Дочь снегов. Сила сильных - Лондон Джек (мир бесплатных книг .TXT) 📗
При виде этого зрелища лица скандинавов на мгновение омрачились. «Где его товарищ? Неужели у него нет товарища?» — спросил их сердитый человек. Все трое покачали головами. Они не понимали по-английски. Они вошли в воду и двинулись вперед, расплескивая ее вокруг себя. Кто-то предостерегающе закричал им с противоположного берега; они остановились и посовещались между собой. Затем снова двинулись дальше. Те двое, что составляли инвентарь, повернулись к реке и стали смотреть им вслед. Вода не доходила великанам до бедер, но быстрое течение заставляло их пошатываться, а тележка то и дело поддавалась в сторону. Однако худшее было уже пройдено, и Фрона невольно вздохнула свободнее. Тем двум, которые шли впереди, вода доходила теперь только до колен, как вдруг у ближайшего к тележке лопнул на плече ремень. Тюк, который он нес на спине, сразу сполз на сторону, нарушая его равновесие. В тот же момент его товарищ поскользнулся, и они сбили друг друга с ног. Двое других, шедших позади, тоже упали, тележка опрокинулась, и течение увлекло ее от брода в глубокое место. Первые двое, которым удалось было выбраться из воды, бросились назад и ухватились за ремни. Усилие было героическое, но, несмотря на всю богатырскую мощь этих людей, задача оказалась им не по плечу, и течение дюйм за дюймом стало увлекать их вниз.
Тяжелые тюки тянули их ко дну. Только одному из них — тому, у которого лопнул ремень, — удалось снова подняться на поверхность, но он поплыл не к берегу, а вниз по реке, стараясь держаться вместе с товарищами. В нескольких сотнях футов ниже по течению поток разбивался о зубчатый скалистый риф, и там через минуту всплыли несчастные. Первой показалась тележка, по-прежнему нагруженная своей тяжелой поклажей. От толчка одно колесо ее разлетелось в щепы. Она несколько раз перевернулась и снова исчезла под водой. Люди в самом беспомощном состоянии последовали за ней. Они разбились о подводную скалу и пошли ко дну все, кроме одного. Фрона, сидя в пироге (около десятка лодок уже спешило на помощь погибающим), видела, как он хватался за скалу окровавленными пальцами. Она видела его мертвенно-бледное лицо, на котором отражались муки последнего отчаянного усилия. Но силы изменили ему, и его отбросило в сторону как раз в тот момент, когда освободившийся от поклажи товарищ, плывя изо всех сил, уже добирался до него. Скрывшись из виду, они глубоко нырнули и снова показались на минуту, все еще продолжая бороться в мелком месте потока.
Пирога подобрала единственного удержавшегося на воде, а все остальное бесследно исчезло в длинной ленте глубокого и быстрого течения.
Добрых четверть часа лодки тщетно шныряли вокруг, пока не нашли, наконец, их тела в одном из водоворотов. С проходившей мимо лодки взяли буксирный канат, и пара лошадей, выпряженных из обоза на берегу, вытащила на отмель ужасный улов. Фрона посмотрела на пятерых юных богатырей, лежавших в иле с переломанными костями, разбитых и истерзанных. Они все еще были запряжены в тележку, и жалкие, уже никому ненужные тюки по-прежнему держались у них за спиной. Шестой сидел около них, совершенно оглушенный, с сухими глазами. А в двадцати шагах от этой группы по-прежнему беспрерывной волной катился живой поток, и Фрона, слившись с ним, снова двинулась в путь.
Темные, поросшие хвоей горы тесно смыкались в ущелье Дайи, и ноги людей месили сырую, не согретую солнцем почву, оставляя за собою топкое, грязное болото. Каждая следующая партия прокладывала новые тропинки, и множество их переплеталось густой сетью, разбегаясь по всем направлениям. Пустившись по одной из таких тропинок, Фрона наткнулась на человека, небрежно растянувшегося в грязи. Он лежал на боку, раскинув ноги; одна рука, придавленная большим тюком, была подвернута под туловище. Щека его безмятежно покоилась в грязи, и на лице отражалось полнейшее довольство. Увидев ее, он осклабился, и глаза его весело заблестели.
