Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Нет пока… спасибо… в здравии, слава Богу… — только и смог промямлить примерный семьянин. — А где, кстати, Ольга?
В это время позвонили в дверь.
— Иди, открывай, любвеобильный ты наш, — напутствовала прапорщица, когда взопревший от домашнего тепла и траурной обстановки гость бросился в прихожую.
На пороге стоял улыбающийся «вдовец» с бутылкой шампанского и замёрзшим салютом из красных гвоздик. «Сюрпри-и-из!» — завопил он, расплываясь в верблюжьей улыбке. Поскотин приложил палец к губам и сдавленно прошипел «тс-с-с»!
— Что? — встревожился Вениамин, — Опять Надина мама пришла или в доме кто-то преставился?
— Хуже, Веничка… Похоже, к твоим похоронам готовимся!.. Да проходи, не стесняйся и до срока глаза не закатывай. Сейчас отпевать начнём. Твоя Эльвира Надежде звонила!..
— Шутишь!..
— Какие шутки! Не удивлюсь, если моя сегодня Ольге позвонит: не могу вспомнить, куда я запрятал её номер телефона.
Мочалин обречённо опустил глаза долу, после чего, наконец, начал снимать с себя верхнюю одежду. Шаркая тапочками, друзья откинули полог из ниспадающих нитей стекляруса и робко вошли в траурный зал. Надя привстала с дивана и с непередаваемым трагизмом впилась глазами в своего возлюбленного. Предмет её обожания стоял понурившись. И, если бы у него был хвост, то он непременно бы забил им по полу, как это делают все собаки, пойманные с поличным за отправлением естественных потребностей на половике. Вероника, не выносящая дешёвых мелодрам, вспорхнула из-за стола, подхватила Германа и увлекла его на кухню.
— Ну, что, наигрались в дочки-матери? — нервно закуривая сигарету, спросила она. — Осталось тебе Ольге судьбу поломать, и можно считать, что жизнь не зря прожита. Так что ли?
Молодой человек неопределённо пожал плечами. Ощущая сухость во рту, он промычал что-то невнятное, потом перехватил у женщины сигарету и глубоко затянулся. Ему нестерпимо хотелось выпить морковного сока. Словно, читая его мысли, Вероника достала из холодильника водку и разлила её по детским кружкам с изображениями Микки-Мауса. Выпили молча.
— Вероничка, я хочу объясниться, — несколько торжественно начал Поскотин, укладывая поленницей шпроты на куске белого хлеба, — Ты в деревне когда-нибудь жила?
Удовлетворённый её кивком, он продолжил.
— Курочек, кроликов видела? А бабочек с кузнечиками?.. Ну так, чтобы самец с самочкой…
Не дожидаясь завершения перечня деревенской фауны прапорщик запаса взорвалась.
— Я и козлов видела!
— Вероника, к чему твои оскорбительные аллюзии?! — поморщился исповедуемый. — Я о смысле жизни!..
— А я о тех, кто её губит!..
— Мне даровано её украшать! — в театральной запальчивости воскликнул Герман, после чего осушил вторую кружку с Микки-Маусом. — Я раздаю свою любовь!
— Как кролик?
— Допустим… Хотя это и не смешно… Я стараюсь жить в гармонии с природой!.. Да, во мне сидит и боров, и бычок. Да, я хочу того же, что хочет кузнечик от своей зелёной подружки…
Бывшая военнослужащая в ужасе отшатнулась от Германа, в котором любовник боролся с естествоиспытателем.
— …но, Вероничка, я не просто кролик. Я больной кролик… Любовь — это хворь, вызывающая муки высоких чувств! Животная похоть и духовный подъём неразделимы! И лишь в настоящей любви уместен эгоизм! Я чувствую в себе силы зверя и художника, и я готов сгореть в пламени любви к той единственной, кто также искренно одарит меня своей плотью и согреет душу!
Вероника вскочила: «Да ты с ума сошёл, ты просто маньяк!» «Как горько это слышать!» — разбавив сценический пафос изрядной долей сарказма, воскликнул романтически настроенный натуралист. Убедившись в серьёзности произведенного им эффекта, он торжественно водрузил на столешницу бронзовую «Девушку с веслом».
— Вот, полюбуйся!.. Ты когда-нибудь спала с тем, кто мог бы отлить тебя в бронзе?
