу и его товарищам, и они стали побаиваться не только за Отто, но и за самих себя. Теперь они радовались, что все это кончалось благополучно; раз Ганнеле попадет в их пещеру, она скроется с глаз окрестных жителей и, так же, как остальные разбойники, исчезнет с лица земли.
Четыре месяца спустя после смерти рыжего Иоста, Ганнеле объявила своему возлюбленному, что она готова последовать за ним в пещеру. Должники уплатили большую часть своих долгов, хотя деньги взыскивались с них не с такой беспощадной жестокостью, как это делал покойный Иост Эндерлин. Векселя бедняков Ганнеле сожгла собственноручно; для зажиточных отказалась от процентов, которые с них драл рыжий Иост, и требовала только уплаты капитала. Такой добротой и снисходительностью Ганнеле заслужила всеобщую любовь, а если кое-кто из жителей Доцгейма и покачивал иногда головой, имея в виду ее расточительность, то все-таки сознавался, что она была хорошая, честная женщина, которая не пошла по стопам своего мужа и не мучила бедный народ. Поля и лес, принадлежавшие Иосту, были проданы. Лесопромышленник из Бибриха купил лес, а богатые крестьяне из Доцгейма — пашню и луга. Дом был куплен богатым висбаденским бюргером с аукциона; бумаги уже находились у нотариуса, готовые к подписи, деньги должны были быть внесены наличными. Она присоединила их к остальному капиталу, и теперь ничто больше не мешало ей перейти в подземелье Лейхтвейса. Даже ребенок Иоста, к которому в сущности у Ганнеле не лежало сердце, не мешал ей исполнить это намерение. Бедный сиротка, зачатый в преступлении, немногим пережил своего отца. Шесть недель спустя после смерти рыжего Иоста скончался и ребенок. В этом случае совесть Ганнеле была чиста: она сделала все, что только могла, чтобы спасти жизнь маленькому созданию, но доктора, вызванные ею из Бибриха и Висбадена, не были в состоянии помочь ему, и скоро он последовал за своим отцом. Ганнеле могла теперь, забрав свои деньги и драгоценности, спокойно покинуть дом и переселиться в пещеру Лейхтвейса, но еще раз доказала, что женщина, как бы она низко ни пала, все-таки руководствуется нравственными правилами.
Ганнеле не хотела появиться между разбойниками, не обвенчавшись действительно с Резике. Это было легче пожелать, чем исполнить. Где найти священника, который согласился бы их повенчать? Лейхтвейс решился ради своего товарища обратиться с этой просьбой к пастору Натану, но последний, никогда не забывая оказанной разбойником услуги его любимой сестре Розе, все-таки отказался.
— Я не могу их повенчать, — серьезно сказал он Лейхтвейсу. — Этим я согрешу перед моим церковным долгом и, мало того, перед собственной совестью.
Оставалось только прибегнуть к помощи Бруно. Хотя он уже давно был исключен из священнослужителей и не имел права исполнять церковные требы, но он в свое время принял посвящение, был священником и чувствовал в себе призвание отправлять церковную службу, когда этого требовала необходимость. Ганнеле, после некоторого колебания, согласилась с таким толкованием. Свадьба должна была сопровождаться большим торжеством. Ганнеле клялась, что задаст такой пир, который затмит все празднества герцогского двора.
За последние недели Ганнеле сама распространяла и содействовала распространению слуха о том, что она собирается переселиться во Франкфурт-на-Майне, и однажды созвала к себе всех бедняков Бибриха и Доцгейма, обещая на прощание угостить их на славу. Она разослала более ста приглашений, и все приняли их с радостью и удовольствием. Из Висбадена она выписала несколько поваров, предоставив в их распоряжение большую кухню в подвальном этаже. Они там должны будут варить, жарить, печь, чтобы как следует накормить многочисленных гостей. Провизии и разных запасов было накуплено в огромном количестве, и все это сложено в кладовые.
Оставалась только одна ночь до свадьбы. Через двадцать четыре часа Ганнеле соединится с Отто навеки и заживет с ним в пещере, под защитой Лейхтвейса. По ее просьбе в эту ночь Отто не должен был приходить к ней. Весь вечер в доме царила страшная суматоха; утром должны были явиться повара, так что присутствие разбойника в доме было небезопасно. В полночь Ганнеле легла спать, последний раз в одиночестве, последний раз в доме рыжего Иоста. Будущую ночь она заснет уже в пещере, и простое мшистое ложе, ожидавшее ее там, казалось ей прекраснее и уютнее мягкой постели с белыми подушками, на которых она покоилась теперь.
