Поединок. Выпуск 17 - Ромов Анатолий Сергеевич (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Апатия, нараставшая весь день, была даже сильнее гнева. И он отлично понимал, что главный его Враг — это чувство безнадежности, обреченности. Психология жертвы, которая сводит на нет все попытки действовать. А что тут можно делать? С тех пор как он нашел записку, сеть дюйм за дюймом смыкалась вокруг него. Чемодан, потом джинсы…
Известие о джинсах уже, конечно, разнеслось по деревне. «Он убил ее. Это его джинсы. Он пытался их сжечь. Он сам сочинил эту записку. Он сам разрезал свои картины. Он сам сложил ее вещи в чемодан, чтобы сделать вид, будто она уехала, сам выбросил их на свалку. Он отправился в Нью-Йорк вместе с Брэдом Кэри, которого просто одурачил, чтобы устроить себе алиби. Он пытался заставить полицию поверить, что она была чокнутая…»
Эти самые слова говорятся на почте, в магазине. Жители толпятся на улице, под кленами… А это сборище в зале собраний, которое будет сегодня в восемь. Соберется вся деревня. И внезапный ужас перед толпой — толпой, состоящей из красных морд, потных тел — таких же, как те, на лугу, только в большем количестве, — охватил его. На минуту ему показалось, что они уже окружили его…
Беги! Садись в машину и гони что есть сил. Пусть много миль отделит тебя от этого кошмара. Расстояние может спасти.
И странно — на смену вспышке паники пришел гнев. Они хотели бы, чтобы он побежал? Вот тогда уж начнется охота! Но почему он должен принимать их условия? Он ничего дурного не сделал. Неужели так трудно запомнить это? Стой на своем. Не поддавайся им. Не убегай от собрания. Наоборот, отправляйся прямо туда…
Позвонил телефон.
— Джон? — это Вики. Ее спокойный обычный голос так подходил к обретенной им уверенности в себе. — Джон, я совершенно возмущена. Я только что узнала, что сделал папа. Правда, что он звонил вам? Он пытался заставить вас пойти сегодня голосовать? — Джон подтвердил это. — Он так расстраивается из-за истории с озером и даже не задумывается, что могут чувствовать в этот момент другие. Джон, я приношу извинения ото всей нашей семьи…
— Я поеду на собрание.
Он услыхал, как она вскрикнула испуганно:
— Но вы понимаете, какие они все сейчас?
— Поэтому и пойду, — ответил Джон. — Мне нечего скрывать. Почему я должен поступать так, будто я виновен?
— Да, конечно, я понимаю. Ну, хорошо. Тогда едем вместе с нами. Со мной и Брэдом. Должна же у вас быть хоть какая-то поддержка.
Недоверие, благодарность, нежность — вот что он почувствовал.
— А что скажет Брэд?
— Если вы решили идти, Брэд не захочет отпустить вас одного. Приезжайте, пообедаем и двинемся все вместе.
Он выкупался, переоделся и поехал к дому Кэри. И когда улыбающийся Алонзо Филлипс провел его в большую гостиную, он как бы снова вернулся в мир с его привычными чертами. Ни Вики, ни Брэд не высказывали сочувствия, а вели себя как обычно, попросту. Брэд приготовил мартини. Они выпили на террасе, где побледневшее к вечеру солнце висело над верхушками деревьев, над мерцающим спокойствием озера.
Джон понимал, что это идея Вики. Брэд как человек воспитанный просто следовал за ней. В нем слишком много от отца. Даже Вики, не то чтобы поддерживала этим жестом его, Джона, — она тоже его подозревала. Но для Вики Кэри — главное, что он в беде, нуждается в убежище. И нельзя осуждать человека, прежде чем вина его не будет доказана.
Они пили кофе в гостиной, когда из холла послышался голос Роз Морленд:
— Не канительтесь! Что скажет старый папа Кэри, если его верная бригада опоздает и… — она заметила Джона и тут же замолчала, глядя на него с испугом и отвращением:
— О, я… Мы с Гордоном думали, что поедем все вместе. Мы думали… — и она быстро выскочила из комнаты.
Джон поднялся:
— Извините. Если вы собирались ехать вместе с Морлендами…
Брэд был явно расстроен. Вики заторопилась:
— Не глупите. Мы ничего не планировали заранее. Они заглянули случайно. Ох уж эта невозможная женщина!
