Странный генерал - Коряков Олег Фомич (книги онлайн TXT) 📗
– Богато живет, – окидывая взглядом владения Билке, молвил Петр.
– А в России хуже? Отец говорил, там у вас крестьяне имеют очень мало земли. Клочки какие-то. Я не понимаю: такая громадная страна…
Петр хмыкнул, сказал вызывающе:
– А много земли имеют здесь негры? Страна тоже ничего, подходящая.
– Так это же все-таки негры.
– Ну, и в России… у богачей земли хватает.
Павлик замолчал, обдумывая непонятный ответ. Молчал и Петр.
Подходил к концу февраль 1894 года. Пришла пора расставаться с гостеприимным домом Петерсонов, начинать самостоятельную жизнь.
Петр, задумавшись, присел на подоконник, Иван Степанович привычно прохаживался по кабинету.
В комнате стоял гулкий треск. Тяжелые брюхастые тела на прозрачных жужжащих крыльях летели и слепо ударялись о стекла окон – как крупные капли ливня. Шла саранча.
– Будет ей когда-нибудь конец? – сердито сказал Петр.
– Это, братец, пустяки, – добродушно отозвался Петерсон. – Нынче она, считай, стороной прошла. А бывает, хлынет – даже темно от нее, солнца не видно.
– До чего пакостная насекомая! – пробурчал Петр. – Аж печенки воротит! Не то что по виду противная – есть хуже гады. По способу жить. Люди взращивают хлеба, сады – она налетит и пожрет все, будто для нее готовили.
Петерсон усмехнулся:
– Так она ж «насекомая». Не смыслит ничего, ни сердца у нее, ни разума. Хуже, когда люди у людей достатки пожирают.
– Ну, то люди. Так уж заведено. Кто покрупней да поизворотливее, всегда верх одержит. Это, я гляжу, не только у нас на Руси – повсюдно.
Петерсон посмотрел на него долгим, внимательным взором, сказал раздумчиво:
– Заведено, да не навек же… Помнишь, читал я тебе из Герцена? Покажу сейчас еще одну книжицу…
Он достал из ящика письменного стола тонкую книжку. На обложке значилось: «Русская социально-революционная библиотека. Книга третья. Манифест Коммунистической партии Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Перевод с немецкого издания 1872 г. С предисловием авторов. Женева. Вольная Русская Типография. 1882».
Осторожно взяв брошюру, Петр не торопясь прочел заглавие и поднял на Петерсона настороженные глаза:
– Это где же такая «вольная типография»? Недозволенное, что ли, печатают?
– Догадлив! – Иван Степанович рассмеялся. – В Швейцарии, это в Европе, есть город Женева. Там группа русских революционеров издает литературу, которая в России действительно «не дозволена». – Он чуток помолчал, мимолетно глянул на Петра. – Вот что, братец. Подарю-ка я эту книженцию тебе. Маркс и Энгельс, авторы сей брошюры, скажу тебе, большие люди. Очень возможно, что именно они указывают единственно верный путь общественного развития… В общем, прочти.
Петр неуверенно полистал книжечку. На глаза попались какие-то незнакомые иностранные имена, непонятные, мудреные слова.
– А осилю?
– Осилишь, – твердо сказал Петерсон. – Что неясно будет – пиши. Да еще и встретимся, надеюсь. А?
– Век не забуду вашей доброты, Иван Степанович! – Голос Ковалева дрогнул. – Как отец родной вы нам…
– Ну-ну… – Петерсон неловко подергал бороду. – Пойдем-ка, братец, ужинать. Да и спать будем. Поезд-то рано утром…
Провожать их вышли всем домом. Петерсон ссудил молодых людей деньгами («Не милостыню подаю – заработанное получаете»), они купили одежду, белье и даже чемоданы. Загорелые, с отпущенными бородками, Петр – с трубкой в зубах, парни теперь почти ничем не отличались от коренных жителей страны. В кармане Ковалева лежало письмо Петерсона к Артуру Бозе, владельцу небольшого прииска в Клодо, пригороде Йоганнесбурга.
Им вновь предстояла жизнь золотодобытчиков.
Глаза Эммы были влажными: добрая женщина привыкла к этим старательным и покладистым русским, почти сроднилась с ними.
– Приезжай к нам, – шепнул Павлик, ткнувшись в грудь Петра. – Слышишь?
– Хорошего пути вам, Питер… и вам, Дик. – Старый Йоганн впервые назвал их запросто, по именам.
Петерсон молча пожал им руки.
ДОРОГИ СХОДЯТСЯ В ЙОГАННЕСБУРГЕ
Каамо уже большой. Каамо почти взрослый. Он живет на земле пятнадцатое лето. Это совсем не мало.
Каамо много знает. Каамо много умеет. Он хороший помощник отцу.
Отец у Каамо хороший работник. Вон как ловко выколачивает он палицей шкуры. А Каамо так же ловко и быстро соскребает со шкур мездру. Они с отцом делают меховые каросы. Очень хорошая вещь карос. Днем – плащ, ночью – одеяло. Каждый хочет иметь карос. Очень хорошая вещь.
Карос делать нелегко. У Каамо устали пальцы. У отца, наверное, руки тоже устали. Они работают с восхода солнца. А теперь солнце влезло на пуп неба. И уже медленней бьет палицей отец.
– Все! – Отец отбросил палицу, обеими руками огладил редкую курчавую бородку. – Дай пива, – сказал он.
И мать тотчас разогнулась над жерновами, встала и пошла в хижину.
Пиво холодное, кружка большая. Красивая деревянная кружка на трех ножках. Отец сам ее вырезал. Он умеет вырезать много красивых вещей. Он все умеет.
– Отдыхай, – сказал отец Каамо.
И Каамо отложил скребок и лег на землю.
Мать принесла отцу табак и трубку, а сама стала варить кашу из молотого проса. Надо покормить мужчин. Хорошая будет каша из умбилы, вкусная.
Отец сделал небольшую ямку в глинистой земле, положил в ямку плоский камешек, на камешек – табак. Потом он палочкой продырявил глину возле ямки и разжег курево. Вот он взял в рот глоток воды, сполоснул горло и через дырку в глине потянул трубкой дым в себя. Затянулся, выплюнул дым вместе с водой. И опять глотнул, и опять затянулся.
Отец будет долго курить. Каамо будет долго отдыхать. Он будет лежать и думать.
Каамо задумчивый. Некоторые люди говорят: это плохо – быть негру задумчивым. А некоторые говорят – хорошо. Каамо не знает, плохо это или хорошо, только он уж такой, какой есть, – задумчивый.
Он такой, наверное, в отца. Вот отец сейчас курит и тоже думает. Каамо знает, о чем. Отец думает, куда им придется уходить из этих мест. Здесь нельзя больше жить. Англичане начали здесь рыть землю, у них будет рудник. Они взроют все поля, всю саванну, негде будет сеять просо, негде пасти скот. Надо уходить отсюда. А куда?
Отец говорил, они все время уходят и уходят. Неужели бессильны люди крокодилов – баквены? Каамо знает, раньше бечуаны были сильными и сытыми. У них были мудрые и справедливые вожди – Мокагин и сын сына Мокагина – Мотлума. По всей саванне пасли бечуаны свой скот и сеяли просо. Потом пришли белые – буры и англичане, – погнали негров, и сначала было куда уходить, а теперь не стало.
Там, где всходит солнце, за рекой Крокодиловой, – буры. В другую сторону, на закат, – сухая, бесплодная пустыня Калахари. На юге – Капская колония англичан. И на севере, в жарких, душных лесах Матабеленда, гремят английские ружья. И вот уже здесь… Куда пойти бечуанам?
Жаль, что Каамо только почти взрослый. Не совсем взрослый. А то бы он стал как Мокагин или Мотлума. Он собрал бы всех бечуанов и сказал: «Возьмите щиты и ассагаи [15], укройте женщин и детей в краалях, я поведу вас на англичан, мы прогоним их, и снова саванна будет нашей, и везде можно будет пасти скот и сеять просо». Но Каамо еще не совсем взрослый. Кто послушает его?
Так думал Каамо и вдруг услышал громкий шум. Ожесточенно залаяли собаки, раздалось всполошное кудахтанье кур, кто-то закричал.
Каамо вскочил. Отец отложил трубку, прислушался, и лицо его сделалось хмурым. Мать забормотала что-то испуганно.
– Опять пришел усатый, – сказал отец, и его глаза стали как у загнанной антилопы.
Каамо знает усатого сержанта. Он даже знает, как его зовут: Чарльз Марстон. Сержант здоровый и злой, как буйвол. Он уже бывал в краале [16], орал и грозился, что вышвырнет грязных кафров ко всем чертям.
15
Ассагай – короткое копье с наконечником-лезвием.
16
Здесь: деревня, кольцеообразное селение, круглая внутренняя площадь которого служит загоном для скота.