Шутка мертвого капитана - Марвел Питер (мир книг txt) 📗

При воспоминании об отчиме по лицу Фрэнсиса пробежала судорога ненависти. Да, тот был умен, любил его мать и оплатил все счета пасынка. Но если бы не он, если бы не сэр Леолайн Дженкинс, если бы не глава секретной службы Англии, разве он, Роджер Рэли, стал бы теперь тем, кто он есть? Убийцей, жалким авантюристом, шпионом на службе Карла? О-о, мать плакала от счастья, что ее беспутного сынка, прижитого во грехе, взяли на королевскую службу. Что Роджера, игрока и мота, ждет блестящее будущее под крылом заемного папеньки. Ведь наш новый папенька, наш обожаемый супруг, наш толстый индюк сэр Леолайн — министр Карла. У него есть бювар, набитый письмами короля, кабинет в Вестминстре и дом в Лондоне. Глупенький Роджер не понимает своего счастья — счастья грабить и убивать под флагом Британии, предавать и унижаться под гербом желтого Льва и белого Единорога. «Dieu et mon Droit» [25]. Кроуфорд изодранным рукавом утер пот со лба, и уголки его обветренных губ дернулись, складываясь в привычную усмешку. Убейте в человеке личность, и он станет отличным гражданином.

— Привал, — прохрипел он и осел на камни, пытаясь найти тень под редкими кустиками, росшими на выжженном солнцем склоне горы.

— Фрэнсис, выпей, — Харт приставил нагревшуюся от жары серебряную флягу к его губам.

Кроуфорд сделал пару глотков, и тут же новый приступ скрутил его, выламывая суставы, растягивая и сжимая жилы, сокращая мышцы.

— Ты болен, нам надо остановиться.

Кроуфорд помотал головой.

— Достань из кисета листья и дай мне.

— Но ведь это опасно. Ты уже третий раз за сегодня прибегаешь к этой отраве.

— А что мне еще остается, — огрызнулся Кроуфорд и клацнул зубами, которые под действием болезни норовили выбить барабанную дробь. Дрожащей рукой он сунул пару сморщенных посеревших листочков в рот и принялся их жевать.

Боб и Джон тащили на себе бурдюки с водой и пару тушек копченого агути — местного грызуна, больше всего похожего на помесь зайца и морской свинки. Их, как и самодельные кожаные мешки для воды, дали им с собой беглые рабы, снабдив также кукурузными лепешками и сушеными фруктами. Провизия была на исходе, но до цели был всего день перехода — так что, если не будет дождя, к вечеру они доберутся до места. Старый нгомбо дал отряду и двух проводников — молодых негров, с которыми при случае можно было отправить и весточку. Те держались особняком от «больших белых», как они уважительно называли спутников Веселого Дика.

Потрошитель раскладывал прямо на камне нехитрую снедь, тщательно отмеряя каждому причитающийся паек. Капитан Ивлин разулся, разжег трубку и, подставив босые ноги солнышку, предался созерцанию. Все это Кроуфорд видел как в тумане, кока все меньше и меньше действовала на истощенный «желтой смертью» организм.

— Еще немного, ребята, и мы будем на месте, — сказал он.

Ребята кивнули и вернулись к своим занятиям. Был полдень — самое жаркое время дня. Сезон дождей подходил к концу, а здесь, по эту сторону хребта, климат оказался более сухим и жарким. Ветер с океана не достигал этих мест, остановленный каменным барьером хребта, и изнуряющая жара мучила отряд с утра до вечера. В сумерках же температура падала, и, страдая от нехватки дров, люди тряслись от холода, который, может быть, и не был столь силен, но казался таковым для обожженной и разогретой солнцем кожи.

— Солнц нет, мы придем, — вдруг сказал один из негров и махнул рукой куда-то на запад. — Там твой скала. Мой ходил туда. Нгомбо послал — там место силы.

— Откуда ты знаешь? — спросил Кроуфорд, поднимая голову.

