Злой дух Ямбуя - Федосеев Григорий Анисимович (читать книги регистрация .txt) 📗
Так мы, посрамленные, вернулись домой.
Мать, увидев меня, всплеснула руками:
— Господи! За что мне такое наказание! У людей дети как дети, а тут, пойди же, охотник выродился!.- Она заплакала, и, может быть, поэтому обошлось без наказания. Всхлипывая, она говорила убежденно:- Помни, сынок, в жизнь уйдешь с ружьем- не будет из тебя человека. Охота до добра не доведет. Вместо того чтобы к земле приучаться, как другие, носит тебя лихоманка по лесу. Ищешь ты непотерянное!
К добру ли мне вспомнились тут, у зарослей, эти слова матери? Не служат ли они предупреждением? Но я уже полностью охвачен желанием отомстить за своих ребят и, конечно, становился рабом охотничьей страсти.
Карарбах предупреждает меня, что он пойдет впереди, а стрелять буду я.
И вот два безумца, один глухой и старый, второй помоложе, менее опытный, вступают в заросли. С первого шага кустарники кажутся западней. Темные закоулки, таинственный шорох стланика, хруст лишайников под ногами- все вдруг становится враждебным. Карарбах идет, почти не касаясь земли, точно обходит минное поле.
Медведь шел косогором, не отдаляясь от кромки кустарника и все время придерживаясь небольших открытых прогалин.Его следы лежали глубоко вдавленными в пушистый нежно-желтый ягель. Шаги были равномерными- шел зверь спокойно.
Вот Карарбах остановился, выбросив вперед ствол берданы. Я отскочил к просвету, готовый встретить опасность с любой стороны.
Оказалось, что здесь медведь сделал несколько прыжков влево по ходу и исчез. Неужели услышал нас?
Неслышно, то и дело оглядываясь, идем по его следам в непролазную глубину кустарников. Для медведя тут нет преград. Идет напрямик. Он при своем сравнительно небольшом росте везде пролезет. А нам, не будь просветов, пришлось бы передвигаться по стланику, переплетенному стволами, и мы сразу выдали бы себя.
Не теряя следа, обходим чащу извилистыми прогалинами. Ветерок встречный — это хорошо.
К моему удивлению, мы вышли на поляну, где я провел вчера жуткую ночь. Беспокойные глаза Карарбаха обнаруживают на поляне свежий след медведя. Зверь шел сюда, явно надеясь чем-нибудь поживиться. Но- увы!- ушел голодным в том же направлении, вниз, к подножью гольца.
На востоке угасал день, тянуло вечерней прохладой.
Объясняю Карарбаху,что без Загри преследовать медведя по зарослям стланика безрассудно, что лучше прекратить охоту и вернуться к своим в перелесок на ночевку. Старик улавливает мою мысль, соглашается, и мы впервые за все время нашего знакомства улыбаемся: довольны, что понимаем друг друга.
Старик выходит на еле заметную тропу, проложенную вчера людьми, переносившими труп Елизара с полоны на мыс. Она ведет нас по знакомым местам, все ниже и ниже, то врезаясь в заросли, то обходя их неширокими просветами или лужайками. Я стараюсь идти от проводника на таком расстоянии, которое позволяло бы мне всегда видеть его и в любой момент предупредить об опасности.
Наступает час всеобщего покоя, когда хищников еще раздражает свет и они не смеют нападать, а их жертвы полны решимости сопротивляться. Только неугомонные бурундуки шныряют по стланику, всюду слышится их писк.
Попадаем в ольховые заросли. Скоро подножье гольца. Старик оглядывается. Что-то тревожит его. Но я слеп и глух- ничего не замечаю.
С равнины доносятся подряд два предупреждающих выстрела. Звуки уходят за холмы и там долго будоражат покой болот.
Сигнальные выстрелы застают нас в густом кустарнике. Ни единого просвета. Где-то рядом людоед. Он или идет нашим следом, или впереди подкарауливает в засаде.
До мыска, где могила наших товарищей, остается не более ста метров.
Оттуда донесся и оборвался грохот камней. Это он. Тесно становится в кустарнике. Не повернуться с карабином. Долгая тишина. Куда же девался медведь? Убежал или залег на нашей тропке?
Карарбах, не оглянувшись, шагнул вперед, стал выбираться из зарослей.
