Сурикэ - Эмар Густав (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Генерал надел на него крест.
Все охотники наперебой поздравляли своего старого друга; они от души радовались, что почетное отличие выпало на долю этого достойного человека, вполне и давно его заслужившего.
Под конец этой сцены капитан Лебо, видя, что все так долго им лелеянные планы разом рушились в тот самый момент, когда он уже считал успех обеспеченным, почувствовал, что он близок к сумасшествию; сердце его раздиралось безумными страстями; с лицом, искаженным злобой и ненавистью, он вышел незамеченным из зала заседания.
По знаку генерала сержант Ларутин начал восстанавливать спокойствие в публике и после неимоверных усилий достиг своей цели.
Генерал встал.
— Господа, — сказал он, — теперь я исполнил приятную часть моей обязанности: я от имени короля наградил людей, которые хорошо служили его величеству королю Франции; теперь, также от имени короля, я приступаю к суду.
И, обращаясь к сержанту Ларутину, он сказал:
— Велите ввести графа де Витре. Сержант Ларутин вышел.
Глубокое молчание водворилось в собрании, заключавшем в себе по крайней мере пятьсот человек.
Все взоры обратились к двери, через которую должен был войти граф де Витре.
Вскоре послышались мерные и тяжелые шаги, дверь отворилась.
Ропот пробежал по тесным рядам присутствующих, потом снова водворилось молчание, глубокое и мрачное.
Граф де Витре был окружен взводом, состоявшим из флотских солдат, милиционеров и гуронских воинов.
В сопровождении этой свиты он подошел и стал против генерала; по приказанию своего начальника солдаты немного отошли и образовали полукруг по обеим сторонам преступника.
Лицо графа было мертвенно-бледно, но осанка по-прежнему высокомерна, выражение лица насмешливо; глаза сверкали; он скрестил руки на груди и ждал с презрительной улыбкой на губах.
— Вы, — начал главнокомандующий, — граф Рене, Денис де Витре, барон де Кастель-Моруа, капитан флота его величества короля Франции и кавалер ордена св. Духа, отвечайте.
— Все это верно, но для чего вся эта комедия? — сказал он, презрительно пожимая плечами.
Генерал сделал вид, что не слыхал дерзкого ответа, и продолжал с невозмутимым хладнокровием.
— Вы обвиняетесь в измене: во-первых, дознано, что вы провели неприятельскую эскадру через незнакомые извилины и мели фарватера реки Св. Лаврентия; во-вторых, вы указали им пункт для десанта на нашу территорию и служили сами проводником при высадке англичан у Фулонской бухты; вы были арестованы при совершении последнего преступления; военный совет имеет все доказательства вашей двукратной измены. Что вы скажете в свое оправдание?
— Ничего, я тем упрощу вам задачу, — отвечал он со смехом.
Генерал продолжал спокойно, невозмутимо:
— Военный совет, заседавший в Бопорте, приговорил вас к повешению.
— К повешению?! — запальчиво закричал граф. — К повешению?! Меня, дворянина?!
— Вы более не дворянин; дворянство выбросило вас из своей среды как лицо, недостойное принадлежать в этому сословию.
Граф сделал движение как бы для того, чтобы рвануться вперед, глаза сверкали магнетическим блеском, густая пена выступила по углам рта, все его тело дрожало и конвульсивно вздрагивало; им овладело невыразимое бешенство; но, вероятно, рассудив, что сила не на его стороне, он остановился.
— Делайте что хотите, — гордо произнес он, — за вами право сильного.
— Введите профоса, — холодно сказал генерал. Вошел профос.
— Совершите обряд лишения дворянства над подсудимым, — сказал главнокомандующий.
Граф де Меренвиль сорвал с графа офицерский крест св. Людовика и орден св. Духа и передал их генералу.
Тогда профос приступил к церемонии лишения дворянства: ударом топора он разбил щит с гербом подсудимого, изготовленный нарочно для этого случая, и куски щита были немедленно сожжены, двумя ударами молота он разбил его шпоры.
