Том 4. Пожиратели огня (с илл.) - Жаколио Луи (е книги TXT) 📗

ПРОВЕДЯ ЦЕЛУЮ НОЧЬ В УПОРНЫХ размышлениях о причинах всего случившегося на озере, Оливье пришел к убеждению, что в данном случае они имели дело с подводной лодкой, использующей электричество. Блуждающий и ныряющий огонь, горящий даже под водой, был, несомненно, электрический фонарь. Точно так же почти беззвучную гибель «Княжны» можно было приписать только электричеству. И все эти предположения как нельзя более согласовались с тем, что писал барон де Функаль.

Таким образом, в общих чертах Оливье был прав в своих предположениях; теперь оставалось только решить важный вопрос — следовало ли все это приписать враждебным действиям его заклятого врага, «человека в маске»? Без сомнения, да! — решил молодой граф, хотя вместе с тем сознавал, что вокруг его предположений группируется целый ряд всяких несообразностей, которые он не мог объяснить, начиная хотя бы с того, какими судьбами могла попасть в озеро Эйр подводная лодка, доставка которой даже в разобранном виде не могла пройти незамеченной. Не менее загадочным было и то обстоятельство, что этот представитель Невидимых, или «человек в маске», выказывавший себя всегда чрезвычайно ловким и осторожным, имевший обыкновение наносить решительный удар именно в тот момент, когда этого менее всего ожидали, на этот раз точно умышленно вздумал похвастаться своими средствами истребления прежде, чем покончить с ненавистным врагом. Без сомнения, вся эта комедия, разыгранная накануне с Ле Гуэном, имела свою цель: его хотели выманить на озеро, возбудив его любопытство. Но почему же этот ловкий, жестокий человек не затопил вслед за «Княжну» и «Надежду», как ожидали того все, бывшие в эту ночь на озере? Ведь таким образом борьба была бы разом окончена, а вместе с тем это было бы прекрасным отмщением за обвал в Красных горах?

Как мог этот ловкий человек не подумать о том, что после последнего эксперимента ему невозможно будет вторично выманить графа на озеро и что ему теперь придется подстерегать и преследовать его на суше, что будет несравненно труднее, так как здесь у него многочисленные друзья, искренне расположенные к нему туземцы, нагарнуки, многочисленные приисковые рабочие и хорошо защищенное и прекрасно охраняемое жилище. Все это, вместе взятое, несомненно, сильно осложняло и без того нелегкую задачу «человека в маске», которому приходилось теперь начинать борьбу снова и при менее благоприятных для него условиях, чем в первый раз.

Никакого объяснения всему этому Оливье не мог подыскать; у него мелькнула даже мысль, уж не шайка ли смелых пиратов явилась сюда с целью разграбить прииск. Но такое предположение страдало не меньшей невероятностью, а письмо Люса прямо предостерегало о возможности возобновления враждебных действий со стороны Невидимых и даже указывало на электричество как на средство борьбы.

Ранним утром в комнату графа вошел канадец, взволнованный последними донесениями туземцев, которые пришли сказать ему, что под утро, перед рассветом, они видели большой черный продолговатый предмет, всплывший на поверхность озера и направившийся к его верхней части.

Дик чистосердечно заявил, что хотя он и не отрекается от своей веры в сверхъестественное, тем не менее и ему кажется, что разрезать целое судно пополам и затопить его в несколько секунд, пожалуй, привидению все-таки не под силу.

После этого друзья приступили к разработке плана защиты на следующие дни.

— Признаюсь, дорогой Дик, я бы предпочел составлять план нападения, а не защиты! Мне хотелось бы поскорее покончить со всей этой историей: меня положительно выводит из себя мысль, что самый непримиримый враг мой здесь, под водами нашего озера, и я ничего не могу предпринять, чтобы уничтожить его!

— Но каким образом очутились они здесь, эти Невидимые? — спросил Дик.

— Этого я не знаю, — сказал Оливье, — во всяком случае, надо им отдать справедливость: они сумели это сделать, не будучи никем замеченными. Ах, если бы только Джильпинг был здесь: он такой высокообразованный, можно сказать, ученый человек, при всех своих чисто британских недостатках, что с ним вместе мы могли бы придумать что-нибудь дельное и выступить, вооружившись наукой против их науки.