Пересекаем последний ложок. Остается преодолеть неширокую полосу густого ольховника, и мы выйдем к мыску. Неужели людоед еще не обнаружил нас?
Опять доносится шорох камней, но теперь в нем улавливается тяжелое дыхание зверя. Он совсем близко от нас, за кустарником.
Где-то в стороне пикнула вспугнутая пташка. Возня на мыоке прекратилась. Насторожилась тишина,будто все обитатели зарослей следят за нашим поединком.
Мы погружаемся в ольховник, стараемся не дотрагиваться до веток и не дышать. Я изредка останавливаюсь, чтобы перевести дыхание.
Старик делает последний шаг, высовывает голову из ольховника и весь напрягается, как натянутый лук. Надо стрелять… Но ремень ружья зацепился за сук, и он не может выбросить вперед ствол берданы. Старик что-то сигнализирует мне головою. Я ничего не вижу впереди, выскакиваю из ольховника. Не успеваю вскинуть карабин, как за узким просветом кустарников скрывается полношерстная спина медведя.
Карарбах бросился к березке и, ухватившись за нее, посмотрел вслед зверю. Его лицо искривилось, на скулах появились багровые пятна. Вдруг он задышал громко, полной грудью, точно ему в этот момент не хватало воздуха, и что-то промычал. Подняв высоко бердану, он грозно потряс ею вслед зверю.
— Что же ты не стрелял? — спрашиваю я Карарбаха.
Он отрывается от березки, подходит ко мне, все еще возбужденный, глядит на меня чистыми детскими глазами, потом мы с ним долго объясняемся…
Карарбах увидел зверя близко, поджидающим нас и уже готовым к прыжку. В последнюю минуту старик решил стрелять в него, но злой дух Харги не дал, зацепил ремень берданы за сук, и хорошо, что обошлось без выстрела. А то бы не миновать беды…
Снова застучал дятел, и беззаботный ветерок, разгребая космы стлаников, тихо прошел по склону.
Карарбах выпрямляется, показывает рукой на мысок. Какой ужас! Могильный холмик, что был насыпан вчера, весь разворочен; камни, земля выброшены, столб с надписью покосился.
Старик находит на мыске след медведя. Голодный зверь пришел сюда с подветренной стороны. Его, видимо, приманил запах свежей земли и добычи. Он набросился на холмик, и уже наполовину вытащил труп, как услышал нас. Но почему зверь не бросился на нас? Ведь около своей добычи медведь обычно не терпит постороннего присутствия. Это больше чем удивило меня.
Мрачнеют у горизонта тучи. В сумрак погружается нагорье, стланики, дали. Ушедший день оставил нам незавершенные дела…
Углубляем яму, закладываем ее крупными камнями, чтобы хищнику нелегко было их выбросить.
У нас уже не оставалось сил ни для встречи, ни для сопротивления, как на равнине, у наших наблюдателей вспыхнул сигнальный дымок.
В напряженную тишину врываются два выстрела — близко людоед.
Передаю Карарбаху сигнал. Он останавливается, у него беспомощно опускаются руки. Но старик тотчас же овладевает собою, показывает на наш след. Я поворачиваюсь к следу, старик становится спиною ко мне, лицом вперед, как шел.
Опять раздаются два выстрела с равнины. Что бы значил этот повторный сигнал?… Неужели мы попали на засаду?…
Как на грех, стало быстро темнеть.
До слуха доносится странный звук, будто упало что-то на россыпь. Проходит одна, три, пять секунд- загремели камни на последней россыпушке… Треснул сучок. Треск сучьев все ближе. Зверь, не таясь, настигает нас.
Поворачиваю Карарбаха лицом к опасности. Уже слышно хриплое дыхание зверя. Старик становится плотно ко мне.
Еще секунда невероятного напряжения, и раздвигается последний куст…
— Загря!- кричу я, обрадованный и ошеломленный его внезапным появлением. — Фу ты, дьявол, как напугал!
А сам не верю своим глазам, треплю его за лохматые щеки.
— Откуда ты взялся? — спрашиваю.
Он визжит в восторге, в глазах столько радости, столько преданности! Жмется ко мне, сильно дышит в лицо. У него на шее ошейник с перегрызенным ремешком.
Карарбах тоже доволен, гладит кобеля, что-то бурчит.
