Атлантида - - (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
Закись барита, открытая германским химиком Шелем, имеет способность поглощать с замечательной быстротой угольную кислоту. Каудалю было известно это свойство, и он рассчитывал, что барит поможет ему поддерживать чистоту воздуха в продолжение многих часов. Опыт вполне подтвердил его предположение.
Приспособленная таким образом, эта маленькая подводная каютка представляла очень элегантное помещение. Внизу помещались четыре гуттаперчевых мешка, имевшие форму перчаток, в которые могла просовываться рука водолаза с целью захватывать с морского дна водоросли, песок и различных зоофитов, что, конечно, было несравненно удобнее добывания их посредством лота. Кроме того, по канатам, на которых опускался снаряд в воду, была проведена телефонная проволока, так что сообщение водолаза с поверхностью не прерывалось ни на одну минуту. Всякое его приказание могло быть немедленно приведено в исполнение, благодаря чему снаряд, изобретенный Каудалем, имел все преимущества над прочими водолазными приборами.
Между тем работы в мастерских продвигались очень быстро, что заметно радовало самого владельца яхты. Рене отдался им со всей пылкостью, на которую была способна его энергичная, горячая натура. Монте-Кристо только удивлялся его энергии и трудолюбию, так как сам более всего на свете любил спокойствие и предавался постоянному far niente, хотя и мечтал прославить свое имя научными открытиями, самым верным средством к чему считал свое богатство. Трудиться же и добиваться чего-нибудь самому было ему не под силу и не по вкусу, а потому энергия и деятельность Каудаля внушали ему не только удивление, но и восторг перед личностью своего юного гостя.
Таким образом, время летело незаметно и скоро «Синдерелья» достигла таинственного моря, служившего целью ее плавания. Работы приходили к концу, и нетерпение Рене все увеличивалось. Воспоминание о прелестной волшебнице не покидало его ни на минуту, и ее чудный голос, казалось, призывал его в морскую бездну.
Какая-то непостижимая сила влекла его, особенно по ночам, на палубу. Облокотившись на борт, он вглядывался при слабом свете мерцающих звезд в темные волны, освещенные иногда фосфорическим сиянием или серебристым светом луны, и ему чудилось, что мраморные обнаженные руки протягиваются к нему и милый голос шепчет ласковые слова.
Однажды в полночь (быть может, это был сон) ему послышалась та же незабвенная песня. Она неслась откуда-то издалека и напоминала тихую жалобу. Впечатление было так сильно, что, не помня себя, Рене невольно подхватил своим страстным, полным мольбы голосом знакомую мелодию. Но на этот раз все было тихо кругом. В отчаянии он схватился за голову, думая, что сходит с ума. Невольно взгляд его упал на перстень… Нет! Значит, это не сон, не галлюцинация, а действительность, и при одной мысли снова увидеть свою Ундину он чувствовал себя способным на все геройские подвиги.
Теперь он понимал, почему Улисс залепил воском уши своих спутников, чтобы уберечь их от пения сирен. Он испытал это на самом себе. Тот, кто хоть раз слышал это волшебное пение, уже не мог никогда забыть его!
ГЛАВА VII. Журнал Рене Каудаля
Каждый раз, когда представлялся удобный случай, то есть когда вблизи «Синдерельи» проходило какое-нибудь судно, Рене посылал домой подробные рапорты о своем здоровье и нравственном состоянии. Все его письма дышали надеждой на будущее, но настоящий смысл их понимала одна Елена. Мадам Каудаль и доктор Патрис истолковывали их сообразно собственным опасениям и мечтам. Видя какую-то перемену в отношениях сына и своей приемной дочери, мадам Каудаль надеялась на скорое исполнение своего давнишнего желания и вся сияла от радостного предчувствия, которым не могла не поделиться с Патриком. Десять раз на дню она начинала с ним разговор на одну и ту же тему, не подозревая огорчения, которое причиняла своему поверенному.
— Замечаете, доктор, как похорошела Елена за последнее время? — говорила она.
— Мне кажется, что мадемуазель Елена всегда была замечательно хороша! — возражал Патрис, считая, что сестра его друга прекраснейшее существо в мире.
