Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль (книги серии онлайн TXT) 📗
— Я готов поверить вам, дорогой Паганель, — отозвался Гленарван. — Тем не менее меня удивляет, и я прошу вас объяснить мне, какие мореплаватели приписали честь открытия Америки Колумбу?
— Его преемники: Охеда, который сопровождал его в путешествиях, Винсенте Пинсон, Америго Веспуччи, Мендоса, Бастидас, Кабраль, Солис, Бальбоа. Все они прошли вдоль восточных берегов Америки, отмечая на карте границы; триста шестьдесят лет тому назад их несло на юг то же самое течение, которое ныне несет и нас. Представьте себе, друзья мои, ведь мы пересекли экватор именно в том месте, где пересек его. Пинсон в последний год пятнадцатого века, а теперь мы приближаемся к восьмому градусу южной широты, под которым Пинсон пристал когда-то у берегов Бразилии. Годом позже португалец Кабраль спустился еще южнее, до порта Сегуро. Затем мореплаватель Веспуччи во время своей третьей экспедиции, в тысяча пятьсот втором году продвинулся еще южнее. В тысяча пятьсот восьмом году Винсенте Пинсон и Солис объединились для совместного исследования американских берегов, а в тысяча пятьсот четырнадцатом году Солис открыл устье реки Ла-Плата, где был растерзан туземцами, и честь первым обогнуть новый материк выпала на долю Магеллана. Этот великий мореплаватель в тысяча пятьсот девятнадцатом году проплыл с пятью судами вдоль берегов Патагонии, открыл порт Десеадо, порт Сан-Хулиан, где надолго задержался, открыл под пятьдесят вторым градусом широты пролив «Онз-Миль Вьерж», названный впоследствии его именем, и двадцать восьмого ноября тысяча пятьсот двадцатого года Магеллан вышел в Тихий океан. О! Какой восторг он должен был испытать и как сильно забилось его сердце, когда он обнаружил на горизонте искрящееся под лучами солнца неизвестное море!
— Как бы мне хотелось быть на его месте! — воскликнул Роберт, воодушевленный словами географа.
— И мне бы тоже, мой мальчик, и я не пропустил бы подобного случая, родись я триста лет тому назад.
— Что было бы печально для нас, господин Паганель, — заметила леди Элен, — ибо вы не сидели бы сейчас с нами на палубе «Дункана» и мы не услышали бы того, что вы нам сейчас рассказали.
— Не я, так другой рассказал бы вам об этом, сударыня, и добавил бы, что западный берег Америки был исследован братьями Писарро. Эти отважные искатели приключений были великими основателями городов Куско, Кито, Лима, Сант-Яго, Вилья-Рика, Вальпараисо и Консепсьон, куда плывет «Дункан». Одновременно с открытиями братьев Писарро совпали открытия Магеллана, и очертания американских берегов, к большому удовлетворению ученых Старого Света, были занесены на карту.
— А я стремился бы еще к новым открытиям, — заявил Роберт.
— А зачем? — спросила Мери, глядя на юного брата, увлеченного рассказом Паганеля.
— В самом деле, мой мальчик, зачем? — с ободряющей улыбкой спросил лорд Гленарван.
— А затем, что мне интересно узнать, не скрывается ли еще что-либо за Магеллановым проливом.
— Браво, друг мой! — воскликнул Паганель. — И я попытался бы узнать, простирается ли материк до Южного полюса или там открытое море, как предполагал ваш соотечественник Дрейк. Не сомневаюсь, что если бы Роберт Грант и Жак Паганель жили в семнадцатом веке, то они отправились бы вслед за двумя очень любознательными голландцами Схоутеном и Лемером, стремясь, как они, отгадать эту географическую загадку.
— Это были ученые? — спросила леди Элен.
