Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Таким образом, каждый монах либо работает на монастырь, либо имеет личные средства к существованию. Бедные монахи могут работать на кухне за скромную плату, писать или переписывать книги для богатых монахов. Самые процветающие монастыри могут платить своим ученикам нечто вроде стипендии деньгами или зерном. По большим праздникам монастыри раздают зерно, а иногда и деньги всем присутствующим монахам.
Каждый из них обязан раз в году жить некоторое время в монастыре. В течение периода обязательного присутствия (обычно он длится месяц) монахи читают вслух всю серию буддийских тантрических текстов, то есть сто восемь томов «Ганджура».
Как и в наших университетах, где преподают теологию, монастыри награждают дипломами и титулами. Молодой тр?ва (послушник) может стать гешэ (бакалавром), если выдержит положенные испытания. Экзамены проходят публично. Кандидат, сидящий в центре двора, должен правильно и без запинок ответить на все вопросы присутствующих монахов. Эти вопросы выкрикиваются по неизменному ритуалу. Экзаменующий бросается к сидящему кандидату, кричит ему: «Ка-йе», выбрасывает вперёд руки, словно кидая вопрос, потом хлопает в ладоши. Кандидат должен дать полный ответ, либо развивая суть элементов учения, либо рассуждая о божествах. Если он отвечает хорошо и ему удаётся поставить экзаменаторов в затруднительное положение, монаха допускают к более сложным испытаниям, после которых в случае успеха его ждёт почётнейший титул рабжампа (доктора).
Кроме академических лавров монаху при безукоризненном соблюдении буддийских заповедей могут быть присвоены различные религиозные титулы. Тр?ва становится гэрдженом, если соблюдает десять заповедей благочестивого поведения, гэкулом (тридцать шесть заповедей) и, наконец, гэлунгом (сто пятьдесят три заповеди). Заповеди носят различный характер. Минимальные требования касаются запрета красть, лгать, убивать, пить спиртное, иметь взаимоотношения с женщиной; сюда может входить и требование ежедневного повторения определённых молитв. Вступив в монастырь, монах не обязан оставаться в нём навсегда. Если он пожелает, то может вернуться к мирской жизни и жениться. Именно так и поступают многие послушники.
На толковых монахов всегда есть спрос — в них нуждаются деревенские жители при проведении религиозных церемоний, регулирующих повседневную жизнь, как, например, для выбора и освящения места закладки нового дома. Монахи дают имена новорождённым, проводят траурные ритуалы, изгоняют «демонов», лечат больных (либо давая им травы и настойки, либо изгоняя «злых духов»). Кстати, Лобсанг изучал медицину на Тибете, где прожил около четырёх лет.
Мы позавтракали у подножия монастыря: он — цзамбой, замоченной в воде, а я — невкусными индийскими галетами и маслом какао.
— Вы должны познакомиться с моим дядей, — объявил Лобсанг. — Он бывал в Лхасе. Это замечательный монах.
После завтрака я наскоро осмотрел деревню Карша, которая лежала у подножия монастыря на обоих берегах кипящего потока. Несколько больших домов были снабжены балконами-лоджиями. Зачем нужны эти элегантные балконы, характерные для гималайской архитектуры, было непонятно. На них всегда царил столь ужасный холод, что находиться там было невозможно. Вместо стёкол на деревянные планки окон крепят промасленную бумагу. Я любовался самым красивым из этих домов, который принадлежал местному лумпо. Лумпо — люди благородных кровей, и оба заскарских князя выбирают жён для своих сыновей в таких семьях. Пока я не знал, какова роль и сколько этих семей в Заскаре. Однако было очевидно, что лумпо Карши были некогда могущественными людьми — на скале напротив монастыря сохранились руины их замка, а около него ютилась крохотная кумирня, которой раньше пользовались лумпо. Вероятно, эта кумирня — одна из самых древних в Заскаре. Её главное богатство — одиннадцатиликое божество, обрамлённое гирляндой, составленной из фигурок морских чудовищ, слонов и сирен. По стилю это украшение из обожжённой глины напомнило мне подобные группы, которые я видел в самых древних и самых красивых кумирнях Ладакха, Ламаюуру и Алчи.
