Байки служивых людей - Константинов Андрей Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Будем знакомы: Виталий Моисеевич Хилькевич.
— Весьма приятно, — ответил я и представился.
— А по батюшке? — осведомился Хилькевич.
— Называйте по имени.
— Ну... как вам будет угодно. Ваш возраст дает вам это преимущество.
Представитель вымирающего вида посмотрел на заднее сиденье, где лежали его книги. Он делал это уже не в первый раз. Наткнулся взглядом на том «Арестанта». Я прихватил его с собой, чтобы презентовать оперу-«убойщику»... да не пришлось.
— Вы, — спросил Хилькевич, — такого рода литературу читаете?
«Хуже, — мог бы ответить я. — Много хуже. Я сам „такого рода литературу” и пишу».
— Да, — ответил я. — При случае почитываю... А у вас что за книги?
— О, молодой человек! У меня замечательные книги.
Ах, как он произносил слово «КНИГИ». Как замечательно он произносил это слово. Я уже понял, что не зря согласился подвезти старика.
— Им, знаете ли, цены нет, — продолжал Хилькевич.
Тут уж я не выдержал.
— Послушайте, Виталий Моисеевич, вы отдаете себе отчет, что вы говорите?
— Разумеется, — ответил Хилькевич и посмотрел на меня с недоумением.
— «Разумеется!..» Вы сели в машину к незнакомому человеку и рассказываете ему о бесценных книгах. Вы знаете, чем такие поездки иногда кончаются?
— А-а... вот вы о чем! Да, я предполагаю.... Но вы же порядочный человек.
— Ну ясен перец.
— Простите?
— Все понятно, Виталий Моисеевич.
Я собрался прочитать старику маленькую лекцию о судьбах беспечных коллекционеров, но не пришлось — мы приехали. Мы остановились возле мрачного старинного здания, я помог Хилькевичу выгрузить его бесценный груз, пресек попытку всучить мне червонец и собрался уезжать. И я уехал бы, если бы не заметил вдруг его тоскливый взгляд, брошенный на верхние этажи дома. Все ясно, подумал я и спросил:
— Какой этаж?
— Пятый, — ответил он растерянно.
— А лифта, конечно, нет.
— Есть... но он, знаете ли, не работает.
Я запер машину и взял у Виталия Моисеевича тючки с книгами. Пятый этаж в этом доме оказался на уровне седьмого в новых домах. Пока мы карабкались, Хилькевич дважды отдыхал... Наконец мы остановились перед дверью квартиры, обитой черным дерматином. Наверное, мне нужно было положить тючки с книгами на пол и уйти. Но что-то меня удерживало. Хилькевич повозился с ключами... дверь распахнулась, и я увидел... стену. Стену, от пола до потолка уставленную книгами. Я вошел вслед за стариком.
— И всю жизнь в Публичке?
— Всю жизнь, за исключением трех лет военных.
— Понятно, Виталий Моисеевич... эвакуация.
— Э-э, нет, молодой человек, — фронт. Я — снайпер. За мной двадцать восемь фашистов числится. Целый взвод.
Видимо, на моем лице отразилось изумление. Хилькевич подмигнул и сказал:
— Ну, ясен перец? — И рассмеялся.
Мы сидели в крохотной кухне, пили чай. Мы разговаривали уже часа три, за окном стемнело, шел дождь. Мне было очень хорошо в этой квартире, наполненной книгами...
— ...Да, всю жизнь в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Кстати, она вполне могла бы носить имя Сталина. Говорят, что, когда Иосиф Виссарионович узнал, что библиотека «безыменная», он выразил недоумение. А недоумение вождя — это, знаете ли, оч-чень скверно. От недоумения до выводов всего один шаг. А уж выводы-то известно каковы могут быть... Вождь нахмурил брови, пыхнул трубкой... собравшиеся замерли. Но тут кто-то из подхалимов затеял лизнуть... предложил назвать Публичку именем «нашего дорогого товарища Сталина». Идея, разумеется, всем показалась грандиозной. Но великий вождь снова пыхнул трубкой, расправил брови и возразил: «Пачиму Сталина? Есть и другие харошии писатели. Салтыков-Щедрин, например».