Совершая это, профос говорил громким голосом:
— Щит этот носит герб изменника; шпоры эти принадлежат изменнику, этот жалкий изменник в данную минуту не более как преступный простолюдин, и с ним будет поступлено, как с простолюдином; французское дворянство, обесчещенное им, изгоняет его из своей среды именем его величества короля, первого из дворян и главы французского дворянства.
Затем профос отошел назад.
— Позовите одного из тех храбрых моряков, которые были так бессовестно проданы неприятелю.
Вошел флотский солдат.
— Этот мужественный солдат, — начал дрожащим голосом генерал, — находился на фрегате «Слава», которым командовал изменник; он и многие другие бросились за борт, рискуя погибнуть в волнах, предпочитая лучше умереть, нежели содействовать измене своего начальника; тем, кто не последовал их примеру, достались плен и оковы. Ваше имя, достойный воин!
— Бутондор, генерал.
— Бутондор, разжалуйте подсудимого; он более не достоин носить военный мундир.
— Благодарю вас, генерал, за себя и за моих товарищей.
Бутондор через голову снял с графа офицерскую шпагу, ударил его шпагой по бедрам и переломил клинок; потом сорвал эполеты и ударил ими преступника по щекам.
Негодяй испустил крик ярости.
— Вот шпага изменника, — говорил солдат, — вот эполеты изменника.
Срывая с него одну пуговицу за другой, он продолжал повторять те же слова.
Дошла очередь до шляпы; моряк сорвал кокарду, опять ударив ею графа по щекам, потом ударом приклада по бедрам заставил его упасть на колени и сказал:
— Армия по примеру дворянства выбрасывает из своей среды этого жалкого изменника.
— Готовьтесь отправиться в Квебек, где вас повесят в присутствии всей армии и всего населения, которое вы так бессовестно продали.
Тареа и Шарль Лебо встали и просили права слова.
— Говорите, господа, — сказал генерал.
— Генерал, — сказал Шарль Лебо, — сагамор гуронов и я имеем обратиться к вам с одной и той же просьбой, позволите ли вы мне говорить за себя и за моего друга?
— Конечно, — отвечал генерал, — я даже думаю, что так будет лучше; прошу вас, говорите, г-н Лебо, я вас слушаю.
— Генерал, — сказал Сурикэ, — в Канаде существует обычай, по которому всякий пленник составляет собственность того, кто его захватил в плен; обычай этот прочно установился и касается, главным образом, всех краснокожих и лесных охотников; до сих пор их привилегии еще никогда не были нарушены.
— Они не будут нарушены и теперь, г-н Лебо, — любезно отвечал генерал.
— Знаю, генерал.
— Так вы требуете выполнения одной из этих привилегий?
— Так точно, генерал.
— Потрудитесь мне напомнить, в чем дело.
— Подсудимый был арестован в ночь с 12-го на 13-е сентября, посреди неприятельской армии.
— Это мне известно.
— Но, может быть, вы забыли или не знаете, кому удалось арестовать изменника.
— Постойте, не вам ли, г-н Лебо?
— Да, генерал, но я был не один; меня сопровождали три известных вам лесных охотника, они здесь, и человек двадцать гуронских воинов под начальством сагамора Тареа.
— Все это совершенно верно; следовательно, вы требуете исполнения вашей привилегии.
— Да, генерал, — отвечал охотник. Генерал, по-видимому, был в раздумье.
— Человек этот приговорен к смерти военным советом.
— Он будет казнен сегодня же, генерал.
— И ничего не выиграет от перемены, — сказал Мишель Белюмер, который любил всюду немного сунуть свой нос, — краснокожие страшно против него настроены и намерены обойтись с ним по его заслугам.
— Мне необходимо тотчас же отправиться в Квебек.
— Приговор будет немедленно приведен в исполнение, — возразил охотник. — В чем должна состоять казнь, я не знаю; краснокожим принадлежит право определить ее.
— Он в хороших руках, — прибавил со смехом Белюмер.
— Я не могу нарушить ваши привилегии, г-н Лебо; делайте с этим человеком что хотите.
Тареа дал знак; четыре воина схватили экс-графа и связали его.
— Я приговорен к повешению, — кричал несчастный, — никто не имеет права изменять род казни.