Фрески на стенах этой кумирни были выполнены ранее XIV века — вся их прелесть заключается в исключительной наивности рисунка. Над святилищем высился громадный чхортен с великолепной росписью купола — на нём изображены красные и синие утки, а также общепринятые символы буддизма. Но наибольший интерес в этом чхортене вызывали две статуи, установленные в нишах лицом друг к другу. Одна изображала Будду в классической греко-буддийской манере с вьющимися волосами и прямым носом. Вторая была так изъедена временем, что её идентификация была затруднена. Эти изящные скульптуры из обожжённой глины едва различались под висящими на них траурными подношениями — небольшими чхортенами из глины, смешанной с прахом покойных, в которые вложены заупокойные молитвы на бумаге или берёзовой коре. Этот чхортен возвёл, как говорили, Ринчерн Дзампо в XII веке.
У самого подножия монастыря Карша располагалась деревенская кумирня. Она жалась к самой скале и скрывала выполненную из камня удивительную скульптуру стоящего Будды четырёх с половиной метров высотой. Над ней в той же скале были вырезаны архаические изображения богов буддийского пантеона. Лобсанг сказал мне, что этот шедевр был изваян при князе Канишке во II веке нашей эры. Я сомневался в том, что барельефы были столь древние, но понимал — Карша являлась религиозным центром задолго до проникновения в VII веке тибетцев в эту долину.
Пройдя через узенькую дверцу в чхортен, я оказался на территории монастыря. Мы начали медленное восхождение по крутой извилистой тропке, обегавшей множество зданий. Мы шли как бы по туннелю между домиками монахов с открытыми настежь деревянными дверьми. Лобсанг провёл меня по этому лабиринту до высокого узкого дома, где жил его дядя. На крик Лобсанга отозвался басовитый голос, и тут же в окне показался крупный человек. Он открыл дверь и пригласил нас в небольшую комнатку со спиральной лестницей, ведущей наверх. На втором этаже хозяин дома усадил нас и обменялся с Лобсангом последними новостями. Затем по моей просьбе стал рассказывать о своих путешествиях.
— Я торговал по поручению монастыря, — объяснил он, — и совершил тридцать два путешествия, из них семь в Ладакх. Каждое из них продолжалось не менее полугода.
Подобные длительные странствия могут напугать любого европейца, поскольку путешествие в наше время означает короткое пребывание в самолёте, поезде или на судне. Для гималайцев путешествия есть образ жизни. Окончательная цель часто служит лишь предлогом для поездки, срочности в делах нет. Шестимесячное путешествие считается приятным времяпровождением. Посещение новых и неведомых мест доставляет удовлетворение тем, что даёт возможность завести новых друзей, выучить новые песни, узнать новое ремесло и умножить духовные ценности, предаваясь размышлениям в новых святилищах.
Дядя Лобсанга очень гордился своими путешествиями по Центральной и Южной Индии и Тибету. Находясь на западной оконечности тибетского мира, заскарцы тратили много времени, чтобы добраться до святого города Лхасы, который каждый набожный ламаист старается посетить хотя бы раз в жизни. Кроме Лхасы гималайцы мечтают совершить паломничество по наиболее известным святым местам Индии и Непала, особенно в Олений парк в окрестностях Варанаси (Бенареса), где на Будду «снизошло озарение», и в Бодгхайя, где он, по преданиям, закончил свои дни.
Лобсанг рассказал о своём путешествии в Лхасу вместе с дядей. Они за две недели пересекли Гималаи, затем на поезде добрались до Западной Бенгалии, то есть проделали путь в три тысячи четыреста километров. Потом пешком через Сикким вновь пересекли Гималаи, чтобы попасть в Лхасу. Поездка по Центральным штатам Индии познакомила Лобсанга с достижениями современной техники — автобусами, поездами, электричеством.
