Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Надо было слово «лично» дописать — сокрушался Веничка.
— Я и без того упрел, пока этот шалопай, сбежавший с занятий, конверт подписывал, — огрызнулся Шурик.
— А он тебя не сдаст?
— Куда там! Я ему так и сказал: или я проверю твою грамотность и куплю мороженое, или отведу к завучу в школу!
— Тогда поясни, как ты умудрился пропустить ошибку в слове «председатель»?
— Волновался… Хорошо, в обратном адресе вовремя заметил.
Наборщики, оторвавшись от работы, снова перевели взгляд на конверт, где в поле «обратный адрес» значился «Саветский поцриот» с исправлениями, внесёнными рукой Дятлова.
— Ладно, и так сойдёт, — успокоил анонимов Поскотин. — Классическая анонимка получается. Наши из «ПК» её ни за что своим вниманием не обойдут, мигом начальству доложат.
— Следов на бумаге не оставляйте! — в очередной раз предупредил друзей Мочалин. — И чтоб ни кашлять и не сморкаться. Даже дышите в сторону!
— Ну, вот и готово! — приклеивая последнюю букву к слову «доброжелатель», удовлетворённо подвёл итог работе Герман. — Перечитывать будем?
Трое вновь склонились над письмом и, шевеля губами, пробежались по лесенке его кривых строк.
«Исчерпывающе», — заметил хозяин квартиры, надевая замшевые перчатки и вкладывая в конверт результаты их коллективного труда. «Ленту магнитофонную не забудь вложить! — напомнил Вениамин. — Да, чуть не забыл, где снимок Фикусова, что я тебе в автобусе отдал? Надо бы тоже, так сказать, приобщить к делу!» Герман принялся искать фотографию. «Куда я её дел? — бормотал он, осматривая полки. — Может, Ольга выбросила?.. Не должна…, хотя интересовалась кто на ней… Помнится, я ещё сказал, что это Мишка-сосед… Есть! Нашёл!.. Не понимаю, как она среди поздравительных открыток оказалась». Вновь, облачившись в перчатки, аноним аккуратно вложил фотографию в конверт и уже был готов облизнуть его края, как услышал отчаянный вопль: «Убери язык, дурень! — и следом сдержанно-ворчливо, — хочешь, чтобы тебя по анализу слюны вычислили?»
Вброс письма в почтовый ящик поручили Дятлову, который осуществил его на противоположном конце Москвы. Друзьям оставалось ждать результатов и готовиться к мандатной комиссии.
— Может, мы зря это затеяли, — скулил Мочалин, ища поддержки у друзей. — Прав ты был, Живот. Заигрались мы в шпионов! А вдруг нас вычислят? А ну, как Фикусов не на противника работает, а так сказать, «подрабатывает на дому»?! Поддерживая связь со своими любимыми агентами?
— Всякое может быть, — успокаивал его рассудительный Шурик, — Возможно, и лучше было, если бы нас вычислили и засекли…
— Это почему же?..
— Тебя бы к ордену представили. Нас с Джаводом — к медали…
— А если мы человека оклеветали?
— Тогда под суд!
Минуло три дня, но никаких экстраординарных событий не происходило, если не считать мандатной комиссии, на которой Мочалина вопреки щедрым посулам распределили в Бангладеш, а не в Силиконовую долину, как того добивалась «лохматая рука». Подозреваемый друзьями в измене Родине полковник Фикусов сидел во главе комиссии и, как ни в чём ни бывало, вершил судьбы выпускников Института.
— Майор Поскотин, вам доверена высокая честь исполнить свой интернациональный долг в Афганистане в качестве советника органов безопасности ДРА! — торжественно провозгласил он решение комиссии безучастно стоящему посредине большого кабинета Герману. — Почему молчите?
— Служу Советскому Союзу!
— То-то же!.. Что вы там ещё бурчите?
— Я не бурчу, товарищ полковник, а гордостью наливаюсь…
— За дверями нальётесь… Позовите следующего!
«Должник» выполнил команду «кругом» и, отбивая шаг, вышел в коридор. «Давай, Шурик, твоя очередь!» — передал он эстафету своему другу и, посторонившись, с улыбкой наблюдал, как взволнованный выпускник, словно готовясь к параду, начал сучить ногами, маршируя из положения стоя у дверей.
«Капитан Дятлов, вам доверена честь выполнить свой интернациональный долг…» — доносилось из кабинета, когда прошедшие мандатную комиссию Мочалин и Поскотин делились своими мыслями по текущему моменту.
— Похоже, маху мы дали Гера, — излагал другу свои мысли расстроенный Веник. — Был бы шпионом — не сидел бы сейчас во главе комиссии. Одно настораживает, — за что меня в эту дыру послали? Ведь Бангладеш — тот же Афганистан, только погрязнее будет. А я-то, дурень, расслабился. Коньячок носил своим будущим кураторам. Может, о чём догадываются, вот и дали отлуп?
