Вексель Билибина - Волков Герман Григорьевич (бесплатная регистрация книга .txt) 📗

Вексель Билибина

Часть первая

ИСТОКИ ЗОЛОТОЙ РЕКИ

ПРЯЖКА ТИХОГО ОКЕАНА

В то лето алданскую тайгу нещадно секли дожди. Они прижимали Эльконскую геологопоисковую партию, что была под началом горного инженера Юрия Билибина, к базе. Дождь по туго натянутым скатам бязевой палатки то звенел частой мелкой дробью, то рассыпался осыпью тяжелых капель.

В палатке стоял полумрак, но было тепло и уютно. Настланные на горячее кострище гибкие лозы ивняка и хрупкие ветки лиственницы духовито отдавали распаренным листом и смолистой хвоей.

И не было ничего отраднее, как после многотрудного похода валяться на этих теплых, ароматно пахнущих ветках, слушать шум дождя и отдохновенно почесывать языки. В шальных досужих разговорах все блаженно нежатся, отогреваются, и каждый норовит подбросить свое развлекательное словцо, точно веточку в костер.

Великим говоруном был в Эльконской партии ее прораб Эрнест Бертин, родной брат известного открывателя алданского золота Вольдемара Петровича Бертина. Эрнест чуть-чуть заикался, но часто нарочно растягивал отдельные словечки, потому что любил подтрунить и над собой, и над начальством.

Заядлый рыбак, охотник, бродяга, Эрнест всю Сибирь вдоль прошел, поперек — осталось, но золото не любил, а если и попал на прииски, то больше потому, что брат поманил непуганым зверьем, неловленой рыбой сначала в Охотск, затем в Алдан. Эрнест до Охотска не добрался, белочехи помешали — водворили в читинскую тюрьму. Оттуда бежал, партизанил и после войны пришел к брату на Алдан. Порассказать ему было что.

Билибин тоже любил у костра покалякать, но он был моложе Эрнеста лет на восемь, воевать — воевал, но всю гражданскую — при штабе Шестнадцатой армии, а в тайге всего второй год и таежными историями еще не оброс. Обзавелся лишь роскошной рыжей бородой, чтобы чувствовать себя бывалым бродягой.

Был самолюбив Юрий Александрович, как и все в старинном роду Билибиных, гордился, что его близкие и дальние родственники — ученые, художники, дипломаты, военные — оставили заметный след в русской истории. И еще в Горном институте видел свою стезю к славе. Стезя звала на Чукотку и Колыму…

И вот тут, на Алдане, где он сделал первый шаг по своей стезе, когда, обнажившись чуть не догола, возлежит на душистой мягкой подстилке, блаженствует и мечтает о своем Эльдорадо, — вдруг говорят ему о каком-то одиноком искателе фарта — бесфамильном Бориске! И этот… бесфамильный, выходит, опередил Билибина?!

— А знал ли Бориска законы образования россыпей? Наверное, и до настоящего золота не добрался, мыл пустую породу, довольствуясь случайными крупинками металла…

— Нет, Юрий Александрович, — прервал своего начальника Эрнест Бертин, — я слышал, что он столько этого з-з-золота нашел, что сам от греховной радости з-з-зашелся.

За Бертиным и Миша Седалищев, молодой сухопарый якут, проводник, конюх и толмач, подбросил в разговорный костерчик смолистую веточку:

— А наши люди говорят: не своей смертью помер Бориска, догоры-дружки его бах-бах и сами моют на Борискиных ямах, а золото сплавляют в Японию, Америку, по всему свету!

— Ну, ваши люди скажут… — попытался возразить Билибин.

— Саха всегда правду говорит. Бах-бах Бориску!

— Золото — оно всегда с кровью, — мрачно согласился с якутом сутуловатый промывальщик Майорыч.

