Гибель синего орла - Болдырев Виктор Николаевич (читать книги регистрация .txt) 📗
Зоологическая коллекция пополнилась новой редкой шкуркой. Осторожно уложив ее в рюкзак, поворачиваю к берегу — нужно возвращаться и выходить в море. Чистое полуденное небо не предвещает шторма.
Забираю в коллекцию лук и стрелу. Брать с могилы вырезанную из дерева фигуру медведя не решаюсь. Может быть, заберем ее на обратном пути, возвращаясь с устья реки Белых Гусей.
Выхожу к морю, благополучно переправляюсь по настилу из плавника через морское болото, долго шагаю по колено в море и подхожу наконец к «Витязю». Пинэтаун радостно улыбается.
— Эгей! Пришел? Пешком искать тебя хотел…
— А вельбот?
— К Чукотскому камню гонял. Потом ждать вернулся.
Рассказ о большом озере и деревянном идоле заинтересовал Пинэтауна. Он внимательно осматривает лук и стрелу.
— Совсем не чукотский — лесной лук. Смотри, береза.
Действительно, нижний слой клееного лука из березы. В тундре березы нет, и старинные чукотские луки вытачивались из лиственницы.
— Перо тоже чужое, нет таких птиц в тундре.
Острый глаз у юноши. Рассматриваю оперение стрелы и не узнаю рисунка. Какой птице принадлежат эти пестрые перья? Долго мы не могли разгадать значения удивительной находки.
Рассказ о танцах белых журавлей не удивляет Пинэтауна — он видел их в Алазейской тундре. Но встречать нерп в тундровых озерах ему не приходилось.
— Как пришла нерпа в озеро, а?
Объяснить странного явления не могу.
Глава 5. ИСПЫТАНИЕ
Ровный попутный ветер дует с юга. Море спокойное, и мы решаем покинуть берег Западной тундры.
Пинэтаун раскладывает на корме морскую карту. Прочертив прямую линию к устью реки Белых Гусей, измеряю транспортиром угол между этой линией и меридианом, учитываю поправку на магнитное склонение и получаю компасный курс. Теперь, выдерживая направление по компасу, можно привести вельбот к намеченной цели.
В морской бинокль хорошо виден горизонт по курсу. В стеклах бинокля колышется бесконечная зеленая равнина океана, чуть синеющая вдали.
Правильно ли поступаем, пускаясь на утлом суденышке в открытое море?
Но иного пути нет. Нужно спешить: наступает опасное время для северных оленей.
В два часа пополудни снимаемся с якоря и, развернув паруса, уходим в море.
Скоро земля растаяла, скрылась из глаз. Длинные океанские волны поднимают «Витязь» и плавно опускают в малахитовую зелень океана. Форштевень разбивает гребни волн, брызги веером летят в лицо, и мы чувствуем на губах острый соленый вкус морской воды.
Пинэтаун с тревогой посматривает на воду: он впервые видит океанские волны. Ветер свежеет. Скорость «Витязя» достигает двенадцати узлов. При таком ходе можно увидеть желанный берег к полуночи.
Однако наши надежды не оправдались: с хорошим ветром вельбот плывет часов пять, затем ветер слабеет и к вечеру стихает совершенно. Океан постепенно успокаивается и засыпает.
По моим расчетам, вельбот находится на полпути, в ста километрах от Поворотного мыса.
Не опуская парусов, садимся на весла и гребем, пошевеливая затихшую воду. Нежные блики расплываются на бархатистой, маслянистой ее поверхности. Спокойное море отливает перламутровым сиянием жемчуга.
— Ветер крепкий будет, нога болит… — вдруг говорит Пинэтаун.
Три года назад на охоте юноша получил случайную рану в бедро. Рана давно зажила, но боль в ноге часто предвещала перемену погоды.
Но почему стрелка судового барометра спокойна?
Не спим, поджидая ветра. В два часа ночи густой туман закрывает море. Вельбот словно опускается на дно. Бледный изумрудный свет льется на паруса и снасти, на выпуклые борта и на тревожные наши лица.
Так мы и не заснули всю ночь.
Утром слабый ветерок наполняет повисшие паруса. Вельбот оживает. За кормой с журчанием бежит вода. Рассеивается туман, открывая ясное небо и зеленоватую ширь океана. Земли не видно.
