Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Вишневский Евгений Венедиктович (серия книг .txt) 📗
Улеглись мы спать часа в четыре утра. Ветер, как мне кажется, стал еще свирепее. На растяжки палаток мы положили здоровенные валуны, но стенки наших «домов» все равно оглушительно хлопают, не давая заснуть. Однако в конце концов усталость взяла свое.
10 июля
Я встал первым, и довольно поздно, часов около двенадцати. Пока наши полярники еще нежатся в своих спальных мешках (кто в меховых, кто в набитых верблюжьей шерстью, других у нас, слава богу, нет), а на двух примусах у меня в кухонной палатке (она же столовая, склад и кают-компания) поспевает завтрак, попробую описать наш лагерь, который вчерне уже оборудован. Стоят у нас четыре палатки: одна — мужская на четыре мешка (мой мешок с краю — мне, как правило, придется вставать первым), другая — женская на три мешка, уже упоминавшаяся мною кухонная палатка и на отшибе, метрах в ста от основного лагеря, у подножия радиомачты, маленькая радиопалаточка (в ней будет развернута рация). Жилые палатки четырехместные, радиопалатка — двухместная. Кроме того, в небольшом удалении от палаток у нас сделан склад горючего: там хранится самое ценное — керосин и бензин (поскольку никакой растительности тут нет, обогреваться и готовить пищу мы можем только на примусах). Лагерь наш расположен очень удачно — на сухой галечной терраске с левого берега безымянной бойкой речушки, которую мы между собой уже нарекли Фрамкой (она и вправду схожа нравом с нашим симпатичным шелопутным щенком), в окружении трех прекрасных снежников (они-то и питают нашу Фрамку).
Сильный ветер, буйствовавший двое суток, теперь стих, но оставил множество следов своего бесчинства: повалены бочки с керосином (слава богу, ни из одной не пролилось ни капли!); по всей долине Фрамки разбросаны мешочки для образцов (а ведь мы придавили их камнями); в боковой стенке радиопалатки вырван здоровенный клок. Впрочем, это все мелочи, дело поправимое.
За завтраком Лев Васильевич объявил нынешний день Днем Больших Заготовок.
— Ведь это же просто безобразие — на Таймыре тушенку есть! — говорит он, ковыряясь ложкой в миске (на завтрак у нас нынче картошка с тушенкой). — Рассказать кому-нибудь из полярников — на смех подымут! — И, как водится, тут же поведал занимательную историю про какого-то известного полярного геолога из НИИГАА. — В Ленинграде сразу после войны очень голодно было, ну и все геологи, конечно, жили мечтой о поле, о таймырском поле разумеется, где можно как следует погужеваться. И геолог тот, литолог по специальности, как и все, жил той же мечтой. До поля он еле-еле дотягивал, привозили его сюда чуть живого, посмотреть со стороны: доходяга доходягой! Казалось бы, куда уж ему там, в тундре, работать, он без посторонней помощи и километра не пройдет, да не тут-то было! В первый же день брал он карабин, уходил в тундру и через час, может, через два уже убивал своего первого оленя. Прямо на месте пил теплую кровь, пока она еще не свернулась, потом отрубал оленю голову и здесь же, возле туши, в котелке варил ее. Потом съедал голову всю, целиком, и ложился спать. И уже после этого вставал полный сил и весь сезон пахал за мое поживаешь! А много бы он наработал с тушенки?! То-то и оно! Оленина мало того, что необыкновенно вкусна, это же ведь еще и совершенно особенное мясо: в нем нет холестерина. Совершенно! Там, на Западе, у распроклятого капиталиста, она, между прочим, стоит впятеро дороже любой самой наилучшей говядины или свинины и идет нарасхват! Так что я нынче отправляюсь на запад за оленем, с той стороны Тулай-Киряки он непременно должен быть!
