Песчаный дьявол - Саксин Сергей Михайлович (читаем книги бесплатно txt) 📗
Пробежав по коридору, Пейнтер снова поднырнул под желтую ленту. Заскочил в кабину лифта. Прижал ларингофон к горлу.
– Ты можешь спустить меня вниз раньше их?
– Держи свои яйца! – ответила Санчес.
Прежде чем Кроу успел последовать ее совету, пол кабины провалился у него под ногами. Пейнтер ощутил невесомость, затянувшуюся надолго. Желудок будто поднялся к горлу. Кабина перешла в свободное падение. Пейнтер испытал панику, нарастающую тошнотворными позывами. Затем пол кабины, казалось, подпрыгнул вверх. Устоять на ногах не было никакой возможности. Пейнтер рухнул на колени. Наконец обратное ускорение прекратилось, и кабина плавно замерла.
Двери открылись. Шатаясь, Пейнтер поднялся на ноги. Тридцать этажей меньше чем за пять секунд. Наверное, это абсолютный рекорд. Кроу вышел из лифта в вестибюль и посмотрел на цифры над соседним лифтом.
Чжан как раз проезжал мимо второго этажа.
Пейнтер отступил на несколько шагов назад, достаточно далеко, чтобы не вызывать подозрений, но при этом прикрывая выход: обычный сотрудник охраны казино.
Кабина опустилась вниз, и двери открылись. Пейнтер следил за отражением в полированных латунных дверях лифта напротив. Нет, только не это… Развернувшись, он бросился к скоростному лифту. В кабине никого не было!
Неужели Чжан вышел на другом этаже? Пейнтер глянул в пустую кабину. Это невозможно. Скоростной лифт может останавливаться только на первом и последнем этажах. Правда, можно было нажать кнопку экстренной остановки, а затем открыть двери вручную.
И тут Пейнтер заметил приклеенный к дальней стене кабины блестящий кусочек пластмассы. «Жучок»!
Чувствуя, как бешено колотится сердце, угрожая выскочить из грудной клетки, Пейнтер вошел в кабину лифта. Его взгляд застыл на крошечном электронном устройстве, приклеенном к стене. Он оторвал микропередатчик и внимательно его осмотрел. Чжан перехитрил Пейнтера, заманил в ловушку.
О господи…
Пейнтер прижал ларингофон к горлу.
– Санчес!
Ответа не последовало.
Развернувшись, он нажал кнопку, обозначенную просто «номера люкс». Двери закрылись слишком медленно. Пейнтер принялся метаться в тесной кабине, словно лев в клетке. Он снова попытался связаться по радио. Ответа не было. Лифт начал подниматься. Пейнтер забарабанил кулаком в стену. Обшивка из красного дерева затрещала под ударами.
– Черт побери… Шевелись же, твою мать!
Но он понимал, что уже слишком поздно.
14 часов 38 минут по Гринвичу
Лондон, Англия
Сафия стояла в коридоре в нескольких шагах от входа в Кенсингтонскую галерею, не в силах дышать. Причем дело было не в зловонии обгоревшей древесины и паленой изоляции электрических проводов. Всему виной было ожидание. Все утро Сафия наблюдала за тем, как следователи и эксперты британских правоохранительных ведомств ходили в галерею и обратно. Ей же доступ туда был закрыт.
Гражданским не позволялось проходить за желтую ленту ограждения мимо настороженных взглядов часовых из армейских подразделений. Наконец полдня спустя Сафии было разрешено зайти внутрь, увидеть собственными глазами опустошительные последствия пожара. В это мгновение ей казалось, что ее грудь стиснута огромным каменным кулаком. Сердце перепуганным голубем металось в грудной клетке. Что она увидит? Можно ли будет что-нибудь спасти?
Сафия чувствовала себя такой же опустошенной и разоренной, как галерея. Работа в музее составляла не только научную часть ее жизни. После Тель-Авива Сафия заново обрела здесь свое сердце. Хотя она и покинула родину, но не рассталась с ней, она восстановила Аравию здесь, в Лондоне. Возродила Аравию, какой она была до появления террористов, создала осязаемый рассказ об истории своей земли, о ее несравненных красотах, о древних временах и неразгаданных тайнах. Когда Сафия шла по залам, окруженная реликвиями давно минувших эпох, она слышала под ногами хруст песка, ощущала лицом жар солнечных лучей, чувствовала во рту вкус свежесорванных фиников. Это был ее дом, место, где можно ничего не бояться.
