Новый Гулливер (Затерянные миры. Том XXIV) - Пэйн Барри (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

— Вы думаете?

— Как вы можете в этом сомневаться? Теперь, когда бремя расовой ответственности спало с наших плеч, продолжительность нашей жизни устроилась, если не больше. Отчасти, конечно, это должно быть приписано росту наших знаний и тому факту, что мы не занимаемся никакими трудными или опасными работами. Выполнение таких работ поручено существам второго разряда. У них, разумеется, пол продолжает существовать. Ведь они — низшая раса. Они продолжают рождать детей. Когда у нас рабочих недостаточно, мы растим этих детей. Когда их становится слишком много, мы их уничтожаем. Разве вы никогда не думали о том, в какое затруднительное положение ставило мужчин и женщин обязательство продолжения рода, расовая ответственность? Женатый мужчина уже не мог жить, как неженатый; замужняя женщина, как незамужняя. Жизнь превращалась в цепь компромиссов и уступок. Все страшно усложнялось; необходимы были семьи, детские. Ясное дело: человек, работающий на шестерых, должен работать в шесть раз больше, чем он работал бы на себя одного. А усиленный труд вредит здоровью. Но, если усиленный труд опасен, то заботы убивают. А там, где существуют эмоциональные привязанности, заботы и огорчения неизбежны. А теперь — посмотрите, как у нас все упрощено. У каждого свой дом, и каждый работает только на себя. Страсти — игра, которая не стоит свеч, и цивилизованные люди спешат избавиться от них. Среди существ первого разряда, обитающих на Фуле, слезы так же мало известны, как и грубый, негигиеничный поцелуй. Муки застенчивости и стыда нам неведомы, ибо там, где нет различий между полами, нет и стыда. Мы освободились от этих пут. Любовь несет с собою смерть. Жизнь без любви долга. Шепну вам на ушко, что мы — накануне открытий, которые, быть может, позволят нам жить вечно.

— Ну, — сказал я, — ведь я не так устроен, как вы все, и вы не можете рассчитывать, чтобы мне нравилось то, что нравится вам.

— Я вообще не жду, чтобы человек старого мира мог оказаться цивилизованным. Это было бы неблагоразумно. Но что же вы можете возразить против такого положения вещей?

— Да прежде всего то, что, по-моему, вы должны жестоко скучать.

— Ничуть. Скука — результат слишком быстрого темпа жизни. Тот, кто слишком много работает или чересчур много веселится, в промежутках между работой или забавами может скучать. Но мы на опыте установили наиболее выгодный для человека темп жизни. Каждое из существ первого разряда имеет свое занятие, к которому оно было вначале подготовлено особым обучением, а теперь уже специально приспособлено, благодаря долгому опыту. Взять хоть бы Центральный Департамент. Он разделен на несколько контролей, и в каждом Контроле много секций. Наш друг MZ04, преподнесший мне вас, стоит, например, во главе Контроля Освещения и Отопления. В одном этом Контроле имеются сорок две секции, и каждая секция дает работу двум существам первого разряда. Мы не знаем любви, которая бы заставляла нас работать сверх меры или же отвлекала наше внимание от того, чем мы заняты. То, что мы умеем делать, мы делаем хорошо и при наиболее выгодных условиях для успеха дела, а развлечений у нас никаких нет. Как же мы можем скучать? Но я сказал достаточно. Дайте мне сосредоточиться.

— Я еще об одном хотел бы вас спросить.

— Как ваше имя или формула?

— Мое имя — Лемюэль Гулливер.

— Ну-с, Гулливер, мы — народ добрый и гостеприимный. В течение нескольких недель я продержу вас здесь, чтобы получить от вас, из первоисточника, сведения о различных сторонах жизни в старом мире. В течение часа или двух каждый день я буду ставить вам вопросы. Можете авансом сделать то же. Я вам отвечу еще на один вопрос.

— Вы, кажется, сказали, что общность имуществ на практике существует у вас и до сего дня?