Может быть, ночью, в тумане, «Витязь» сбился с пути? Хочется повернуть руль и направить вельбот к покинутому берегу. Проверяю компас он указывает правильный курс.
Пинэтаун внимательно оглядывает пустынное море. Из воды то и дело показываются блестящие головы нерп. Ветер свежеет, океанские волны баюкают вельбот. Накренившись, он мчится на раздутых парусах. Нерпы исчезают, появляются чайки. Они кружат у грот-паруса с тоскливыми криками.
К полудню крепкий ветер чернит поверхность океана и покрывает ее бурунами пены. Скорость «Витязя» внезапно повышается, крутым носом он сбивает кипящие гребни больших пологих волн.
Парусов не сбавляем, надеясь на тяжесть балласта. Наблюдая за порывами ветра, наваливаюсь на руль, выдерживая правильный курс. В небе появляются перистые облачка, качка усиливается. В любую минуту можно ожидать шторм.
— Уменьшай паруса!
Пинэтаун проворно подвязывает шкоты, уменьшая площадь грот-паруса. Однако скорость движения остается прежней. Вероятно, ветер усиливается. Долго идет вельбот среди неспокойного, потемневшего океана. Охватывает гнетущее беспокойство.
Вдруг молодой чукча поднимается во весь рост, уцепившись за тугие ванты:
— Тундра!
Черные волосы его развеваются по ветру, он указывает на северо-запад. На горизонте чуть темнеет узкая полоска желанной земли. Земля выступает из моря, словно остров в океане. Правильно мы идем или, уклонившись в сторону, промчались мимо Поворотного мыса в открытый океан, достигнув Медвежьих островов?
Эти пять островов лежат против дельты Колымы, и западный, Крестовский остров, находится близко от Поворотного мыса. Небольшая ошибка в курсе или случайное течение могли привести нас к ближнему острову архипелага.
С Медвежьими островами связаны интереснейшие страницы истории русских полярных путешествий.
Впервые эти далекие острова исследовал простой русский промышленник, охотник за песцами, Иван Вилегин. Зимой 1720 года он переехал на Крестовский остров от Поворотного мыса по льду на собаках. На таинственный остров он стремился не только ради песцового и медвежьего промысла — его манила неведомая земля, рассказы о которой передавались из уст в уста в Нижне-Колымской крепости со времени ее основания Михаилом Стадухиным.
С Крестовского острова промышленник проник на второй, третий, четвертый и пятый Медвежьи острова, еще никем не виданные.
За несколько дней Иван Вилегин открыл и осмотрел целый архипелаг далеких полярных островов, совершив географический подвиг.
Острова были необитаемы. Но странные находки поразили промышленника. На северных берегах первого, третьего и пятого островов он нашел полуразвалившиеся первобытные деревянные постройки, сложенные из плавника, тесанного каменными или костяными орудиями.
На третьем острове, на одинокой скале-отпрядыше, в одиннадцати саженях от берега, было выстроено из плавника и дерна удивительное сооружение наподобие небольшой крепости на сваях.
Кем были построены на полярных островах первобытные жилища из плавника и крепость на сваях? Ведь чукчи никогда не строили свайных построек и жилищ из плавника и дерна.
Странное происшествие, случившееся с Иваном Вилегиным, также не проливало света на происхождение удивительных построек. Объезжая на собаках по льду замерзшего моря скалистые берега пятого острова, он увидел бегущего медведя, подстреленного длинной белой стрелой. Нагнав раненого зверя, промышленник убил его и вынул стрелу. Она была с костяным четырехгранным наконечником.
Неожиданная находка смутила Вилегина — он вернулся на материк к Поворотному мысу, не решаясь в одиночку искать «незнаемых людей».
Пинэтаун с любопытством слушает рассказ о Медвежьих островах. Оказывается, он бывал на старинной заимке Вилегина, расположенной неподалеку от поселка оленеводческого совхоза, в низовьях Колымы.
Сорок лет спустя после похода Вилегина на Медвежьи острова был послан сержант Андреев. Осмотрев острова, он совершил длинный санный поход по льду океана и обнаружил неизвестный остров. Приблизившись к земле, Андреев и колымские звероловы, сопровождавшие его, увидели следы нескольких оленьих нарт. Опасаясь столкновения с жителями неизвестного острова, Андреев повернул назад и благополучно вернулся в Нижне-Колымск.