Виталий Моисеевич отхлебнул остывшего жиденького чая и продолжил:
— За это Иосифу Виссарионовичу спасибо. Хотя за все остальное... Библиотека в те годы огромные потери понесла. Огромные! Чего стоит один только «Синайский кодекс». Это же древнейший библейский памятник — четвертый век! Бог мой, четвертый век! До того как «Кодекс» попал к нам, он долгое время хранился в монастыре святой Екатерины на горе Синай. А нынче хранится в библиотеке Британского музея. Для нас это невосполнимая потеря. Да, продали «Синайский кодекс» британцам за сто тысяч фунтов стерлингов. Советскому Союзу требовалась валюта. Валюта, знаете ли... Англичане собрали деньги по подписке и в 1933 году купили у советского правительства эту бесценную рукопись. Так-то вот, сударь... Вообще, с партийными и номенклатурными работниками у Библиотеки отношения весьма непростые...
— Вы, Виталий Моисеевич, хотите сказать: у персонала...
— Да нет же, голубчик... У Библиотеки! Библиотека наша — живой организм... Это ведь не здания, не люди и даже не книги. Это разум, воплощенный в камне и в бумаге, но он живет своей жизнью, дышит, любит, негодует... Я с ней часто разговариваю.
— С кем — с ней? — спросил я, глядя в блестящие молодые глаза старика.
— Ну ясен перец, с кем... с Библиотекой.
Возможно, старикан все-таки с приветом, подумал я осторожно. Многие увлекающиеся люди несколько неадекватно реагируют на предмет своего увлечения. Я знавал одного офицера спецназа, который почти боготворил АКМ. Тогда это меня почему-то не удивляло.
— ...Я разговариваю с ней.
— И она... отвечает?
— Разумеется. Вы бывали в нашей Библиотеке?
— Бывал, — ответил я и вспомнил, как однажды попал на экскурсию в старый книжный фонд, в знаменитый «круглый зал» хранилища. Казалось... — казалось ли? — но купол его был наполнен энергией... Не знаю, как это назвать... В нем, бесспорно, происходило нечто... Какое-то движение... Вихрь. Шелест. Шепот'
— Да, — кивнул головой Хилькевич. — Да, вы правильно поняли.
А ведь я не сказал ничего, кроме: «бывал».
— Вы правильно поняли. Но все гораздо сложнее... Боюсь, я не смогу вам этого передать... Она ведь не всякий день разговаривает. И не со всеми. Но коли она вас приняла... вы услышите голоса. Да, вы обязательно услышите голоса. Вы знаете, как скрипят по вечерам старинные шкафы в отделе рукописей? О, как они скрипят!.. Молчаливые днем, они пробуждаются к вечеру. А уж ночью! Ночью их музыка бывает порой невыносима. «Жизнь есть трагедия, ура!» — воскликнул незадолго перед смертью великий Бетховен... Невидимый ночной дирижер взмахивает палочкой: жизнь есть трагедия, ура!
Хилькевич замолчал, посмотрел в сырую тьму за окном и спустя несколько секунд сказал:
— Особенно сильно шкафы скрипели в одну из осенних ночей... Когда я вплотную приблизился к разгадке десятой главы «Евгения Онегина».
— А что, вы думаете, есть десятая глава?
— А вы думаете иначе? — быстро спросил он.
Я смешался, промолчал.
— Я даже знаю, где она лежит, — добавил книжный червь.
— Виталий Моисеевич! Вы понимаете, что...
— Я все, молодой человек, понимаю.. Еще не время. Шкафы в ту ночь скрипели на все лады. Кажется, они даже двигались... Впрочем, не знаю. Не уверен. Но я понял, где она лежит. Шкафы бушевали... о, как они бушевали!
— И? — воскликнул я, когда Хилькевич замолчал.
— И я потерял сознание. И понял — еще не время.
Потом мы сидели молча. Я не знал, как относиться к сказанному старым снайпером-книжником. Мистика, чертовщина... Я не знал, как относиться к сказанному, но я уже верил.
— А нуте-с, сударь, еще чайку поставим, — сказал Хилькевич. Вспыхнул газ под древним чайником. Языки голубого пламени ударили в медное дно.
— Библиотека жива и настроена к нам, книжным червям, вполне благожелательно. Потерялась книжка — так попроси Библиотеку, она отдаст.
— Как же вы ее просите?
— О, здесь у каждого своя метода... Всяк ищет «потеряшек» по-своему. Но общий-то способ известен и не нов. К ножке стула привязывают веревочку, дергают и произносят: «Черт, черт, поиграй и обратно отдай».