— Да. Денег у нас не имеется. В зависимости от количества работы, выполняемой существом первого разряда, оно может требовать все, что нужно, из Центрального Департамента. Но чрезвычайно редко бывает, чтобы существо первого разряда вытребовало все, на что оно имеет право. Всех мудрее тот, кто ограничивается самым необходимым. Когда человек умирает, все чем он владел, возвращается Государству. Семья упразднена, и человеку не приходится копить имущество для блудных сыновей и ничего не стоящих дочерей. Мы излечились от любовного безумия, а в дружбу легче верить, когда знаешь, что дружба может быть только бескорыстной, ибо за нее нет награды.

— И все же я вам не завидую, — сказал я. — Не все чувства вы победили; за свое недолгое пребывание здесь я уже успел подметить два, которые продолжают жить, и как раз такие мне особенно ненавистны.

— Какие же это?

— Страх и зависть.

— Лежите смирно, — вы мешаете мне думать.

С полчаса он лежал смирно, с закрытыми глазами, но, я думаю, не спал. Затем неожиданно стал на четвереньки, объявив мне, что нам пора домой — принять пилюли и приготовиться к ночному отдыху.

— Я об одном хочу просить вас, — молвил я. — Эти пилюли, которыми вы питаетесь, чудесные пилюли, и я уже испытал на себе их благотворное действие. Но не думаю, чтоб я мог жить исключительно ими. Время довело ваш пищеварительный аппарат до такого совершенства, на которое я едва ли могу надеяться. Что вы можете сделать для меня?

— Наши рабочие, существа второго разряда, обыкновенно убивают быка, разрубают его на куски, подвергают их действию жара и затем съедают. Они приготовляют также напиток, очень для них привлекательный. Бывали даже случаи, что, под влиянием этого напитка, они оказывали неповиновение, а неповиновение, конечно, наказуется смертью. Мне совестно рекомендовать вам такую грязную диету, но ничего другого я придумать не могу. Впрочем, может быть, варвару, пришедшему из старого мира, она и придется по вкусу.

— Я уверен, что для меня она вполне подходит.

— В таком случае, я позабочусь, чтобы вам ежедневно присылали из Центрального Департамента такой же паек, какой у нас дают рабочим. Я переговорю с дежурным в Центральном Департаменте, чтобы вам сегодня же на ужин прислали кусок убитого животного. С одним условием — чтобы я не видел, как вы будете разрывать его зубами. Вы съедите его в своей комнате.

— Которая же комната будет моей?

— О, — небрежно бросил он, — я буду держать вас в шкафу вместе с моими двумя любимцами, растениями. Для вас положат там матрац.

Несколько минут спустя один из рабочих принес покрытый поднос, поставил его у дверей профессора и удалился.

— Ваша пища, — сказал профессор, — возьмите ее с собой в шкаф.

Я охотно сделал это. На подносе я нашел блюдо с отличным ростбифом, грубо сделанные нож и вилку и несколько плоских черствых сухарей, а также бутылку с крепким старым элем. Я отлично поужинал и, растянувшись на матраце, который только-только поместился в шкафу, решил так же отлично выспаться.

Но не тут-то было…

ГЛАВА V

Я провел отвратительную ночь. И не могу приписать этого малым размерам моей спальни, так как, все же, вытянуться я мог во всю длину, а воздух и в моем шкафу, благодаря чудесной системе вентиляции, был все время свежий. Сон мой был прерывист и полон сновидений, в которых фигурировали главным образом эти четвероногие о двух ногах. Чуть свет я поднялся и зажег электричество в надежде, что, если походить немного по своей келье или по коридору, это, может быть, опять нагонит сон — и при свете увидал странное зрелище. Шелковистые верхушки обоих растений все время медленно раскачивались взад и вперед. Листья поднимались и спускались. Почему-то они напомнили мне посаженного в клетку льва.

— Ах, вы, бедные! — сказал я громко.

Когда я, погасив свет, улегся снова на матрац, я почувствовал на своей щеке какое-то нежное прикосновение. Это терлось об нее одно из растений своей кудрявой головой. В первый момент я вздрогнул и схватился за нее рукой. Она была величиной в человеческий кулак. Я чувствовал, как все ее тысячи фибр вибрируют под моим прикосновением.