— Что же нам мешает сходить за Джильпингом и привезти его сюда?

— Я уже подумывал об этом! — признался молодой граф. — Вооружим наших приисковых рабочих, захватим с собой человек пятьдесят нагарнуков, и нготаки волей-неволей принуждены будут отпустить его с нами.

— Ну, а если ваш англичанин задался мыслью обратить в христианство нготаков, так он, пожалуй, сам не пожелает идти с нами.

— Не думаю, — возразил Оливье, — сбор его коллекций почти закончен, как он сам пишет, и, вероятно, ему уже надоело разыгрывать кобунга. Кроме того, если его запасы консервов, знаменитого честера, неизбежного бренди и виски истощились, то он будет вдвойне рад последовать за нами.

— Прекрасно! — согласился Дик. — Так когда же мы отправимся?

— После празднества, которое мы справляем в честь вас, мой добрый друг!

— Ну, без этого можно было бы обойтись! — скромно заметил старый траппер, — я весь день не буду спокоен и все буду опасаться, как бы ваши враги не воспользовались этим временем, чтобы предпринять что-нибудь для вашей гибели!

— Не бойтесь ничего, милейший Дик, я уверен, что нам сейчас не грозит ни малейшей опасности; что-то говорит мне, что мы на этот раз восторжествуем над всеми их кознями и происками!

— Да услышь вас Бог! — набожно проговорил канадец. — Но что меня удивляет, так это то, что Виллиго и Коанук до сих пор еще не вернулись. Я условился ждать их здесь с восходом солнца, чтобы узнать от них, что они видели или заметили ночью. Все остальные ночные стражи оставались все время на своих постах и все уже побывали здесь, а Черный Орел и Сын Ночи должны были совершать все время обход и наблюдать повсеместно.

— Солнце еще не взошло, — возразил Оливье, — даже «Надежда» еще не начинала свой салют; а Виллиго, вероятно, захотел пройти через свою деревню, чтобы отдать распоряжения относительно празднества, тем более что это вместе с тем одно из их величайших религиозных торжеств.

В этот момент грянул пушечный выстрел: то начинался салют «Надежды». Мгновенно десятки радостных голосов с берега и с судна огласили воздух громкими «виват» в честь виновника торжества, одинаково любимого и чтимого как туземцами, так и приисковыми рабочими. Вслед за этим приисковые рабочие, в полном своем составе и с Коллинзом во главе, двинулись по направлению к дому, неся род носилок из ветвей зелени, на которых виднелся какой-то громоздкий предмет, окутанный холстом.

Дик в сопровождении Оливье вышел на крыльцо встретить поздравителей, и Коллинз после краткой, но прочувствованной речи откинул холст с принесенного рабочими предмета. Возглас удивления и восторга вырвался разом из всех уст. То была статуя канадца в натуральную величину в его обычном наряде траппера, с ружьем в руке, вылитая из чистейшего золота с Лебяжьего прииска. Она весила семьдесят килограммов и по местной мельбурнской оценке стоила 46 892 доллара и 16 центов, которые рабочие выплатили из собственных прибылей. Даже участие Оливье в этом подношении было энергично отклонено рабочими, которые желали изобразить на пьедестале этого памятника трогательную надпись:

Под этими словами стояли имена жертвователей.

Эта грандиозная статуя являлась настоящим произведением искусства и была выполнена одним флорентийским художником, которого злополучная судьба случайно занесла в Австралию.

В одну из своих поездок в Мельбурн Оливье и Дик заказали ему свои бюсты из терракоты, а впоследствии бюст Дика послужил моделью и для статуи канадца. Старик, которому благодаря этому не нужно было позировать для статуи, конечно, никак не мог предполагать подобного сюрприза и был им тронут до слез.

Он был изображен в полном своем охотничьем снаряжении, с ружьем в руке и охотничьей фляжкой у пояса, с подвешенной к нему шкурой морской выдры и сетями, силками и капканами, лежащими на земле у его ног.