Том 4. Пожиратели огня (с илл.) - Жаколио Луи (е книги TXT) 📗
— Ну, хорошо, хорошо, друзья мои! Ошибка, конечно, возможна; я не буду требовать с вас никакой пени за вашу беспримерную дерзость. Во всем остальном дело решит министр Пальмерстон… Правда, он не очень-то снисходителен, когда дело идет о британских интересах, но ведь вы сами понимаете, что тут задета честь английского флага! Впрочем, я постараюсь выгородить вас, а теперь оставьте мои сапоги в покое: вы слижете с них весь крем, и позвольте мне пожелать вам доброго утра. Впрочем, нет, не будете ли вы добры проводить меня на ферму Кэрби? Я не знаю туда дороги! Вы оказали бы мне этим большую услугу!
Пока он говорил, австралийцы благоговейно слушали его, говоря друг другу: «Так вот на каком языке изъясняются на луне наши предки»… Теперь для них казалось несомненным, что этот кобунг ночью упал с луны и что Виллиго хотел завладеть им для своего племени. Какая радость! Какое торжество для них — привести в свою деревню настоящего кобунга! Он, несомненно, для них спустился с луны, так как в его наружности не было решительно ничего, напоминающего нагарнуков; некоторые из старцев хвастались даже, что они узнают его, что это — старый, тучный вождь Каттвагонг, пришедший для того, чтобы осчастливить их после своей смерти!
Видя покорность австралийцев, Джильпинг воспользовался их миролюбивым настроением, чтобы позавтракать, и под конец угостил их пением псалма и повторением его мотива на кларнете, к вящему и неописуемому восторгу своих новых друзей.
После завтрака, собрав кое-какие свои пожитки, Джильпинг с большим трудом взобрался на спину своего верного Пасифика и двинулся вперед, как он полагал, к ферме эсквайра Кэрби.
Но едва он отъехал от места своей стоянки на несколько шагов, как его стало клонить ко сну, веки его сомкнулись и голова свесилась на грудь. Два рослых нготака, став по обе стороны его осла и шагая с ним в ногу, поддерживали почтенного мужа с двух сторон, не давая ему упасть. Убаюканный мерной качкой спокойного шага далеко не ретивого Пасифика, будущий лорд Воанго вскоре заснул крепким сном и пробудился только тогда, когда равномерная и баюкающая качка вдруг приостановилась: шествие, центральной фигурой которого являлся Джильпинг, прибыло на место.
Но увы! То была не ферма Кэрби, а большая площадь деревни нготаков, где население предупрежденное об его прибытии скороходами, забежавшими вперед, встретило его шумными и радостными приветствиями.
Таким образом Джильпинг остался у нготаков, где усердно трудился, с одинаковым как он думал, успехом и над составлением своих зоологических коллекций, и над обращением туземцев в лоно англиканской церкви.
Такое положение вещей длилось уже более года, когда Совету Старейшин вдруг пришла мысль татуировать их кобунга, чтобы никакое другое племя не могло отнять его. Только это обстоятельство и вынудило Джилъпинга обратиться за помощью к его прежним друзьям.
Благодаря их вмешательству все обошлось благополучно. Отправившись из Франс-Стэшена около трех часов утра, наши герои еще до рассвета прибыли в деревню нготаков. Все еще спали крепким сном, в том числе и двое стражей Джильпинга-кобунга, завернувшихся в теплые кенгуровые шкуры и расположившихся у дверей, ведущих в священную ограду доброго духа племени. Они полагались на ограждавшие и само жилище, и сад кобунга высокую изгородь и глубокий ров, а также на необычайную тучность самого кобунга.
Действительно, Джильпинг, который был достаточно тучен и раньше, за время своего пребывания у нготаков растолстел так сильно, что с успехом мог бы присутствовать на ежегодном «обеде толстяков» в Цинциннати.
