Дворняги, друзья мои... - Шафер Наум (полные книги .txt) 📗
Театрально-зрелищные представления в нашем доме начались тогда, когда Дейк стал подрастать. Из весёлого и общительного щенка он неуклонно превращался в непримиримого мстителя. Теперь уже Маша и Бонифаций прятались от него. Проходя мимо них, он обнажал большие белые клыки, давая понять, что их владычество кончилось и что лидерство перешло к нему. Даже Ладу, он держал в тисках жёсткой стилевой регламентации, не разрешая ей пользоваться нашей лаской. И тут обнаружилось, что Дейк патологически ревнив – ревнив настолько, что в нём оказался подавленным кобелиный инстинкт рыцарского отношения к суке: он мог с обнажёнными клыками наброситься на Ладу, если та пробовала приласкаться к нам. В конце концов он превратил её в запуганное существо (а она на восемь лет была старше его), которое боялось даже приблизиться к нам. О кошках и говорить нечего. Они жили в обстановке постоянного террора, и мы серьёзно опасались за их жизнь.
Однако первыми жертвами Дейка оказались дворовые кошки. Взрослая кошка ещё могла от него улепетнуть и вскочить на дерево. Котят же он душил мгновенно. Не успеешь подбежать, чтобы вырвать котёнка из железной пасти Дейка, а бедняга уже лежит на земле при последнем издыхании, конвульсивно дёргаясь и постепенно замирая. Забредёт какой-нибудь двухмесячный ничейный котёнок в подъезд нашего дома – тут ему и конец, если в это время кто-то из нас выводит Дейка на прогулку (повода он не знает – ни одна из дворняг, живших у нас, не знала повода). Сколько трагедий случалось в нашем подъезде, о которых и вспоминать не хочется!.. Мы проклинали Дейка и… стремились его понять, в чём-то даже оправдывая: слишком тяжёлое у него было детство, слишком настрадался он от наших кошек, которые невольно превратили его в фанатичного Шарикова.
Наступили сложности с его кормлением. У каждого животного была отдельная мисочка. Дейк внимательно следил, как Наташа разливает всем положенную порцию супа, но к своей мисочке не притрагивался: норовил сначала съесть всё у кошек и у Лады. Ему это удавалось неоднократно, после чего, сытый, он принимался сторожить свою миску, никого к ней не подпуская. Вероятно, наши животные умерли бы с голоду, если бы Наташа не догадалась кормить каждого в отдельности, в ванне, запирая не задвижку дверь, чтобы Дейк туда не проник. Злобно порычав, он тогда принимался за собственную миску.
Впрочем, он мог поступить и по-другому. Часами лежал в апатичном состоянии, не притрагиваясь к пище. Но стоило вывести его на улицу всего лишь на пять-десять минут, как, возвратившись, он тут же бросался к своей миске и опустошал её до дна. Непостижимая психология! Хотя объяснить это можно примерно так. Возвращаясь, он ужасался, что его пища находилась некоторое время без присмотра. Реакция получалась соответствующей: надо её немедленно уничтожить, чтобы при повторной отлучке она не досталась никому!
Уличали мы его и в воровстве. Если Наташа неосмотрительно отойдёт от кухонного стола, где лежит что-нибудь мясное или сладкое – оно мгновенно исчезнет: приподнимаясь на задние лапы, Дейк может достать всё, что ему нужно. Однажды, стащив из сковороды пару котлет, он, обжёгшись, сильно дёрнул головой и разбил рядом стоявшую хрустальную вазу. Но котлеты не выпустил из пасти и побежал с ними в коридор. Хотели его наказать, но, зарычав, он посмотрел на Наташу таким затравленно-нахальным взглядом, что она махнула рукой и пошла на кухню собирать с пола осколки разбитой вазы.
А взгляд у Дейка иногда действительно выражает одновременно и жалкую затравленность, и неизмеримое нахальство. Я это замечал иногда на улице, когда ему попадалась соседская «доберманша» Берта, не терпящая кобелей-дворняжек. Она несколько раз порядочно потрепала Дейка, и теперь тот, завидя её, тут же теряет свой бравый вид, сникает, начинает осторожно добираться окружным путём до нашего подъезда и потом стремглав бежит на третий этаж.
