Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Да, сеньор, вы и ваш брат, были очень великодушны ко мне! — произнес Торрибио самым сердечным, задушевным тоном.
— А наш отец?
— Ваш отец, — повторил, весь бледнея, молодой человек, — был жесток ко мне, он высказал себя неумолимым по отношению к моей вине, или, право, даже легкомысленности, за которую я и так уже жестоко был наказан тем, что вы слышали из уст вашей прекрасной сестры, донны Ассунты.
— Да, это правда, — честно согласился дон Рафаэль, — но отец наш человек старый, добрый и хороший, но только неумолимый и непреклонный, как большинство людей в его лета, — неужели вы так сильно возненавидите его за горячность, о которой он и сам теперь, быть может, сожалеет, — я в этом уверен?!
— Дон Сальватор Кастильо — ваш отец, дон Рафаэль, — я не считаю себя в праве ненавидеть его. Я постараюсь забыть то, что он хотел сделать со мною, вспоминая как вы с вашим братом отнеслись ко мне. К тому же это будет тем легче, что не позднее, чем через двое суток, меня уже не будет в этих лесах; я покину их, быть может, навсегда! — добавил он с сердечным сокрушением.
— Как?! вы хотите покинуть наши леса, где вы родились и жили счастливым и свободным?
— Да, так надо, — со вздохом сказал Торрибио, — я хочу забыть, и пусть меня забудут. До настоящего времени моя жизнь была не тем, чем бы ей следовало быть. Я во многом могу упрекать себя, донна Ассунта сказала правду, я — мерзкий человек, но я хочу искупить свое прошлое; сегодняшний урок не пропал даром для меня!
— Но скажите, что станется с вами в чужих краях, которых вы совсем не знаете?
— Это я и сам не могу сказать! Но Бог, который видит мое раскаяние, поможет мне, я в этом уверен, кроме того, человек смелый, на добром коне и хорошо вооруженный, нигде не пропадет, а тем более в нашей стране. Весьма возможно, что я пристану либо к Мексиканцам, либо к Испанцам.
— Обдумайте хорошенько: это серьезный вопрос!
— Я уже все обдумал, дон Рафаэль! — Я еду, быть может сегодня же вечером, а потому примите мой прощальный привет и сердечную благодарность и если позволите прибавить еще пару слов…
— Сделайте одолжение!
— Даже если бы это касалось донны Ассунты? — с горькой улыбкой осведомился Торрибио.
— Почему же нет? — Я повторяю ей слово в слово ваши слова!
— Благодарю! Скажите ей, что её упреки сделали из меня другого человека, что я покидаю свои родные леса с сердцем, наполненным невыразимой горечью, но с надеждой, что горе и страдания возродят меня! Передайте, что мое самое горячее желание, это видеть ее счастливой, и что я буду молиться о её счастье!
— Я скажу ей все это, дон Торрибио!
— Благодарю, сеньор! Прощайте, мы, вероятно, больше не увидимся!
— Как знать?! Быть может, мы столкнемся где-нибудь гораздо раньше, чем вы полагаете; говорят, что Испанцы приближаются сюда.
— Дай Бог, чтобы они сюда и не заглядывали!
— Аминь! От всего сердца! Прощайте и всего хорошего!!
— Благодарю, храни вас Бог!
Молодые люди крепко пожали друг другу руки, обменялись еще несколькими словами, и затем дон Рафаэль вскочил на своего коня.
— До свидания! — крикнул он, дав шпоры своему мустангу.
— Прощайте! — грустно отозвался дон Торрибио, но тот уже не слышал.
Как только дон Торрибио остался один, произошло нечто совсем не вероятное.
Этот гордый, сдержанный молодой человек, подойдя к своему коню, обхватил его шею руками и стал как-то особенно страстно ласкать его, говоря, как с человеком, как с близким задушевным другом, и плакать, плакать навзрыд. Этот прекрасный конь был единственным его другом и поверенным и ему он отдавался всей душой, изливая на это благородное животное всю ту безмерную любовь, которой он не находил другого применения.
Несколько лет тому назад дон Торрибио во время своих продолжительных странствий по Соноре и таинственным дебрям Аризоны случайно повстречал большой табун степных диких коней. Погнавшись за ними, он изловил своим лассо (аркан) превосходнейшую кобылицу, которую и назвал именем Линда.
