Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Через два часа на связи станция Восток. Саня заявил мне, что у Восточного доктора есть несколько вопросов к нам по поводу поступившей пациентки. Привожу наш диалог почти без изменений:
Восток. Сообщите, пожалуйста, имя и возраст роженицы.
Я. Тьюли, возраст ее два с половиной года!
Восток (полуутвердительно). Это ее первые роды?
Я (твердо). Да!
Восток (суховато). Пожалуйста, несколько слов о характере потерпевшей.
Я (с воодушевлением). О! Она очень ласкова, не кусается и очень, просто преступно доверчива, за что и поплатилась.
Восток (смущенно). Не могли бы вы назвать примерную дату э… э… зачатия, а также фамилию предполагаемого отца?
Я (уверенно). 8 ноября, 4 часа 10 минут утра по местному, точнее чилийскому времени. Отец по имени Кука доставлен к вам тем же самолетом.
Восток. Спасибо за точную информацию. Не волнуйтесь, мы создадим для нее оптимальные условия. Наша операционная по праву считается одной из лучших на этих широтах.
Я (в ужасе). Какая операционная! Темный угол, умеренная температура, минимум посторонних и хорошее, разнообразное питание! Об остальном она позаботится сама!
Восток. Хорошо, я понял, а что делать с остальными собаками?
Я. Привяжите их где-нибудь в укромном месте подальше от ветра и давайте им раз в день по куску того корма, который есть в наших ящиках.
Вот так мы и побеседовали. Чувствовалось, что ребята на подъеме и действительно сделают все возможное, чтобы помочь Тьюли. Мы тоже довольны: как-никак пристроили девушку, она попала в хорошие руки и за жизнь ее теперь можно было не волноваться. На Востоке минус 34 градуса, у нас минус 25. Окончание работы с «Адвенчер», а также удачные проводы роженицы мы отметили советским шампанским, собравшись в нашей палатке. Уилл принес также прощальный подарок Брайтона — бутылку шотландского виски. Естественно, что бутылки с водкой и виски остались практически нетронутыми и по закону гостеприимства перешли в нашу с Кейзо собственность, так что мы с ним могли продолжить добрую традицию, установленную в нашей палатке в рождественские праздники: завершать ежедневный сорокакилометровый переход добрым глотком холодной тягучей водки, смешанной с тонизирующим китайским эликсиром, настоянным на женьшене. Традиция эта, чрезвычайно понравившаяся моему юному другу, возникла благодаря присланному нам к Рождеству подарку от полярниц Южного полюса. В большой посылке главное место занимала пузатая заиндевевшая бутылка «Смирновской». Я вспомнил, что однажды, еще в первые месяцы нашего путешествия, соседствуя с Уиллом, я приготовил коктейль из русской водки и китайского бальзама, который нам тогда весьма понравился. Попробовав приготовить такой же коктейль из «Смирновской», я убедился, что по своим вкусовым качествам он ничуть не уступает прежнему. Кейзо он тоже пришелся по вкусу, и вот нам удалось растянуть удовольствие почти до сегодняшнего дня (водка кончилась вчера, бальзам еще оставался), так что эти две бутылки были очень и очень кстати.
Позавтракав с шампанским по нашему новому времени около 8 часов утра 9 января, мы завалились спать, договорившись вечерком начать эксперименты в яме профессора Дахо. Смена времени явно пошла нам на пользу, и мы спали без всякого зазрения совести до 18.30. Несмотря на то что после подъема обычно следовал завтрак, я смог все-таки убедить Кейзо, что теперь это наш ужин и, стало быть, готовить надо ему. Кейзо не сопротивлялся и моментально поставил вариться рис! Заглянувший к нам в палатку профессор застал нас в самом разгаре очередного рисового праздника. Чувствительные ноздри профессора вздрогнули, но он переборол себя: белая снежная пирамида около вырытой накануне ямы явно перетягивала белую пирамидку риса в нашей кастрюле. Профессор спросил, не смог бы кто-нибудь из нас помочь ему отобрать снежные образцы. «Разумеется, — ответили мы одновременно. — Вот только доедим рис и сразу придем». Удовлетворенный профессор закрыл дверь, и мы услышали его удаляющуюся тяжелую поступь. Да, сегодня профессор был одет на славу, о чем можно было судить по его ставшей чуть ли не вдвое более громоздкой фигуре.