Про Петра Алексеевича Майорова сказывали, что он еще в Бодайбо мыл золотые пески, да не лотком, а арестантским колпаком, и ни крупинки не упускал. Сам о себе Майорыч ничего не говорил, был молчалив, не вынимал изо рта трубку, и она, казалось, как амбарный замок, замкнула его рот, обрамленный дремучей черной бородой.

Майорыч примял пламя разговорного костерчика, но угольки его еще пылали жаром.

Билибин поддакнул промывальщику:

— Да, золото — оно всегда с кровью, — и похоронно затянул:

Пел Юрий Александрович неважно, иногда безбожно фальшивил, но всегда с искренним чувством, да и песня про Трансвааль была любима им с детства.

Маленький Юра тогда не понимал, что буры-голландцы борются с англичанами не за свободу, а за богатейшее в мире золото, найденное на африканской земле: из-за него горела Трансвааль.

— Трансвааль, Трансвааль, — повторил тем же замогильным голосом Билибин, когда песня была пропета, и вдруг сел, как Будда — ноги калачом, и вдохновенно, в упор спросил: — А знаете, догоры, что о золоте Владимир Ильич Ленин сказал? Не знаете. Темнота-а-а. А Ленин сказал: когда совершится мировая революция, то мы из золота… что построим? А?! Первым ответил Эрнест Бертин:

— Н-н-народные д-д-дома! Д-д-ворцы т-т-труда!

— Т-т-темнота, — передразнил прораба Билибин. — В ликбез тебя надо, бродягу.

— А что Ленин-то сказал? Знаешь — говори.

— А Ленин, дорогой товарищ Миша Седалищев и все вы, догоры, в двадцать первом году, когда я только что поступил в Горный институт, но о поисках золота еще и не думал, Ленин в газете «Правда» писал: когда мы победим в мировом масштабе, мы сделаем из золота на улицах нескольких самых больших городов мира… Что? — Билибин испытующе помолчал и вдруг бросил, как козырного туза: — Сортиры!

— С-с-сортиры? — в один голос, и все заикаясь, протянули Эрнест, Седалищев и Майорыч.

— Эти с-с-самые, куда г-г-городские ходят?

— Эти с-с-самые, Эрнест Петрович.

— Так и с-с-сказал?

— Ну, не совсем так. Владимир Ильич покультурнее нас, бродяг, и назвал сортиры общественными отхожими местами, но смысл один. И это — в назидание, чтоб люди не забывали, как из-за золота, презренного металла, перебили десять миллионов человек и сделали калеками тридцать миллионов в империалистическую войну…

— Ишь ты! А ведь этому с-с-стерве з-з-золоту самое подходящее применение — с-с-сортир. Чисто будет, ни ржавчинки!

Все, кроме Билибина, загоготали.

— А еще Ленин сказал: а пока нам золото очень нужно, надо беречь его, продавать подороже, покупать на него товары подешевле и, разумеется, побольше добывать.

— Золотым фондом раздавим буржуйскую г-г-гидру. Ты, товарищ начальник, меня не агитируй. Я давно сагитированный.

Но Билибин не слушал своего прораба. Юрий Александрович раскидал ветки лозняка и лиственницы и на утоптанной земле быстро нарисовал берега Тихого океана.

— А теперь смотрите, догоры! Вот — Охотск, ниже — Амур, вот здесь наш Алдан, еще ниже — Китай, Япония, разные там Филиппинские и прочие острова, вот тут — Австралия, с этой стороны — берега Южной Америки, выше — берега Северной Америки, Калифорния, еще выше — знаменитая Аляска Джека Лондона! Ясно?!

Билибин вскочил и уперся взлохмаченной, огненно-рыжей головой в туго натянутый скат палатки. Сбился с ритма барабанный бой дождя, а бязь над его головой потемнела и стала протекать…

— Ясно?!

— Что ясно? — спросил Эрнест.

Он сидел на тополевом сутунке, чистил старую берданку и недоуменно поглядывал на своего начальника, неожиданно вскочившего и бешено разбросавшего аккуратно уложенные ветки…