— Нет, просто отважные купцы, которых мало интересовала научная сторона открытий. В ту пору существовала голландская Ост-Индская компания, которой принадлежало исключительное право провозить товары через Магелланов пролив. А так как в то время, кроме этого пролива, иного пути в Азию не знали, то привилегия Ост-Индской компании являлась захватнической. Несколько купцов решили бороться с этой монополией, пытаясь открыть другой пролив. К числу таковых Принадлежал некий Исаак Лемер, человек умный и образованный. Он снарядил на свои средства экспедицию, которую возглавили его племянник Яков Лемер и Схоутен, опытный моряк, родом из Горно. Эти отважные мореплаватели пустились в путь в июне тысяча шестьсот пятнадцатого года, почти сто лет спустя после Магеллана. Они открыли новый пролив между островом Эстадос и Огненной Землей, названный проливом Лемера, а двенадцатого февраля тысяча шестьсот шестнадцатого года они обогнули прославленный мыс Горн, который с большим основанием, чем его собрат, мыс Доброй Надежды, имел бы право называться мысом Бурь.
— Как бы я хотел быть там! — воскликнул Роберт.
— Да, ты прав, мой мальчик, ибо это подлинная радость! — воодушевленно воскликнул Паганель. — Существует ли большее удовлетворение, большее счастье, чем то, которое испытывает мореплаватель, наносящий на судовую карту свои открытия. Перед его глазами возникают новые земли, остров за островом, мыс за мысом, они словно всплывают из недр морских! Сначала контуры этих земель смутны, изломаны, прерывисты: вот тут уединенный лагерь, а там — отдаленная бухта, а еще дальше — затерянный в безграничном просторе залив. Но постепенно открытия дополняют друг друга, линии уточняются, пробелы на картах уступают место штрихам, очертания бухт врезаются в сушу, мысы увенчивают исследованные берега, и вот, наконец, новый материк во всем своем великолепии с его озерами, его реками, его потоками, его горами, его долинами и его равнинами и деревнями, городами и столицами возникает на глобусе. Ах, друзья мои! Открывать неведомые земли это — творить, это — переживать волнения и неожиданности! Но ныне этот источник почти исчерпан: все известно, все исследовано, все новые берега и материки занесены на карту, и нам, теперешним географам, больше нечего делать.
— Нет, дорогой Паганель, есть что делать, — возразил Гленарван.
— Что же?
— То, что делаем мы!
А яхта тем временем неслась с поразительной быстротой по пути Веспуччи и Магеллана. 15 сентября она пересекла тропик Козерога и взяла курс к знаменитому проливу. Порой едва приметной полосой на горизонте обрисовывались низкие берега Патагонии, но отстояли они дальше чем на десять миль от яхты, и, глядя сквозь знаменитую подзорную трубу, Паганель получал о них лишь смутное представление.
25 сентября «Дункан» был уже у пролива Магеллана и плавно вошел в него. Этим путем обычно плывут торговые суда, направляющиеся в Тихий океан. Длина Магелланова пролива составляет всего лишь триста семьдесят шесть миль. Он настолько глубок, что по нему могут проходить, даже вблизи берегов, суда большого тоннажа, его дно удобно для якорных стоянок. По берегам много источников пресной воды, множество доступных и безопасных гаваней — словом, преимуществ, которых нет ни в проливе Лемера, ни у грозного скалистого мыса Горн, где непрестанно свирепствуют ураганы и штормы.
В первые часы плавания по Магелланову проливу, на протяжении приблизительно шестидесяти — восьмидесяти миль до мыса Грегори, берега отлоги и песчаны. Жак Паганель боялся проглядеть хоть единый прибрежный уголок, хоть единую деталь пролива. Плыть предстояло около тридцати шести часов, а панорама берегов, залитых сверкающим южным солнцем, несомненно, заслуживала напряженного и восторженного созерцания. Вдоль северных берегов не видно было никаких жителей, только несколько туземцев бродило по обнаженным скалам Огненной Земли.
Паганель роптал на то, что ему не пришлось увидеть ни одного патагонца; его это сердило, а спутников забавляло.
— Патагония без патагонцев — это не Патагония, — раздраженно повторял он.
— Потерпите, мой почтенный географ, скоро мы увидим патагонцев, — утешал его Гленарван.
— Я не уверен в этом.
— Но ведь они существуют, — заметила леди Элен.
— Сильно сомневаюсь в этом, сударыня, поскольку не вижу ни одного.
— Но ведь название «патагонцы», что по-испански значит «большеногие», дано было не каким-то воображаемым созданиям.
— О! Название ровно ничего не значит! — воскликнул Паганель, любивший спорить и потому упрямо стоявший на своем. — Кроме того, вообще неизвестно, как их называют.