Было уже больше восьми, когда Брэд отставил чашку и, стараясь не встретиться глазами с Джоном, спросил, обернувшись к Вики:
— Ты готова, дорогая? Прекрасно. Пошли.
Когда они вышли из машины и под свисающими ветвями вязов двигались в темноте к залу собраний, Джон заметил, что народ уже повалил в двери. Небольшие группки еще стояли у входа. Кое-кто курил. Ничто не напоминало о его личной драме. Гул голосов, случайный смешок, громкий голос, весело воскликнувший: «Здорово, Джо» — все это были привычные для летнего деревенского вечера звуки.
Оживление, вызванное тем, что общество собралось исполнить свой демократический долг, не содержало в себе оттенка угрозы. И тем не менее, когда они выбрались из темноты поближе к свету, веером падавшему от дверей зала, напряжение стало нарастать. Будто они вместе с семьей Кэри — горящий запал, огонек которого дюйм за дюймом приближается к динамиту. В центре главной улицы Джон заметил высокую фигуру регулировщика в форме. Стив Риттер. В тот же момент они поравнялись с группой мужчин. Один из них смеялся. Увидев Брэда, сказал смеясь:
— Здорово, Брэд! Как пожи…
Заметив Джона, замолчал. Остальные тоже замолчали. И бессознательно придвинулись ближе, как бы подражая тем, на лугу. Стали полукругом, загораживая им дорогу. Их взбудораженность немедленно передалась и другим, толпившимся у дверей. Все замолчали и подошли поближе. Потом Джон услышал, как где-то сзади вскрикнула женщина и разнесся шепоток:
— Это он… Это мистер Гамильтон… Мистер Гамильтон… Гамильтон… — Все продолжалось не долее секунды. Брэд еще был впереди, Вики — рядом. Брэд шагнул навстречу стоящим, и они расступились перед ним. — Гамильтон… Гамильтон… — слышался за ними неясный шепоток.
Взглянув на Джона, Брэд пробормотал:
— Может, все-таки это была не такая уж правильная идея?
— Порядок, — ответил Джон.
— Конечно, — поддержала Вики.
И они вошли в ярко освещенный вестибюль.
В первую секунду Джон увидел все, как на реалистическом полотне, со всеми прописанными деталями: деревянные кабины для голосования у дальней стены, длинный стол, за которым на деревянных стульях восседают представители властей — в костюмах и галстуках, аккуратные, полные ощущения собственной значительности. Лицом к ним столпились обитатели Стоунвиля — старики, скрюченные, как древесные корни, здоровенные фермеры, юноши, домохозяйки, девушки в ярких платьях. Они заполняли центральную часть холла вокруг массивных деревянных колонн.
Справа вызывающе отчужденно стояли мистер и миссис Кэри вместе с верными союзниками Морлендами. Секретарь деревенской управы, суровый старик, сидевший вчера вечером в кафе-мороженом, стоял, шелестя бумагами, и, запинаясь и взглядывая в них сквозь очки в стальной оправе, говорил о чем-то. Мирная сценка, типичная для Новой Англии, когда искренние приверженцы и празднолюбопытствующие — все собрались вместе, чтобы выполнить свои общественные обязанности. В этой умеренной обстановке, казалось, не может произойти ничего более драматического, чем напыщенная речь мистера Кэри против нововведений.
Но те, кто оставался на улице, толпились теперь позади них, подталкивая их вперед, внося с собой возбуждение.
Джона толкнули на девицу, которую он раньше не заметил. Она обернулась, чтобы посмотреть на него. Глаза ее сузились от страха, и она вскрикнула. Тут же все головы обернулись к ним. Возглас девицы был как бы подхвачен всеми, как таинственное, искаженное эхо. Какое-то, мгновение этот странный звук трепетал в воздухе, затем его поглотила тишина. Не было слышно ни звука, кроме бубнящего голоса секретаря управы.
Погруженный в свои дела, старик ничего не замечал. Он уткнулся в заметки, и голос его раздавался преувеличенно громко:
— Итак, я полагаю, что почти все знают, зачем мы собрались. Но прежде чем начать голосование, мы откроем собрание, чтобы те, кому есть что сказать… то есть…
Он сбился и замолк, почувствовав нечто неладное в установившейся тишине.