Когда я подошел к яме, Джеф уже был там, и наш крепко спаянный морозами научный коллектив начал работу. Профессор предпринял отчаянную попытку натянуть свой белый стерильный костюм на теплую парку, ему это удалось несколько лучше, чем собственно костюму. Костюм лопнул во многих местах и покрылся фиолетовыми пузырями рвавшейся на волю профессорской парки, а сам Дахо стал похож на белого медведя или снеговика, но зато теперь мы могли не волноваться за его здоровье. Уилл тоже принял участие в международном эксперименте — прыгал вокруг ямы с фотоаппаратом, Этьенн сидел в палатке, а Кейзо был запасным. Вся работа была выполнена за два с половиной часа, и в полночь мы с Кейзо уже готовили полдник. По сведениям Брайтона, экспедиция «Поларкросс» успешно достигла Полюса в канун Нового года и повернула в сторону Мак-Мердо. Поймав попутный ветер, Месснер и Фукс с помощью парашютов за два первых дня прошли 90 миль. Сказочная скорость! Возможно, они раньше нас выйдут к побережью. Мысленно я желал им удачи и попутного ветра, а также отсутствия застругов. Можно было себе представить, как несладко им было идти против ветра и по застругам к Полюсу. Восемьсот километров, отделявшие их от Полюса, были пройдены за пятьдесят суток!
Первый ходовой день днем! Теперь у нас все, как у нормальных людей, если их можно отыскать на этих широтах и вдоль этого меридиана. Утром солнце на востоке, в полдень на севере и весь день светит прямо, можно сказать, в лицо и не только светит, но и греет, причем не слабо. Единственным неудобством является то, что тень моя плетется позади, пассивно следуя по моим следам, а не ведя меня вперед, как прежде. Теперь я уже не боюсь собственной тени, а скорее она боится меня — вдруг не туда заведу! Но я иду по компасу и по застругам, так что, может быть, и не собьюсь с курса. Сегодняшняя ночь была бесконечно длинной и бессонной: организм перестраивался, и в результате уже в 5 часов сна не было ни в одном глазу. Первое, что увидели мои бессонные глаза, была стоящая вертикально газета «Асахи Шимбюн». Не успел я удивиться такому ее странному положению, как газета зашевелилась, и я увидел за нею Кейзо, который тоже мучился бессонницей. В лагере стояла совершенно удивительная тишина. Я выбрался на улицу. У собак не было никаких проблем со сном — напротив, они спали так сладко, что даже, как ни странно, не подняли голов на звук открываемой молнии. Негустая облачность была размазана по горизонту. В туго, без единой морщинки натянутом голубом куполе неба бесшумно горело солнце. Красный столбик термометра упирался в черточку с цифрой 27.
Мы быстро собрались и вышли в несколько видоизмененном порядке: за мною пошла упряжка Кейзо и Этьенна, далее Уилл и последним Джеф, оставшийся всего с семью собаками. Несмотря на столь малочисленную упряжку, Джеф постоянно упирался в нарты Уилла, собаки которого, по-видимому, все-таки находились на повременной, а не на сдельной оплате. Пришлось поджидать Уилла и Джефа около получаса. Хорошо, что нам уже не надо терять времени на строительство снежных пирамид — они более не понадобятся, — и в результате трасса Южный полюс — Восток осталась провешенной не до конца. Во время обеденного перерыва, несмотря на неплохую погоду, было тихо, скорее всего потому, что Уилл в глубине души переживал отставание своих собак, а Джеф в душе негодовал, что не может обогнать Уилла, и в то же время гордился своими воспитанниками. Я, стоявший без движения в ожидании упряжек дольше всех, боролся с холодом, остальные тихо дремали, находясь еще во власти прежнего времени, по которому сейчас была полночь. За сегодняшний день прошли 26 миль.
Вечером на радиосвязи я сразу почувствовал в голосе Сани какую-то растерянность, но, не придав ей особого значения, спросил: «Ну, как там наша молодая роженица?» Саня, отнюдь не разделяя моего игривого настроения, мрачно ответил: «Роды уже начались. Тьюли родила к настоящему времени уже троих щенков, но… ты знаешь, она съела всех троих». Это было совершенно неожиданно. Я некоторое время молчал и даже не переводил сказанное Саней сидящим рядом Этьенну и Дахо. «Как это произошло?» — спросил я. Саня стал сбивчиво объяснять. Чувствовалось, что, сообщив мне такую грустную весть, он немного сбросил с плеч тяжесть всего происшедшего, несомненно, давившую на него до самого последнего момента. Я знаю Саню уже давно, мы вместе с ним пришли в Арктический и антарктический институт и с тех пор работаем бок о бок. Вот и сейчас я чувствовал, как проявляется типичная черта его характера — повышенное чувство ответственности за все происходящее вокруг него, и хотя я был абсолютно уверен, что он сделал все от него зависящее, чтобы роды прошли нормально, но такого поворота ни он, ни кто-либо из нас не мог предусмотреть. «Первый щенок был отличным, — продолжал Саня, — крупный и красивый, но второй родился мертвым, и Тьюли съела его, а через некоторое время и первого… Затем один за другим родились еще два и тоже были съедены. Может быть, — спросил Саня неуверенно, — если еще кто-нибудь родится, отнять его у этой людоедки?» Я сказал, что это бесполезно: их надо кормить и первые две недели это должна делать мать. Поэтому я попросил Саню не вмешиваться — пусть будет так, как подскажет Тьюли ее материнский инстинкт, если он, конечно, у нее проснется…