— Да нет же! Она похорошела так только после этого ужасного приключения с Рене. Здесь видна рука Провидения! Они созданы друг для друга! Да кроме того, я не могу себе представить, чтобы моя Елена когданибудь рассталась со мной и отдала свое сердце чужому человеку!
— Но ведь это — участь всех матерей!
— Посмотрим, будете ли вы так спокойно говорить об этом, когда у вас будут свои дочери! Но теперь мне уже нечего больше волноваться: ее выбор сделан!
— Вы думаете, что между Рене и мадемуазель Еленой все решено?
— Без сомнения! Разве вы не наблюдали за ними во время последнего пребывания здесь Рене? Они почти не расставались, между ними все какие-то секреты. Все это замечали, да это ясно как день! Тут и слепой бы заметил.
— Но ведь они всегда и раньше были неразлучны.
— Теперь совсем другое дело. Да разве вы не замечаете, как сияет Елена каждый раз, когда приходят известия от Рене?
— Но она сияла и тогда, когда он уезжал, а это плохой признак!
— Пустяки! Елена вся в свою мать, у которой было геройское сердце. Она способна пожертвовать самым дорогим из любви к родине. Я говорю совершенно серьезно: у Елены великодушная и энергичная натура, и она достойна быть подругой моего Рене!
Подобные разговоры возобновлялись поминутно, причиняя серьезные страдания доктору Патрису, чего мадам Каудаль, несмотря на свою проницательность, совершенно не замечала.
К сожалению, несчастному страдальцу не удалось подслушать разговора, происходившего в этот день между двумя молодыми девушками, прогуливавшимися в тени старых тополей; этот разговор, вероятно, успокоил бы его страдающую душу.
Елена Риё и Берта Люзан были закадычными подругами с самых детских лет и ничего не скрывали друг от друга. Прогуливаясь под руку по аллеям старого сада, залитым жарким летним солнцем, молодые девушки представляли прелестную картину.
Берта Люзан была высокая, стройная блондинка с синими глазами на классически правильном лице. Елена — миниатюрная брюнетка, воплощение грации.
— Бедняжка доктор! — говорила Берта. — Какой он печальный!
— По-твоему, пожалуй, я в этом виновата? — с оттенком нетерпения возразила Елена, чувствуя упрек в словах подруги.
— Признаюсь, что в отношении к нему ты совершенно не проявляешь своего всегдашнего великодушия.
— Что же по-твоему я должна сделать?
— Ободрить его, так как он единственный человек, которого ты уважаешь и за которого решишься выйти замуж.
— Против его воли, вероятно! Согласись, что трудно оказывать менее любезности и внимания, чем доктор по отношению ко мне!
— Точно ты не знаешь, что его останавливает твое состояние и планы твоей тети, которые ни для кого не тайна.
— Это не может служить для него помехой, так как мы сколько раз объяснялись по этому поводу с Рене в его присутствии; что же касается моих денег, то недостойно мужчины обращать внимание на такие пустяки!
— Не говори так, Елена, — кротко возразила Берта. — Ты не знаешь, как должно быть тяжело для благородного и гордого сердца быть заподозренным в расчете.
— Но ведь я его не подозреваю! Какое ему дело до чужого мнения?
— Вот именно это ты и должна дать ему понять.
— Другими словами, я должна ему делать авансы? Ни за что! Если он не в состоянии преодолеть такого ничтожного препятствия, то мы останемся чужими друг для друга. Хотя Патрис и беден, но, благодаря его личным достоинствам, он стоит так же высоко, как самый знатный претендент, и я считаю себя недостойной его.
— Благородная душа! — проговорила Берта, нежно обнимая подругу. — Но смотри, Елена, не будь слишком сурова и несправедлива. Вас ведь разделяет только ничтожное недоразумение!
— Ничтожное недоразумение, согласна! Но что же я могу поделать?
— Достаточно одного слова, чтобы уничтожить его, — задумчиво проговорила мадемуазель Люзан и, не настаивая больше на этом разговоре, перешла к занимавшему их обоих путешествию Каудаля и его работам.