Вместе с Львом Васильевичем за оленем отправилась и Наташа с Фрамом (Лев Васильевич взял карабин, а Наташа — мелкокалиберную винтовку.) Мы с Эдиком и Валерой отправились на восток за рыбой, захватив с собой маленькую резиновую надувную лодку, небольшую сеть и, разумеется, винтовку. Поход наш сугубо рекогносцировочный: мы хотим лишь разведать, есть в реке рыба или нет, а если нет, то как далеко до рыбных мест (реки или озерца). Ближайшая река (как следует из карты) носит почему-то японское название Хутуду-Яму (впрочем, это нганасанское имя, а почему этот язык похож на японский, пусть разбираются специалисты-языковеды) и расположена от нас километрах в шести-семи. Причем три из них приходятся на долину нашей Фрамки, остальные три-четыре — на безбрежную болотистую кочковатую тундру. Идти по тундре очень трудно: нога все время проваливается в чавкающую болотягу (оттаявшую мерзлоту), изрытую к тому же вдоль и поперек лемминговыми норами. Лемминг — маленькая симпатичная тундровая мышка с толстым задиком и бусинками глаз — плодится с поразительной быстротой. Он, конечно, битком наполнил бы собою всю тундру до краев давным-давно, но, во-первых, им тут питаются почти все: песцы, совы, канюки, полупереваренного леминга, говорят, находили даже в желудке не только оленей, но и зайцев, во-вторых, иногда с популяцией лемминга происходит какой-нибудь катаклизм (то нападает на них мор, и они вдруг подыхают почти поголовно все; то все они, движимые каким-то порывом, устремляются к близлежащим водоемам и гибнут в них — попросту утапливаются всем миром). Один из таких катаклизмов, по всей видимости, произошел недавно, потому что нигде ни одного лемминга не видно; а поскольку нет леммингов, не видно ни песцов, ни полярных сов, ни канюков, ни черных чаек. Зато зайцы бегают во множестве (может, их потому-то и много, зайцев, что мало леммингов).
А вот и она, Хутуду-Яму, невзрачная речушка шириной метров в пятьдесят, катящая свои воды в болотистых берегах. Над рекой летают несколько ленивых жирных чаек. Прекрасно — значит, рыба в реке есть! Небольшими стаями (от трех до двадцати штук) низко над водой летают гуси. Еще раз все по очереди (сперва я, потом Валера, за ним Эдик) попытались влет поразить гуся и еще раз убедились в бесполезности этой затеи (а ни одного ружья у нас, к сожалению, в отряде нет). Зато я убил на самом берегу здоровенного белого куропача (самца куропатки). Куропатки (самочки) все уже стали серыми и сидят на яйцах. Куропачи же не линяют (кстати, они втрое больше самочек) и остаются ослепительно белыми (заметными за версту). Их задача — отводить врагов от гнезда.
Снарядили сеть, навесив на нее в качестве грузил гайки, снятые Наташей с разоренного вездехода на помойке в Косистом (ох, и пришлось же помучиться! — шероховатости и заусеницы непрерывно цеплялись за дель). Сети, как известно, бывают ставные и сплавные. Ставную (как следует из названия) ставят в каком-нибудь заветном месте (лучше всего в устье ручейка или речушки) и через некоторое время проверяют, вынимая рыбу, запутавшуюся в дели; со сплавной же сетью плывут вниз по течению реки (рыбаки говорят, «плавятся»), и рыба сама запутывается в сети. Наша сеть, безусловно, ставная (и к тому же плохонькая), да и течение в Хутуду-Яму почти отсутствует, но уходить в лагерь с пустыми руками очень уж не хочется (кроме того, чайки чайками, а есть ли рыба в реке, нам надо знать наверняка), потому-то я и предложил использовать нашу сетешку в «неводном» режиме. Мы привязали к обоим концам сети (снизу, у грузил, и сверху, у поплавков) длинные веревки; Эдик в болотных сапогах до самого паха медленно пошел берегом вниз по течению, мы же с Валерой (он греб, а я заводил сеть), описав здоровенную дугу, выгребли к нему навстречу. В первый же «заезд» поймали здоровенного хариуса, пару средненьких сижков и небольшого чира. После этого сделали еще пять «заездов»: во второй поймали сижка и неплохого чира; в третий — сижка-маломерка, в остальные — ничего. Оно и понятно: мы, очевидно, распугали всю рыбу далеко вверх и вниз по реке.
Впрочем, и так хорошо, чего уж привередничать, Бога гневить — главное, мы убедились, что рыба в Хуту-ду-Яме есть и что даже такой никчемной снастью добыть ее вполне возможно. Поставили нашу сетешку в устье ручейка, вытекающего из невзрачной лощинки Тулай-Киряки-Тас, замаскировали ее (сетешку) как следует среди камней и кочкарника и довольные, с добычей (не менее полупуда рыбы!) отправились в лагерь. Ну, ничего, завтра мы придем сюда с настоящей, «добычливой» сетью. Есть у нас такая: высокая, прочная, крупноячеистая, хорошей посадки, вот уж ею-то мы как-а-ак зачерпнем!