Нет, это было даже нечто большее. Она построила этот дом не только для себя, но также и для своей матери, которую совсем не помнила. Иногда, задерживаясь в музее до позднего вечера, Сафия вдруг чувствовала в воздухе едва уловимый аромат жасмина, воспоминание из далекого детства, единственное, что осталось от матери.
И вот теперь ничего этого не стало. Горе Сафии не имело пределов.
– Нам разрешили пройти внутрь.
Вздрогнув, Сафия посмотрела на Райана Флемминга.
Начальник службы безопасности нес бремя ожидания вместе с ней, хотя, похоже, ему все-таки удалось урвать минутку сна.
– Я пойду вместе с вами, – сказал он.
Заставив себя сделать вдох, Сафия кивнула. Сейчас это было единственное, чем она могла отблагодарить Флемминга за его доброту и сочувствие. Сафия двинулась следом за другими сотрудниками музея. Все они вызвались помочь составить опись экспонатов галереи. Эта работа потребует многих недель.
Сафия шла вперед, охваченная стремлением поскорее оказаться в галерее и страхом перед тем, что она может там застать. Небольшая группа прошла мимо последнего ограждения. Защитную решетку сняли и отвезли в лабораторию коронера. Сафия невольно обрадовалась. У нее не было ни малейшего желания смотреть на останки Гарри Мастерсона.
Остановившись у входа в галерею, она заглянула внутрь. Несмотря на просмотр видеозаписи, Сафия оказалась не готова к тому, что увидела. Светлая, яркая галерея теперь представляла собой анфиладу закопченных пещер, пять склепов со стенами из обугленного кирпича.
У Сафии перехватило дыхание. Рядом послышались приглушенные восклицания. Огненная буря не пощадила ничего. Обшивка стен сгорела дотла, обнажив кирпич. Ни один предмет не остался на своем месте, за исключением одинокой вавилонской вазы в центре галереи. Высотой примерно по пояс, ваза, хотя и покрытая копотью, стояла вертикально. Сафии приходилось читать, что то же самое порой происходит во время смерча, который, безжалостно поломав дома и опустошив парк, оставляет среди разрухи велосипед, мирно стоящий на подножке.
Объяснению это не поддавалось.
В помещениях по-прежнему чувствовался сильный запах дыма, а пол покрывал слой черной от сажи воды толщиной в несколько дюймов, которая осталась от потопа, устроенного пожарными брандспойтами.
– Вам надо надеть сапоги и каску, – сказал Флемминг и, положив Сафии руку на плечо, подвел к выставленным в шеренгу резиновым сапогам. Сафия рассеянно взяла одну пару.
– С чего начинать? – растерянно пробормотал кто-то.
Надев сапоги и каску, Сафия механически шагнула в галерею, двигаясь словно во сне и озираясь по сторонам. Она прошла через анфиладу залов. Когда молодая женщина достигла конца галереи, под каблуком сапога у нее что-то хрустнуло. Сафия нагнулась, пошарила в воде и подняла с пола кусок камня. Его поверхность была покрыта клинописью. Это был осколок ассирийской таблички, наследие древней Месопотамии. Выпрямившись, Сафия обвела взглядом то, что осталось от Кенсингтонской галереи.
Только сейчас она заметила других людей. Посторонних в своем доме.
Люди работали небольшими группами, переговариваясь друг с другом вполголоса, словно на кладбище. Строительные эксперты выясняли, насколько сильно пострадали несущие конструкции; пожарные снимали показания карманными приборами. В углу кучка муниципальных инженеров спорила о финансировании и подрядах на восстановительные работы; полицейские охраняли пролом в наружной стене. Строители уже сколачивали из досок грубые щиты, чтобы временно закрыть его.
В пролом были видны зеваки, толпящиеся на противоположной стороне улицы. Их сдерживало полицейское оцепление. Зеваки демонстрировали завидное упорство, учитывая, что утренняя морось к полудню сменилась мокрым снегом. В сгущающихся сумерках сверкали вспышки фотоаппаратов туристов.
Сафия ощутила приступ ярости. Ей нестерпимо захотелось вышвырнуть отсюда всех. Это ее территория, ее дом. Гнев помог ей сосредоточиться, вернуться к насущным проблемам. У нее есть ответственность, долг.