— Как раз вовремя вы подоспели, — приветствовал он ее, — я уже добрый час поджидаю вас здесь. Вот-вот, — продолжал он, когда Фрона нагнулась над ним, — развяжите-ка только этот ремень. Подлая штука! Я никак не мог добраться до него.
— Вы ушиблись? — спросила она.
Он освободился от ремней, встряхнулся и пощупал подвернувшуюся руку.
— Все в порядке. Прочна, как доллар. Благодарю вас. Даже синяка не найдется.
Он потянулся и вытер свои грязные руки о нижние ветки сосны.
— Не повезло мне! Хотя, признаться, я славно отдохнул, так что и огорчаться-то, выходит, не из-за чего. Зацепился об этот корень и поскользнулся. Шлеп! Шлеп! И бац — полетел в грязь, да упал так неловко, что никак не мог достать рукой пряжку ремня. Вот и пролежал здесь битый час, потому что все идут нижней тропой.
— Но почему вы не позвали кого-нибудь на помощь?
— Чтобы заставить людей карабкаться ко мне наверх, когда они и так из сил выбиваются? Ни за какие коврижки! Дело-то пустячное. Если бы кто-нибудь заставил меня лезть в гору только потому, что он поскользнулся, я бы помог ему, как полагается, выбраться из грязи, ну а потом дал бы ему такого подзатыльника, что он снова окунулся бы в нее. К тому же я был уверен, что кто-нибудь обязательно изберет мой путь.
— О, вы справитесь, — воскликнула она, повторяя любимое выражение Дэла Бишопа. — Вы справитесь в этой стране!
— Черт возьми! — отозвался он, взваливая на спину свой тюк и снова пускаясь бодрым шагом в путь. — По крайней мере, отдохнул хорошенько.
Тропинка спускалась по крутому болотистому склону к берегу реки. Тощая сосенка была перекинута над кипящей пеной и, изгибаясь посредине, касалась воды. Течение ударялось о суживающийся к верхушке ствол и ритмически раскачивало его; ноги нагруженных пешеходов содрали с дерева кору, а вода окончательно отполировала его. Этот шаткий мост тянулся на восемьдесят футов, на каждом шагу угрожая гибелью переправлявшимся золотоискателям. Фрона ступила на него, почувствовала, как он колеблется под ее ногами, услышала рев воды, увидела бешеное течение и отшатнулась. Она развязала шнурки ботинок и стала с преувеличенным старанием завязывать их. В это время из лесу показалась толпа индейцев, направлявшихся по болотистой полосе к реке. Трое или четверо мужчин шли впереди, за ними следовало много женщин, сгибавшихся под тяжестью объемистых тюков, а сзади тащились дети, нагруженные сообразно своему возрасту, и с полдюжины собак, с трудом тянувших, высунув язык, свою поклажу.
Мужчины искоса посмотрели на нее, и один из них сказал что-то вполголоса. Фрона не расслышала что именно, но хихиканье, раздавшееся вслед за этим, заставило ее покраснеть до корней волос и сказало ей гораздо больше, чем сделали бы это слова. Лицо ее горело, она чувствовала себя униженной в собственных глазах, но продолжала делать вид, будто ничего не замечает. Вожак группы отступил в сторону, а все остальные, поодиночке, строго соблюдая очередь, стали переправляться на другой берег.
На середине сосны, там, где ствол касался воды, тяжесть их тел и тюков пригибала его еще ниже, и ноги людей по самую щиколотку погружались в холодный быстрый поток. Но даже маленькие дети без малейшего колебания прошли по стволу, а за ними то же самое проделали упиравшиеся и визжавшие собаки, которых понукал индеец, замыкавший шествие. Когда последнее животное очутилось на другом берегу, он обернулся к Фроне.
— Там проезжий дорога, — сказал он, указывая в сторону горы, — твой лучше ходил проезжий дорога. Много дальше, много лучше.
Но она отрицательно покачала головой и подождала, пока он не переправится на другой берег. Ибо она чувствовала, что тут задета не только ее личная гордость, но и гордость всей ее расы, и эта последняя говорила в ней настолько сильнее страха, насколько сама раса значила больше, чем ее личность. Итак, она поставила ногу на ствол и под взглядами людей чужой расы прошла через белую клокочущую пену.
На краю тропы Фрона увидела человека, который сидел и плакал. Его нескладно увязанный тюк валялся на земле. Одна нога была раздута и девушка заметила, что она окровавлена и сильно распухла.