Бедные наши кошки! Им всё-таки пришлось расплатиться за прежние грехи перед Дейком. Расплатиться жизнью. Первым погиб Бонифаций. Дейк перекусил ему позвоночник, когда он однажды втихаря пробирался куда-то мимо Лады, у которой как раз началась течка. А в такой период Дейк зверел и никого к ней не подпускал – мог цапнуть даже меня или Наташу. Не буду описывать, как тяжело и мучительно умирал наш Боничка, выбрав для себя укромное место между стеллажами с пластинками. После его смерти Маша не захотела больше жить в нашем доме. Попросилась на улицу – и не вернулась. В течение месяца мы с Наташей искали её по всем подвалам, но она словно в воду канула…
Теперь единственным соперником Дейка оказалась его законная супруга Лада. В доме возникла смутная ситуация: когда у неё начиналась течка, он не подпускал к ней нас, а когда течка заканчивалась, он уже не подпускал к нам её. Было в его поведении и что-то показушное, актёрское, когда, ласкаясь, он ложился на спину, поощряя нас поглаживать его по грудке и животу. При этом победоносно косился на лежавшую в уголке Ладу, не смевшую пошевельнуться. Как только Лада приподнимала голову, раздавалось злобное рычанье, означавшее: «Вот только посмей приблизиться! Отправлю вслед за Бонифацием!» И ведь отправил! Через некоторое время у нашей замотанной Ладушки случился инфаркт, и приехавшая из ветлечебницы «собачья помощь» уже ничем не смогла ей помочь…
Наших животных, как говорится, «заела среда»… Вот уж не думал, что это выражение можно употребить почти в буквальном смысле!
Что ж, наконец-то Дейк стал полновластным хозяином своих хозяев. В этой роли он был неотразим. Свои услуги он начал предлагать в самой навязчивой форме. Что для собаки главное? Правильно, сторожить дом. Но сторожить на территории квартиры – скучно, пожалуй, аскетично. Дейк стал решительно требовать, чтобы мы открывали коридорную дверь с выходом на лестничную площадку. Укладываясь перед открытой дверью (иногда для разнообразия он ложился у чужой закрытой двери, что напротив нашей), Дейк приступал к своим обязанностям: каждого, кто поднимался по лестнице, обкладывал собачьим «матом», а кое-кого и не пропускал вообще. Приходилось за уши затаскивать его в квартиру, он рычал и сопротивлялся, не понимая, почему мы отказываемся от его крутых услуг. Наконец, нашли компромиссное решение. Разрешили ему по полчаса в день удовлетворять свои сторожевые потребности – при открытой двери, но без выхода на площадку. Умница, он понял наши условия и лежал не двигаясь, позволяя себе лишь сварливо тявкать и ворчать, если кто-то проходил мимо. Потом с чувством выполненного долга проходил в комнату и ложился на излюбленное место – у пианино.
Искоренить же полностью его хамские замашки было невозможно. Расскажу для примера такой случай. Однажды он самостоятельно отправился гулять на улицу, а потом я вдруг услышал его лай на нашей площадке – лай, прерываемый репликами соседа с пятого этажа. Прислушался: что-то показалось похожим на диалог. Открыл дверь – так и есть: сосед разговаривал с Дейком.
– Я же тебе, подлец ты этакий, дверь в подъезде открыл, а ты, сукин сын, обогнал меня на лестнице, а теперь не пускаешь пройти к себе наверх!
В ответ:
– Гав, гав! (Что означало: «Открыл – спасибо, а теперь не мешай выполнять обязанности»).
– Тоже мне – страж у пантеона! И тебе не стыдно?
– Гав, гав! («Я служу своим хозяевам!»)
– Где же элементарная благодарность?
– Гав, гав! («А меня не купишь!»)
Хорошо, что сосед обладает чувством юмора. Другой бы устроил скандал или пригрозил бы милицией.
Служебное рвение Дейка особенно опасно первые пять минут, когда мы его выводим гулять. Опасно для него (могут прибить или вызвать спецслужбу), а не для людей (практически он никого не кусает). Безумно радуясь, что его берут с собой, он визжит, скачет и в состоянии экстаза бросается с лаем на первых встречных. Потом успокаивается и ведёт себя смирно. Но стоит кому-то пройти с сумкой или портфелем, как Дейк опять начинает проявлять рвение. Ну не нравятся ему сумки в чужих руках – очень уж это подозрительно! Сколько раз приходилось его оттаскивать и внушать: «Это не наша сумка! Не наша! Не наша!» Завершаются такие уличные эпизоды по-разному: иногда – мирно, порой – со скандалом, Всё зависит от характера действующего лица, втянутого в стихийную «драматургию». Вот приблизительно какие реплики мне приходилось выслушивать:
