Приключение - Лондон Джек (библиотека книг txt) 📗

— Нет, Гавайские острова. Я родом оттуда. Прекрасная страна. Я все тоскую по ней. Мне пришлось побывать и на чужбине. Я жила в Нью-Йорке, когда случился крах. Но Гавайские острова… По-моему, нет лучше места на свете!

— Но тогда каким-же образом и зачем вас занесло сюда, в эти позабытые Богом края? — удивился он, и добавил с горькой усмешкой: — Сюда приезжают искать счастья одни дураки.

— Но Нильсона, однако же, нельзя было назвать дураком, не так ли? — возразила она. — Насколько мне известно, он составил себе тут состояние в три миллиона.

— Да, это слишком верно, и вот это-то меня и заманило и привело сюда.

— Так же, как и меня, — сказала она. — Папа наслышался про него, когда жил на Маркизских островах [21], и мы с ним отправились в путь-дорогу. Только бедный папа не доехал до места.

— Он умер, ваш папа? — заикнулся Шелдон.

Джен кивнула в ответ головой и глаза ее затуманились слезами.

— Лучше я вам расскажу все по порядку. — Она встряхнула головой, гордо отгоняя от себя нахлынувшие мрачные мысли, как подобает женщине, вооруженной длинноствольным кольтом и в «Баден-Пауэле» вместо шляпки. — Моя родина — Хило на острове Гаваи, самом большом и самом лучшем из всей группы Сандвичевых островов. Меня воспитали так, как обыкновенно воспитывают девочек в этих местах. Они растут на воле и выучиваются отлично ездить верхом и отлично плавать, не зная еще таблицы умножения. Про себя я не помню, когда мне случилось в первый раз вскарабкаться на лошадь и как я выучилась плавать. Во всяком случае, это было в ту пору, когда я еще не умела читать по складам. Папа владел обширными пастбищами на острове Гаваи и на острове Мауи. В одной Хохуне у него было с лишком двести тысяч акров луговой земли. Эта местность расположена между Маун Коа и Маун Лоа; там-то я научилась стрелять, охотясь за сернами и разной другой дичью. На Молокан водятся тигры. Фон был управляющим в Хохуне. Обе дочери его были моими ровесницами и подругами, и летом я всегда жила вместе с ними и даже один раз прожила у них круглый год. Нас всех трудно было отличить от индианок. Нельзя сказать, чтобы мы стали дикарками, но мы страстно хотели уподобиться настоящим дикаркам. Само собой разумеется, что у нас были и гувернантки, и уроки, и шитье, и что мы занимались домашним хозяйством; но склонить нас ко всем этим скучным занятиям можно было только обещаниями дать лошадей и пустить на охоту.

Фон был когда-то бравый вояка, а папа был старым морским волком, и оба они любили старую дисциплину; но ни у тех двух девочек, ни у меня не было матери, а они оба, бедняги, были вдовцы. Они отчаянно баловали нас. Можете судить, что это было, когда мы кончали уроки. Они забирали нас с собой на охоту и обращались с нами по-товарищески. Всякую домашнюю работу мы должны были научиться делать сами вдвое лучше, чем это делают местные слуги, и таким образом мы готовились с честью занять положение настоящих хозяек. Мы всегда сами приготовляли для них коктейль. Это дело настолько важное, что его никак нельзя было поручать слуге. И вообще, мы должны были выучиться все делать сами так, чтобы в случае надобности могли обойтись без посторонней помощи. Например, лошадей всегда, конечно, ловили и седлали нам ковбои, но мы и сами сумели бы при случае отправиться в загон и управиться с ними.

— Что значит управиться? — спросил Шелдон.

— А поймать коня, накинуть на него аркан, лассо. И папа и Фон показывали нам, как седлать лошадей, и проверяли строжайшим образом наши успехи в этом искусстве. То же самое по части револьверов и ружей. Обыкновенно, чистили и смазывали их наши слуги, но мы следили за тем, чтобы это сделано было основательно и аккуратно. На первых порах нас наказывали не раз то одну, то другую, отнимая на целую неделю ружье, если, бывало, проглядишь на нем какое-нибудь пятнышко неотчищенной ржавчины. Мы должны были уметь развести костер в сырую погоду и даже во время проливного дождя, когда кругом не найти сухой щепки. Кажется, ничего не может быть труднее этой задачи, разве только выучить урок по грамматике. От папы и от Фона мы перенимали гораздо больше, нежели от наших гувернанток. Папа выучил нас говорить по-французски, а Фон — по-немецки. Мы довольно сносно изъяснялись на обоих этих языках, и совершенствовались в них, сидя в седле или болтая во время привалов.

Когда наступал холодный сезон, подруги навещали меня в Хило, где у отца было два своих дома, один из которых стоял на набережной. А то, бывало, отправимся втроем в другое папино имение — Пунта. Там у нас челноки, лодки, рыбная ловля, плавание. Тогда еще папа был членом Королевского Гавайского яхт-клуба и забирал нас с собой на гонки и в плавание. Понимаете, папу все время тянуло к морю. Четырнадцати лет я уже занимала в доме положение полноправной хозяйки и в качестве таковой распоряжалась всем штатом прислуги. Воспоминание об этом периоде жизни наполняет мое сердце гордостью. Когда же мне исполнилось шестнадцать лет, нас всех трех отправили в Калифорнию, в пансион Милля, считавшийся самым аристократическим. Там мы томились ужасно долго. Как мы рвались домой! Мы сторонились товарок, которые дразнили нас людоедками по той причине, что мы приехали с Сандвичевых островов, и язвительно подтрунивали, что будто бы наши предки загрызли капитана Кука, тогда как наши предки вовсе и не жили на этих островах, да и исторически это неверно.

Я провела целых три года в пансионе Милля, разумеется, с перерывами во время каникулярных путешествий на родину. Кроме того, мы были в Нью-Йорке и прожили там два года. Тут разразился крах, сахарная плантация на острове Мади прогорела. Расчеты инженеров оказались неверными. Тогда папа затеял строить железную дорогу, которая получила прозвище «Сумасбродство Лэкленда», хотя в сущности это предприятие могло окупить себя при другой конъюнктуре. Но в то время оно только ускорило развязку. Прорытие канала Пелаулау нанесло окончательный удар нашему состоянию. И все бы это повернулось иначе, если бы только не совпало случайно с разразившейся на Уол-Стрите финансовой катастрофой. Дорогой, милый папочка! Он старался все это скрыть от меня. Но это ему не удалось: я случайно узнала о случившейся с ним беде из газет и поспешила вернуться домой. Перед этим мне жужжали в уши со всех сторон, что единственная карьера, достойная порядочной женщины, это — замужество, и тогда прощай романтизм. Как раз напротив: с тех пор, как отец разорился, передо мной стала раскрываться жизнь, полная романтизма.

— Давно ли это произошло? — спросил Шелдон.

— В прошлом году, во время промышленного кризиса и паники.

— Постойте! — Шелдон принялся загибать пальцы с самым серьезным видом. — Шестнадцать плюс пять, плюс один — двадцать два. Итак, вы родились в 1887 году.

— Да, но нельзя сказать, чтобы вы отличались особенной вежливостью.

— Я, право, не знаю и весьма сожалею, — замялся он, — но вывод напрашивался сам собой.

— Вы всегда так мило ведете себя? Или это английская манера? — В серых глазах ее блеснул огонек, а губки надулись. — Советую вам, мистер Шелдон, прочесть брошюру под заглавием «Американские жены и английские мужья», принадлежащую перу Гертруды Азертон.

— Благодарю вас. У меня имеется эта книжка; она лежит вон там. — При этом он указал на заваленные книгами полки. — Впрочем, если не ошибаюсь, автор судит пристрастно.

— Все, что направлено против англичан, вам будет казаться пристрастным, — возразила она. — Я терпеть не могу англичан. В последнее время у отца служил англичанин-приказчик. Папе пришлось все-таки его рассчитать.

— Люди бывают разные. Нельзя судить по одному.

— Но этот противный англичанин доставил нам массу неприятностей. Да-с. И, пожалуйста, не сбивайте меня с толку вашими неуместными замечаниями. Я не так уж глупа, как вы думаете.

— Я вовсе не думал этого!

— О, на этот счет… — Она вскинула голову и уже раскрыла было рот, собираясь возразить, но передумала. — Буду продолжать свое повествование. Папа лишился всего своего состояния и решил снова пуститься в плавание. Он всегда любил море, и я почти уверена, что он даже был в сущности рад, что обстоятельства сложились именно таким образом. Он положительно помолодел, и с утра до вечера возился с разными планами и приготовлениями. Он засиживался до глубокой ночи, обсуждая вместе со мной всевозможные подробности своего нового предприятия. Это было уже после того, как он убедился окончательно, что я, действительно, решилась не расставаться с ним…