Острова пряностей - Северин Тим (читать книги полностью TXT) 📗
Вид очкастого англичанина в широкополой шляпе, бегающего по лесу за жуками, очень позабавил по меньшей мере одного обитателя Хаара. Понаблюдав за действиями Уоллеса некоторое время и дождавшись, когда пойманный экземпляр будет наколот на булавку и аккуратно уложен в коробку, этот старик «больше не мог сдерживаться — он расхохотался от всей души, даже согнулся пополам от смеха». Это, по мнению Уоллеса, было прекрасной иллюстрацией различия между малайским и папуасским национальным характером: «Малаец мог бы с изумлением уставиться на вас и спросить, что же это вы делаете, но никогда бы не стал хохотать над чужестранцем с таким откровенным удовольствием».
Несмотря на сложный рельеф, затруднивший прогулки по острову, и то, что самых красивых бабочек поймать не удалось — они упархивали прямо из-под сачка, Уоллес записал, что в целом очень доволен посещением острова. За четыре дня он увеличил свою коллекцию насекомых на 194 вида (в том числе 35 видов бабочек, многие из которых были неизвестны европейским энтомологам), а коллекция птиц пополнилась на пятнадцать экземпляров.
Эта поездка оказалась успешной в финансовом отношении — когда часть коллекции была продана в Лондоне, за нее удалось выручить хорошие деньги.
Но какая часть из увиденного Уоллесом сохранилась до наших дней? В час тридцать, оставив Бобби охранять лодку, мы все отправились в маленькую деревушку на берегу, рядом с местом нашей стоянки, для ознакомления.
Старейшина деревни, которая, как выяснилось, называлась Охойрат, встретил нас на берегу. Для своего звания он был довольно молод — лет, может быть, сорока с небольшим. У него была странноватая манера фыркать носом при разговоре, а чтобы обозначить конец фразы, он двигал бровями вверх-вниз, словно удивляясь сказанному. Он начал с извинений за то, что не пришел к нам с приветствием сразу же, когда мы бросили якорь у его деревушки. Он принял нас за китайских торговцев, которые приходили в деревню прошлой зимой: двое китайцев, прибывших на маленькой лодке, пытались наладить скупку моллюсков и жемчуга, но назначили такую ничтожную цену и при этом были так требовательны, что стали причиной многих неприятностей. Очевидно, в отношении торговли на островах мало что изменилось со времен Уоллеса. Я сказал старейшине, что мы ничего не собираемся покупать, разве что хотели бы пополнить наш запас свежих овощей, — и он начал извиняться, объясняя, что хозяйство на острове столь скромное, что на продажу никто ничего не выращивает. Затем, продолжая тихонько фыркать и шевелить бровями вверх-вниз, он отвел нас на край деревни и показал дорогу к Хаару.
Это была узкая тропинка, пересекающая поле маниоки и затем уходящая прямо в лес. Перемена была разительной: из жаркого марева, окутывающего невысокие, по плечо, деревца маниоки с узкими листьями, мы попали прямо в прохладу и сумрак тропического леса. Многие деревья достигали в высоту 25 и даже 30 метров. У подножия деревьев виднелись тонкие побеги папоротника, а почва была укрыта пышным травяным ковром, украшенным сине-фиолетовыми цветами и каким-то стелящимся растением, похожим на миниатюрный плющ, с миндалевидными листьями: наружная поверхность каждого светло-оливкового цвета, а внутренняя — более темная. Цветы, листья и стебли располагались по обеим сторонам тропинки столь живописно, будто мы шли по оранжерее, где пышные растения экваториальных лесов были специально подобраны и высажены самым эффектным образом.
Солнечный свет там и тут пробивался сквозь густую листву, и в его лучах кружились бабочки: куда бы ни упал взгляд, можно было увидеть яркие разноцветные вспышки. Некоторые, черно-белые или черно-желтые, достигали огромных размеров — разные виды птицекрылов, о которых нам рассказал Буди. Другие бабочки, совсем маленькие, были ослепительно желтого цвета. Самые красивые, с изысканным коричнево-оранжевым рисунком, усаживались парами на оливково-зеленые листья рядом с тропинкой.