— Вполне может быть, но ты не переживай! Их столица даже побольше Москвы будет. Это, конечно, не Нью-Йорк и не Вашингтон, но работать можно. Говорят, тамошние бенгальцы легко на вербовку идут. Легче только обезьяны в зоопарке. Главное, чтобы водки хватило…
— Пошёл бы ты со своими шутками!.. Тут карьера рушится, а ты «хиханьки» разводишь!
— Погоди! Скоро на допрос вызовут, возможно к самому полковнику Фикусову! Дескать, объясните Вениамин Вениаминович за что вы оклеветали меня, заслуженного человека, коммуниста и орденоносца?!
— Типун тебе на язык, старый!
Завершив последние формальности, сдав казённое имущество и пропуска, друзья в последний раз выехали за ворота секретного объекта, чтобы никогда в него уже не возвращаться. До первых звёзд нестройные толпы бывших однокурсников перемещались из одного питейного заведения в другой, пока даже самые стойкие не оказывались у дверей своих квартир. Поскотин вернулся домой под утро. Ольга, устав ждать, пока он попадёт ключом в замочную скважину, сама открыла дверь. «Боже праведный, как же ты сегодня поедешь в аэропорт?!» — воскликнула она, принимая в объятия обмякшее тело. Но молодой организм уже к полудню был восстановлен, а ночью Герман улетел.
Арест и визит старого «грузина»
Три недели он провёл с родными; навёрстывал упущенные дни в играх с сыном, помогал Татьяне с ремонтом, наслаждался общением с друзьями и за считанные дни до начала командировки вернулся в Москву. Там его ждал сюрприз.
— Соседа посадили! — сообщила ему Ольга после того как рассказала, что на лето отправила дочь к бабушке.
— Опять мотоцикл угнал? — поинтересовался Герман, входя в дом.
— Куда как хуже!.. За измену Родине!
От неожиданности Поскотин оторопел.
— Быть не может! Алкаши не изменяют! Скорее, загулял с подружкой, а закосил под шпиона.
— Не знаю, Герочка… Только вчера опять к ним приходили. Лиду второй раз допрашивали… Хочешь, я её позову?.. Да, чуть не забыла, к тебе какой-то пожилой грузин приходил, просил чтобы я ему позвонила, как приедешь.
— Какой грузин? Дай сюда номер, — сам позвоню!
— Нет, он настаивал, чтобы я с ним связалась. Тебе звонить нельзя! Сказал, что вопрос якобы затрагивает нашу с тобой судьбу.
— Бред какой-то! Грузин… Судьба… Измена Родине… Что всё это значит?
Прояснить все вопросы помешала соседка. Лида позвонила в дверь, когда Герман вертел в руках бумажку с незнакомым ему номером телефона. «Отпустили! Отпустили!» — закричала она с порога. — «Сам сейчас звонил, сказал, что ещё раз побеседует со следователем, подпишет какие-то документы и вернётся домой!» Поскотин отправил будущую супругу на кухню приготовить чай, после чего усадил женщину и попросил рассказать ему всё по порядку.
«…Ещё в среду мы с Мишей справляли день рождения у его сменщика, а в четверг он не пришёл с работы… С утра начала обзванивать знакомых, потом — больницы, морги… Нет его, как в воду канул, а под вечер пришли… Вежливые такие, всё „извините“, да „простите“, а сами весь дом перерыли… И не зря!.. Мишкину заначку нашли, что он от меня утаил… Всё дивились, что, мол ему так мало „хозяева“ платили… Потом до самой ночи про нашу с ним жизнь расспрашивали… А между делом всё фотографией какого-то мужика в нос тыкали, дескать кто такой? Когда познакомились?… Я того и знать не знаю, да и как его по карточке опознать, если он спиной повёрнут!» Германа прошиб холодный пот. «Какой такой мужик на фотографии?» «Кто ж его знает! В папахе из каракуля… и ухо видно… Ты что, Гера!.. Ты же фильтром прикуриваешь?» Поскотин был бледен. Сломав испорченную сигарету, он затянулся новой. «Лидочка, как хорошо, что всё разрешилось… Я так рад за вас с Мишей… Бывают же ошибки…» — лепетал он на одной ноте, пытаясь размотать клубок ворвавшихся в его сознание мыслей. «Да, уж, представить жутко: посадили бы моего Мишеньку ни за что, ни про что, а при дурном раскладе и расстреляли бы как шпиона!» — словно сквозь сон слышал он голос соседки, в который раз пересказывающей свою грустную историю подошедшей с подносом Ольге.