— Много лет назад, много, столько пальцев нет у нас всех, там жили белый человек. Один, два, — много. Их мучал злой дух: он забрался в них и ел их внутренности. Но белый не сдавался. Он молился свой Великий Белый Бог и делал для черных людей добро — учил, как стрелять, жалел, прятал от другой белый. Тогда «большие белые» туда никто не ходить — там смерть. «Большие белые» боялись злой дух: кто хочет, чтоб его руки и ноги съели, съели глаза и пальцы? Наши отцы прятались там — Великий Белый Бог защищал их, и злой дух не трогал черный человек. А потом все добрые белые люди ушли на Восток, на Небо — злой дух съел их тела, но их души были белее и сильнее, чем прежде, — старый нгомбо видел, как они поднимались в небо по золотой лестнице. У них были новые тела — значит, они победили злой дух. Они поставили там крест — и злой дух не ходит туда больше. Но черный человек тоже боится — нгомбо не посылать, мы — не ходить. Вдруг злой дух вернется и съест нас?

— Вы что-нибудь поняли из этой тарабарщины? — Уильям оглянулся на капитана и Кроуфорда.

— Я полагаю, — сказал капитан Ивлин, вытаскивая трубку изо рта, — что когда-то там было селение белых. Может, они были чем-то больны, поэтому были вынуждены уйти так далеко от всех. Но они поддерживали отношения с беглыми рабами и помогали им. Плантаторы боялись заразы — и рабы пользовались этим. Больше я не понял ничего, — капитан снова сунул трубку в рот и выпустил дымное колечко в небо.

— А я понял, что кто-то обитал прямо рядом с кладом и, возможно, охранял его. Но не воспользовался ли этот кто-то золотом раньше нас? — Кроуфорд скрипнул зубами от боли и попытался дотянуться до пищи.

Потрошитель заметил это и ножом подвинул еду своему капитану.

— А я ничего не понял, — сказал Уильям. — Наверное, я начисто лишен абстрактного ума и воображения — мне трудно превратить эту абракадабру в связный рассказ. Значит, у меня Аристотелево мышление, а не Платоново, — присовокупил Уильям и рассмеялся.

— Ну хоть какое-то есть, — буркнул Кроуфорд. — Я и этого-то не замечал.

— Свистать всех наверх! — квартирмейстер оглянулся, и все потянулись к трапезе.

Днем 18 декабря отряд капитана Ришери добрался до наивысшей точки перевала, находившейся на высоте двух тысяч футов. Они очутились на небольшом плоскогорье, откуда открывался обширный вид. Где-то на юго-востоке сияли отраженным солнцем вершины хребта, пустынные и безжизненные, столь высокие, что на них даже в этих тропических широтах изредка выпадал снег, а на северо-западе высились горы поменьше, изрезанные глубокими ущельями и безымянными бурными реками, склоны которых поросли до самых вершин одинокими соснами и мелким кустарником. Далеко позади них остались зеленеющие пространства гилеи — ее плодородные земли, высокие леса. Этот край имел первобытный вид. Здесь природа еще владычествовала над своими творениями — над водами рек, над огромными соснами и дубами, незнакомыми с топором, и буканьеры, которым не на кого было здесь охотиться, пока не решались вступать с ней в борьбу. Казалось, что этот хребет отделяет друг от друга две различные страны, одна из которых сохранила первобытную дикость. Солнце стояло высоко над головой, и его лучи, прорываясь сквозь мрачные, разорванные ветром облака, оживляли краски безлюдного края. Южная часть острова, заслоненная горами, терялась в смутной мгле, и там, казалось, наступал преждевременный вечер. Зрители, стоявшие между двумя резко отличавшимися друг от друга областями, живо почувствовали этот контраст и с некоторым волнением смотрели на простиравшийся перед ними почти неведомый край, через который им предстояло пробираться до затерянного среди гор плато, раскинувшегося у подножия Скалы Последней Надежды.

Еще несколько дней назад путешественникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. Горная тропа, вернее ее видимость, была настолько плоха, что бедные животные ежесекундно рисковали сломать себе ноги. Не лучше было и людям, которым пришлось скакать по склонам, как местным агути. Однажды Ришери указал пальцем на жесткую притоптанную траву и сказал:

— Видите, они идут впереди. Обгоняют нас на день.

— Это все из-за вас, — немедленно встрял потный Абрабанель и утер шею грязным батистовым платком. — Все из-за вас и вашей безалаберности. Вы позволили удрать этому висельнику, вы проворонили нападение маронов, вы допустили, что нас едва не разорвали эти ходячие покойники, — коадьютер, сопя, привалился к камню и злобно посмотрел на Ришери.