Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— «Генри Мозер»?! — в горячечной экзальтации воскликнул пациент.
— Да… А как вы догадались?.. По звуку?
Поскотин молчал. Его потревоженная падением интуиция мгновенно обвязала ближайшую реальность паутиной причинно-следственных связей и столь же быстро подсказала линию дальнейшего поведения. «Покажите…» — тихо произнёс он. Врач протянула ему отмеченный патиной реликт начала века.
— Действительно, Генри Мозер! — прочёл он вслух полустёртую надпись на чёрном циферблате. — Это всё Валькирия!
— Какая Валькирия? — недоверчиво покосилась на него женщина с косой.
— Привиделось мне… сразу как головой ударился…
— Ну-у-у, это бывает, — заулыбалась врач.
— Женщина будто надо мной склонилась… Валькирия… Вся в латах, а на голове шлем с перьями…
— Не иначе, куриными?!
— Не перебивайте, лучше дайте вашу руку!
Женщина, потеряв бдительность, подчинилась. Её ладонь была на удивление крепкой и только размерами отличалась от мужской. Герман накрыл её своею рукой и зажмурился. Несколько секунд он беззвучно шевелил губами, пока, наконец, не произнёс: «Вижу лошадь… Крупная, серая в яблоках…» Женщина нервно отдёрнула руку, а пациент, вновь закатив глаза, продолжил «Свиблово… Свиблово… что это?.. Да, вы где-то рядом живёте… Но почему я вижу Германию?!» «Моя лошадка немецкой породы». «Дайте снова вашу руку! — потребовал пациент. — Валькирия мне что-то хочет сказать… Причём тут бисквит?!» Женщина сидела не шелохнувшись, объятая мистическим ужасом. «Отца так звали…» «Нет, Людмила Владимировна, ваш папа жив и он — военный!» Медиум снова зажмурился. «Полковник!.. Боже мой, ваш папа — секретарь парткома!» — вскричал притворщик. Молодая женщина была близка к потере сознания. «Как вы догадались?! Об этом знает лишь руководство!» «Это не я, — скромно ответил медиум, лихорадочно перебирая доступные варианты предсказаний. — Это Валькирия! Она дала мне власть над пространством и временем!» «Бред! Вы обманщик!» — вскричала жертва мошенника. «Не смею настаивать, — с достоинством ответил Поскотин, — но позвольте в последний раз… Богиня уже покидает меня… Вашу руку!» Ощутив горячую ладонь взволнованной женщины, обманщик взвыл дурным голосом: «Вашу лошадь звать Эва?льдой!» Рука жертвы дёрнулась и обмякла.
Вскоре парочка перешла на «ты». Пациент, исчерпав свои познания в мистике, скатился до банального мифотворчества на тему собственного участия в Афганской войне. К вечеру молодые люди уже были друзьями.
Десятый-«Б»
Вернувшись домой, Герман первым делом вскрыл заднюю панель радиолы и вынул из тайника жестяную баночку из-под зубного порошка. Со словами «Раз пошла такая пьянка…» изъял из неё тридцать рублей и, оглянувшись по сторонам, вложил их в дырку кармана пиджака. Проверив пополнение баланса за подкладкой, он уже было закрыл голубенькую крышку секретного контейнера, как его обоняние уловило давно забытый запах. «Пани Валевска»! Да, это был клочок картона с номером Ольгиного телефона. Любовный фетиш лежал на самом дне. Попав в его руки, он словно мотылёк, переживший зиму, ожил, источая увядающие запахи прошедшей весны. Поскотин не выдержал и поднёс его к носу. Лёгкое головокружение разбудило вереницу воспоминаний, вырвавшихся из заточения. «К чёрту! Всё к чёрту! — оборвал он искрящийся калейдоскоп. — Что было — то прошло!» С этими словами он поднёс зажжённую спичку к мотыльку, но тут же её отдёрнул: «О чём я буду вспоминать в Афганистане? О редких ритуальных страстях, разбуженных инстинктом? О вкусе морковного сока или вечерних посиделках у телевизора, когда два человека в замшевых тапочках и не первой свежести халатах лузгают семечки, наконец-то забывают друг о друге. Ах, да! Можно вспомнить, как вчера после лазарета он катался с Валькирией на её машине по вечерней Москве, как она обещала полетать с ним на самолёте… Когда она только всё успевает? Конюшня, Аэроклуб. В школе занималась балетом и, кажется, музицировала на рояле… Каждый год — походы с друзьями в горы… А ещё — Мединститут, ординатура, папа — без пяти минут генерал. Есть за что любить, но как на это сподобиться?.. Завтра суббота. Наверное, придётся целоваться… И никуда от этого не деться?..» Но, к счастью, целоваться ему не пришлось. В субботу Поскотин был приглашён к её друзьям в гости. Буркнув жене «До завтрашнего обеда не жди», он выскочил во двор и сел в поджидавшие его «Жигули». Людмила улыбнулась, выжала сцепление и молодые люди выехали по направлению к центру города. Герман смотрел на свою новую подругу и не узнавал.
— Ты куда дела ко?су? — растерянно спросил он.
— Я её носила, чтобы мужчин отпугивать, но ты оказался не из робких, и прилип ко мне, несмотря на обере?г. Теперь он мне без надобности. А чем тебя моя причёска не устраивает? Могу сделать как у Пугачёвой — «Взрыв на макаронной фабрике».
— Нет! Только не как у Пугачёвой! Мне эта очень нравится, — сказал и не соврал её спутник. — Однако позволь спросить. Кто был тот «Утконос», что нас познакомил? — поинтересовался Поскотин, не терпевший неопределённости в общении с женщинами.
— Который?.. Толик что ли? Мастер спорта, что тебя сбил с ног?
— Сбил? Мягко сказано, Люсенька…
— Гера, не переживай! Это не мой, это папин любимчик, секретарь партбюро третьего курса у «напильников». К тому же он недавно на стюардессе женился…
— Да Чёрт с ним, вместе с его стюардессой. Ты скажи, кто такие «напильники»?
— Те, что за забором учатся. Специализируются в научно-технической разведке.
— А мы тогда кто такие?
— Вы? Вы — «проститутки». Так всех зовут, кто занимается политической разведкой.
— Стало быть в прошлый раз «напильник» завалил под себя «проститутку»! Оригинально, право-слово! И что твой папа в нём нашёл?
— Перспективу нашёл. Толик — из Ленинграда. Он идейный и как может — куёт карьеру. Таким не до женщин. Они их интересуют разве что в прикладных аспектах…
— Да он законченный циник! Скрывать не буду, — я сторонник использования их по прямому назначению!
— Не прикидывайся пошляком! Ты, Герка, романтик. У тебя каждая юбка поперёк карьеры ложится.
— Могу и повдоль расстелить…
— Фу! Противный! Ты и карьера — вещи несовместимые!.. Да, чуть не забыла, у тебя сегодня получится Валькирию вызвать?
— Кого?
— Ну, ту женщину, что тебе всё обо мне рассказала.
— Ах, Валькирию!.. Эту — смогу, но зачем?
— Я своим одноклассникам обещала, что привезу настоящего экстрасенса. Они через тебя хотят с духами пообщаться.
— Не знаю даже… Разве только во второй раз меня на голову уронить…
— Нет проблем! Могу попросить.
— Нет уж, мерси… Как-нибудь и без посторонней помощи справлюсь.
Вскоре подъехали к сталинской высотке. Архитектура советского ампира на фоне безликости панельных многоэтажек напоминала покрой генеральской шинели, затесавшейся среди пожухлой зелени бушлатов в гардеробе Театра Советской Армии. Домофон, консьержка, мраморный пол, пыльная лепнина под высоким потолком, — всё это казалось руническими символами, призванными отпугивать рядовых строителей коммунизма от мест обитания прорабов, которые уже давно разуверились в перспективе завершения грандиозной стройки. Тяжёлые двери квартиры открыл высокий молодой человек, худощавый, но с явными признаками беременности на неотягощённом спортом выпуклом животе. Расправив свисавшие как у Тараса Бульбы усы, он чмокнул в щёчку Людмилу и протянул хрящеватую руку её спутнику. «Андриан!» — отрекомендовался хозяин квартиры. И пока стайка весело щебечущих женщин втягивала Людмилу в утробы номенклатурного жилища, Герман, разинув рот, выслушивал певучую речь мужчины, обратившемуся к нему на чистом персидском языке. «Фа?миди?» — спросил он гостя, когда лицо молодого человека, ошарашенного загадочной тирадой, приняло выражение законченного кретина. «Да!.. Что тут может быть непонятного! — с чувством лёгкой досады ответил Поскотин, закрывая входную дверь и ныряя вслед за хозяином в тёмный коридор. — Ёж твою мать! — вскричал он секундой позже, когда на него с шумом начали рушиться тяжёлые предметы. — Да что тут у вас?! — продолжал он орать, влетая в мрачную прихожую вместе с грохочущим ведром». «Я же тебя на фарси? предупреждал быть осторожным, — начал оправдываться хозяин. — У нас ремонт… Свет ещё не провели, а здесь у нас стеллаж…» «Мы тему ремонта не проходили. На следующем семестре разве только…» — пробурчал гость, потирая ушибленные места. «А мне Людмила сказала, что ты лучший на курсе по языку…» — смущённо добавил Андриан. Герман благоразумно промолчал. В огромной зале его приветствовали вставанием ещё трое гостей. «Дима… Илья… Сергей…» — по очереди представились они. «Мои одноклассники — пояснила „Валькирия“, одаривая друзей лёгкой улыбкой. — Цвет нашего десятого-„Б“. Школьная элита ответила весёлым блеском трёх пар очков. Вслед за мужчинами к процессу рукоположения присоединились их жёны. „А вы правда экстрасенс?“ — не выдержала хозяйка квартиры. „По настроению…“ — уклончиво ответил Герман, принимая бокал с красным вином. „Как вам кажется — Сколько осталось жить Андропову? — не унималась она. — Поговаривают, не встаёт уже… Мне золовка, что в четвёртом управлении минздрава работает, сообщила якобы генсек совсем плох! Как подстрелила его жена Щёлокова, так и не оправился. Жалость то какая… Только-только порядок наводить начал… Ни собраний, ни художественной самодеятельности в рабочее время! В газетах даже передовицы смысл обретать стали“. „Да уж… кому этот порядок нужен?!.. — вмешалась её подруга. — Ты на цены посмотри! На мебель — двойная, на телефон — на порядок взлетели!“