Собственно говоря, существование Джильпинга у нготаков отнюдь не было для него неприятным, и если бы не его мечты о будущем величии семьи Джильпингов, он, вероятно, с охотой остался бы здесь до конца своих дней на откорме у нготаков. Но ведь у него на руках было тринадцать боев и мисс, которые еще нуждались в материальной, а главное, в нравственной поддержке своего досточтимого родителя. Вот почему будущий лорд Воанго решил отказаться от сладости нготакской жизни и вернуться в туманный Лондон. Но осуществить это решение было не так-то легко; его неустанно караулили и днем, и ночью. Но эту ночь Джильпинг не спал: он поджидал прихода своих друзей из Франс-Стэшена, заранее высчитав время, нужное им, чтобы прибыть сюда. Чтобы не возбудить внимания нготаков, Оливье и его друзья привязали своих лошадей в ближайшем лесочке, на некотором расстоянии от деревень, Видя, что кругом царит мертвая тишина, у них явилась мысль похитить Джильпинга и тем самым избежать, с одной стороны, переговоров с нготаками, а с другой — вооруженной схватки с ними. Ввиду этого они отправились пешком, под предводительством проводника, который хорошо знал здесь все ходы и выходы.
Подойдя на ружейный выстрел к ограде сада Джильпинг, они послали вперед молодого нирбоа, чтобы высмотреть наиболее удобное место для осуществления своего замысла. Ловкий и цепкий юноша без труда взобрался на частокол, служивший оградой саду со стороны, противоположной той, где находились ворота и где постоянно караулили нготаки. Едва только голова его показалась над частоколом, как он увидел за оградой сада самого Джильпинга, державшего на поводу Пасифика, который мирно жевал травку у себя под ногами.
Подав условный знак англичанину, молодой нирбоа поспешно вернулся к пославшим его и сообщил о том, что он видел. Не теряя ни минуты, решено было тотчас приняться за работу, то есть сначала перерубить лианы, соединявшие колья бревенчатого частокола, так как австралийцы не знают ни гвоздей, ни железа, а затем осторожно перерезав их, выворотить их так, чтобы они легли поперек рва и образовали собой мост, по которому могли бы пройти мистер Джильпинг и его верный спутник.
Работа не была, конечно, трудной, но требовала большой осторожности, так как малейший шум мог разбудить стороживших нготаков и возбудить их подозрение.
Все работали дружно, и менее чем за полчаса, все было готово, после чего Джильпинг на своем Пасифике благополучно присоединился к своим друзьям. Добравшись до лесочка, они проворно вскочили на своих коней и помчались в обратный путь к Франс-Стэшену. По дороге им встретился Коллинз с рабочими; им объявили, что их услуги не понадобятся, и те были очень довольны. К завтраку все уже были дома в уютной столовой Франс-Стэшена, где Оливье весело представил своего нового гостя Джонатану Спайерсу под именем Джона Джильпинга, эсквайра, или лорда Воанго.
Джильпинг был очень счастлив, что снова очутился среди европейцев, людей, говорящих на его родном языке; его огорчало только одно обстоятельство, а именно, что ему пришлось оставить у нготаков все свои великолепные коллекции, собранные им за время его пребывания у них. Но друзья утешили его, убедив, что после первых дней негодования нготаки, без сомнения, вернут ему коллекции взамен кое-каких приятных для них подарков.
Джильпинг даже прослезился от радости при виде стола, сервированного по-европейски, с копчеными окороками, языками, холодной индюшкой, пикулями и всевозможными гастрономическими лакомствами. Он ел все и пил с удвоенным и утроенным усердием, так что четверо слуг вынуждены были отнести его из-за стола в его комнату на постель.
По окончании завтрака, Оливье подошел к Джонатану Спайерсу и сказал:
— Дорогой мой гость, расположены ли вы уделить мне теперь немного вашего времени и вашего внимания?
— Я только что сам хотел спросить вас об этом! — ответил его собеседник.
— Дело в том, — продолжал Оливье, — что то, что я имею сказать вам, чрезвычайно важно. Моей жизни, моему будущему, а, главное, счастью всей моей жизни грозят в настоящее время невидимые, неуловимые враги. Я рассчитываю на то, что, в память прошлого, вы не откажетесь быть в числе моих защитников!
— Я, конечно, не знаю, какие могут быть у ваших врагов причины ненавидеть вас; но, кроме этого, все остальное мне известно!