Янис уверенно шел впереди. Для него местные красоты были привычны, и он сошел с тропинки лишь однажды, когда на полпути к нашей цели заметил свисающую с дерева редкую черную орхидею. Он быстро вскарабкался по стволу, чтобы сорвать ее, желая, вероятно, продать в следующем более или менее крупном порту; откуда орхидея, скорее всего, попадет на рынок Джакарты. Время от времени Янис останавливался и поджидал нас, потому что мы шли гораздо медленнее, непрерывно крутя головами и заглядываясь на порхающих повсюду бабочек. Буди в этом отношении был совсем пропащий человек. Услышав пение какой-нибудь птицы, он, не глядя, сворачивал с тропинки и отправлялся на поиски, углубляясь все дальше в лес. Пройдя полмили по тропинке, мы его окончательно потеряли.
Выйдя из Охойрата, мы перешагнули через низкую коралловую загородку, выстроенную для защиты маниоковой плантации от живущих в лесу кабанов. Пройдя чуть дальше, мы почувствовали запах дыма — оказалось, местные жители расчищали еще один участок леса под новую плантацию. Женщины вырубали подлесок и сжигали древесину. Тропинка шла в основном по красной глине, но время от времени встречались выходы на поверхность коралловых скал, которые оказались таким серьезным препятствием для Уоллеса. К счастью, у нас были прочные башмаки, так что мы не беспокоились. Иногда тропинка уводила в заросли кокосовых пальм, многие из которых в это время сбрасывали старые листья. Здесь, меж золотистых листьев, тоже кружились бесчисленные бабочки.
По пути мы встретили нескольких местных жителей — мужчин и женщин, возвращающихся с работы. Каждый из них в одной руке нес свое орудие труда — нож, который повсюду в Индонезии называется парангом, кроме того, вокруг головы у многих был завязан ремень, к которому сзади крепилась плетеная корзина с грузом.
В корзине обычно переносили дрова. Поравнявшись с нами, местные вежливо уступали дорогу, ожидая в стороне, пока мы пройдем. Несмотря на тяжелый груз за плечами, они внимательно разглядывали нас, пока мы проходили мимо них по тропинке.
Кроме того, мы видели множество диких птиц. Здешние фруктовые голуби были настолько крупными, что не заметить их, когда они садились на одинокие вершины высоких деревьев, было невозможно. Были здесь ласточковые сорокопуты, нектарницы и шпорцевые кукушки. Рядом с нами, почти как ручной, перелетал с ветки на ветку вдоль тропинки черный дронго с блестящим оперением и веерообразным хвостом. Время от времени он останавливался, повисая вверх ногами на ветвях, усеянных дикими красными ягодами, и клевал их, а потом спешно бросался нас догонять.
После часовой прогулки мы увидели пару кустов бугенвиллеи по обеим сторонам тропинки — похоже, неподалеку жилье. Неожиданно мы вышли на край высокого скального обрыва — слева открывалось море, а прямо перед нами лежал Хаар. Теперь это была не та убогая деревенька с закопченными хижинами, которая предстала перед Уоллесом, — Хаар стал большим, богатым и ухоженным поселком. Он мог похвастаться прекрасным расположением на берегу большого залива, разделенного надвое высоким перешейком, где возвышалась церковь с высоким шпилем и белыми стенами и два-три каменных здания, принадлежащих местной элите. Остальные дома лепились по склонам холмов, спускающихся к заливу, и из каждого окна под крытой пальмовыми листьями крышей открывался великолепный вид на море. На берегу лежало несколько десятков долбленых каноэ, а за ними стояли деревянные стойки для сушки рыболовных сетей. Здесь же были брошены несколько старых, вышедших из употребления каноэ, огромных по сравнению с новыми лодками — будучи метр в ширину, в длину они достигали 18 метров. Глядя на них, можно было представить себе, какие огромные деревья, должно быть, встречались здесь прежде. Либо местные рыбаки утратили искусство строительства лодок из таких больших стволов, либо все высокие деревья на острове сведены — современные каноэ существенно короче. Вдоль улиц поселка росли банановые деревья, кокосовые и саговые пальмы, а на крутом спуске к пляжу кто-то высадил декоративные кактусы и кустарник с темно-розовыми листьями.