Чистокровный степной мустанг, Линда была одновременно и щегольской, и походной лошадью, неутомимой и выносливой, сухой, легкой и при этом редкой красоты. Дон Торрибио чуть ли не боготворил её; он ходил за ней, как ходит мать за любимым ребенком, и умное животное понимало каждое его слово и движение, повинуясь ему всегда с особою готовностью.
Один богатый, знатный испанец, прельстясь необычайной красотой Линды, предлагал за неё дону Торрибио полторы тысячи пиастров, что составляет целое состояние для такого авантюриста, еле-еле сводящего концы с концами и живущего со дня на день, чем Бог послал. Однако, молодой человек наотрез отказался расставаться со своей лошадью, не смотря даже на то, что его упорный покупщик все увеличивал предлагаемую им сумму до тех пор, пока не утроил первоначальной цифры. Но даже и эта неслыханная за коня цена не соблазнила дона Торрибио. Мало того, чтобы знатный испанец не приказал похитить у него его неоцененную Линду, которую тому не удалось купить ни за какие деньги, дон Торрибио, не сказав никому ни слова, вскоре покинул ту местность, где жил его упорный покупщик.
Судьбе было угодно, чтобы однажды, охотясь, дон Торрибио повстречал одного вождя команчей, обладателя превосходнейшего жеребца, не уступавшего по красоте статей и другим качествам даже самой Линде. Путем различных, не особенно ценных подарков, дону Торрибио удалось добиться того, что он желал, — и двенадцать месяцев спустя Линда подарила ему прекрасного жеребенка, которого он назвал Линдо. Дон Торрибио окружил этого жеребенка самыми нежными заботами и самым тщательным уходом, и благодарное животное привязалось к своему хозяину настолько, насколько и он к нему. Линдо было уже пять лет, дон Торрибио уже с год ездил на нем, а Линда месяцев шесть тому назад пала внезапно от прилива крови. Дон Торрибио сильно горевал и тосковал по своей любимой лошади и долго оплакивал ее, затем зарыл ее глубоко в землю и завалил то место тяжелыми камнями, чтобы хищные звери не могли открыть ее.
Надо пожить в степной и лесной глуши американских саванн, чтобы понять, как дорог может быть всаднику его конь, как он может сродниться с ним, как это благородное животное может стать самым близким, дорогим другом одинокого, среди безлюдья степей и дремучих девственных лесов, человека. Здесь человек, потерявший коня, почти неизбежно обречен на неминуемую гибель. Кто укажет ему без этого верного спутника и проводника неведомый брод на реке? Кто угадает заметенный песками след? Кто сумеет найти путь и провести его через непроходимые топи и болота? Кто, как ни верный конь? Дон Торрибио так любил своего коня и был в нем уверен, что не только никогда не привязывал его, но даже и не треножил, но в ту ночь, когда он отправился на свидание с донной Ассунтой, он вынужден был привязать его к дереву, потому что иначе Линдо последовал бы за ним. В продолжение всей этой ночи участь его верного коня чрезвычайно тревожила его, когда же дон Рафаэль привел его возлюбленного Линдо, дон Торрибио был до того обрадован, что едва мог сдержать свое волнение и в душе поклялся сохранит вечную благодарность тому человеку, который вернул ему его коня.
Немного успокоившись после первой безумной радости свидания с Линдо, дон Торрибио оправил на себе давно уже высушенное солнцем платье, привел себя, насколько возможно, в порядок и накинув на плечи свой сарапе, весело вскочил в седло и легким охотничьим аллюром поскакал по направлению к хижине дона Хуана Педрозо, стоявшей не более пяти, шести миль от того места, где находился теперь дон Торрибио.
Отъехав немного, дон Торрибио поразмыслил, что так как спешить ему нечего, а время уже не раннее, т. е. около трех часов по полудню, а он со вчерашнего вечера не имел ни крохи во рту, — то не худо было бы сделать привал у ручья, в тени высоких пальм, и поискать в альфорхасе, т. е. переметных сумах, и посмотреть, не найдется ли в них чего-нибудь.
На проверку оказалось, что из съестного в них нашлись всего два или три морских сухаря, немного gueso, т. е. козьего сыра и красивая больших размеров фляга, к сожалению, почти пустая, но табаку и маисовых листьев был большой запас.