— Ещё нет! — машинально ответила женщина, вглядываясь в знакомые черты статуэтки. — Ольга! — вдруг очнувшись, вскричала она, — Вылитая Ольга!.. Она тебе позировала?
— Нет, по памяти… — скромно потупившись, ответил «автор». — Нам было чем с ней заняться…
— Да-а-а, — протянула поражённая Вероника, — за такое я бы любому отдалась… кроме тебя, конечно!
— А я и не настаиваю…
Через мгновение она уже звонила подруге. Не прошло и четверти часа, как все участники любовных интрижек восторженно лицезрели бронзовую статуэтку. Ольга стояла пунцовая от восторга и смущения. Прощёный Веничка, по достоинству оценив мастерство художественного подлога, попеременно бросал завистливые взгляды на оригинал и миниатюру.
— И что, у тебя всё, как у этой бабы с веслом? — нарочито грубо осведомлялся он у молодой женщины, прильнувшей к Герману.
— До последней складочки! — счастливо откликалась модель.
— И это?..
Но получив подзатыльник от Надежды, Мочалин переключился на своего друга, настаивая слепить ему предмет его любви.
— И чтоб тоже «без ничему»… — добавил он, преданно смотря в глаза своей подруги.
— С удовольствием! — откликнулся друг, — но сперва мне надо досконально изучить натуру, чтобы не оставалось ни одного потаённого уголка…
Теперь уже Герман словил два подзатыльника и один пинок от преисполненной благодарности модели.
Странным образом этот невинный трёп возбудил компанию молодых людей. В просмолённом советским бытом воздухе отчётливо запахло мускусом феромонов. «Опять за своё… — проворчала Вероника, направляясь в прихожую, — пойду и я своего борова растолкаю…»
Через полчаса счастливые и уставшие Герман и Ольга вновь сидели на кухне. Так и не уняв сердцебиение, они с наслаждением пили шампанское. Их свободные кисти рук, словно продолжая любовные игры, переплетались пальцами, легко вздымались, прижавшись ладонями и снова опадали друг на друга.
— Ты знаешь…, - начал Герман, но вдруг осёкся. Ещё мгновение и могло произойти непоправимое. С его уст едва не вырвалось имя «Татьяна».
— Что? — ободрила его молодая женщина, вновь скрестив пальцы их рук.
— Понимаешь, Зайка, — продолжил он, не замечая, как её рука дёрнулась и высвободилась из его, — мы всё же совершили непоправимое!
— Не обольщайся, Кролик, никогда не поздно всё исправить! — вдруг со злостью ответила Ольга и, не переводя дыхания, выпалила, — ты с ней спал!
— С кем?
— С женой!
— Нет!.. Нет ещё…
— Врёшь!
— А что мне оставалось делать?.. Долг, понимаешь…
— Я всё понимаю! Долг, говоришь… — с искажённым лицом парировала разъярённая женщина, — Выходит, Зайка приехала и теперь с ней каждый день можно вступать в законные сношения?!
— Ну, почему же каждый день?..
— Фу, замолчи! Какая низость!.. Гадость! Гадость!.. — повторяла она, с каждой секундой впадая в ещё большее раздражение. — Меня мой тоже в прошлом году Зайкой назвал… когда со своей кадровичкой изменил…
Ольга в ярости вскочила. Герман попытался её удержать, но она резко вырвалась и выбежала из кухни. Обескураженный молодой человек вновь опустился на стул и достал сигарету. Из комнаты слышались голоса. Хрипловатый Ольгин тонул в монотонном бубнении второй пары. Вкус сигареты был отвратительным. Во рту отдавало кислятиной и драло горло. Поскотин в раздражении раздавил окурок в миске с кошачьим кормом. «Мальборо! — мелькнуло в голове. — Какую только гадость не курят на этом Западе!» Он вытащил из кармана дарёную пачку «Кэмел» и понюхал её. Должно быть, такая же! — и бросил её на стол.
Голоса за дверями усилились. Послышалось шарканье.
— …я этого не выдержу! Я брезгливая! — слышался высокий с хрипотцой голос оскорблённой женщины.
— Привыкать надо… — назидательно отвечал Вениамин, открывая дверь, — не ты первая, не ты последняя!
— Как он может после этого ко мне прикасаться?!
— Оленька, Оленька, послушай, — пыталась успокоить подругу Надежда, замыкавшая согласительную комиссию, — ты же с Мишей тоже не только телевизор смотришь.
Внезапно Ольга остановилась в дверях и закрыла лицо руками.
