Карибы. Ресторанчик под пальмами - Бланчард Мелинда (читать книги .TXT) 📗
Слава таможенного брокера, которой пользовался Типпи, не шла ни в какое сравнение с его известностью заядлого игрока в домино. Не вызывало никаких сомнений, что игра имеет для него первостепенное значение, и несмотря на все его заверения о том, что он работает с нашими бумагами, Типпи всегда можно было найти в одном и том же месте — под деревом рядом с магазином Эшли. Наши контейнеры стояли запертыми на таможенном складе в пяти минутах от будущего ресторана. Боб и Шебби с братьями слонялись без дела — стройматериалы ждали своего часа в контейнерах. Типпи играл в домино.
На Ангилье, чтобы сыграть в домино, нужны только столик, какой-нибудь предмет, на который можно сесть, набор костяшек и, что самое важное, тень. Доминошные деревья имеются в каждой деревне. Они занимают важное стратегическое положение и находятся либо в том месте, где собираются водители, либо рядом с магазином, либо неподалеку от заправочной станции. Популярность игры вполне объяснима, учитывая тот факт, что температура на дворе редко когда опускается ниже тридцати градусов. Кроме того, пить «Хайнекен» куда сподручнее, когда играешь в домино, а не, скажем, в футбол.
При этом следует отметить, что домино — очень серьезная игра, своего рода вид спорта. Порой на Ангилье проводятся целые турниры, длящиеся неделю. Имеются команды игроков со своей формой. Иногда такие команды садятся на корабль и отправляются на соседние острова, откуда возвращаются с ценными призами и премиями.
Я всегда считала домино заурядным незамысловатым развлечением. Игроки обдумывают ход и спокойно, сдержанно, соблюдая очередность, выкладывают на стол костяшки. На Ангилье все иначе.
Такое впечатление, что здесь специально тренируются, как посильнее и погромче треснуть костяшкой по столу. Костяшки, словно игральные карты, предусмотрительно прячутся в руке. После того как игрок принимает решение, он берет костяшку и медленно поднимает руку над столом — словно собирается поймать муху и таится, боясь ее спугнуть. Насладившись напряженной атмосферой, игрок резко опускает костяшку на стол, порой с такой силой, что остальные кости подпрыгивают на несколько сантиметров в воздух.
Игроки хлопают костяшками с азартом и смаком. В силу этого обстоятельства домино на Ангилье — очень зрелищная игра. Порой народ засиживается допоздна, а вокруг игроков собирается толпа зевак, желающих принять участие в забаве. Иногда в ряд ставится несколько столов сразу, и игроки пересаживаются с одного столика за другой. Делаются ставки, деньги переходят из рук в руки. Чем выше ставки, тем громче слышен стук костяшек о столы. Если гуляки после бурной вечеринки просыпаются на утро с гудящей головой, то у чемпиона в домино наутро ноет рука.
Наконец по прошествии еще двух недель Типпи закончил оформление всех бумаг, и я отправилась в Министерство финансов оплачивать пошлину. Внутри было полно народу: к разным окошкам змеились очереди. Картина напоминала зал Центрального железнодорожного вокзала. Однако вместо пунктов назначения типа «Бостон» или «Филадельфия» на табличках у каждого окошка значилось: «ВОДИТЕЛЬСКИЕ УДОСТОВЕРЕНИЯ», «ГЕРБОВЫЙ СБОР», «НАЛОГИ», «ГЛАВНАЯ КАССА», «ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЛОТЕРЕЯ О. АНГИЛЬЯ» и «ТАМОЖЕННЫЕ ПОШЛИНЫ».
Именно здесь власти острова и зарабатывали деньги.
Рано или поздно сюда приходилось зайти каждому.
В очереди со мной оказались босоногий рыбак, плотный джентльмен в костюме и нарядно одетая девушка, у которой на жакете было написано «Кэп Джулука».
— Мне бы хотелось оплатить груз на имя Бланчарда, — сказала я женщине за стеклом.
— Ну и бумаг у вас, — вздохнула женщина и принялась снимать скрепки с документов, подготовленных Типпи. Толщина пачки была не меньше шести сантиметров. Сложив отдельно розовые, желтые и голубые бланки, сотрудница принялась их проштамповывать. Наконец она сунула мне лист бумаги, и я спросила, в какой валюте мне платить: в американских долларах или карибских.
— Как хотите, — ответила женщина, — американскими будет двадцать шесть тысяч двести сорок, а восточно-карибскими — семьдесят тысяч триста двадцать три.
Придя в себя от шока, я выписала женщине чек и поинтересовалась, как открыть контейнеры.
— Вам надо позвонить и договориться о встрече с представителем таможни, чтобы он присутствовал во время разгрузки и осмотрел товар.
— Но мы не собираемся выгружать все сразу.
— Если вы открываете контейнер, то обязаны вынуть все содержимое, чтобы таможня сверилась с имеющимися накладными, — терпеливо пояснила сотрудница, — а потом, если хотите, можете засунуть все обратно.
По дороге домой я ломала голову над тем, как помягче сообщить новости Бобу. Понятное дело, он не обрадуется известию о том, что ему придется весь день разгружать контейнеры, а потом засовывать все обратно.
Представитель таможни мог прийти только на следующий день, а поскольку я знала, что как только Боб доберется до стройматериалов, свободного времени уже не будет, мы решили воспользоваться моментом и прогуляться по пляжу. Мы отправились к Мондейз-Бей, где вдоль пляжа на всю его длину протянулись белые виллы «Кэп Джулуки». Вода в этой бухточке спокойная и невероятного зеленого цвета, а глубина совсем небольшая. Мы с Бобом и Джесом оставили обувь в машине и прошагали полтора километра по волнам прибоя, глядя на песчаных крабов, которые при нашем приближении прятались в ямки. За проливом зеленели горы Сан-Мартина, а на западе, на острове Саба, на высоту девятисот метров вздымался потухший вулкан. Отдыхающие, устроившись на лежаках, нежились на солнце у вилл, а работники гостиницы разносили маленькие чашечки с лимонным мороженым, чтобы гости могли охладиться. Мимо нас прошел парень с подносом холодных махровых полотенец, которые отдыхающие лениво клали на раскрасневшиеся, обожженные солнцем лица и животы.
— Слушайте, — вдруг сказал Боб, — до меня совершенно неожиданно дошло, что все эти люди могут оказаться в будущем клиентами нашего ресторана. Вы только посмотрите на эту толпу. Угодить ей будет непросто. Эти ребята привыкли к кухням лучших ресторанов мира.
— Ну чего ты, пап, волнуешься? — спросил Джес. — Ты же сам мечтал, чтобы они к нам ходили.
— Конечно. И сейчас мечтаю. Но взгляни вон на ту женщину в больших темных очках от «Гуччи». Знаешь, ей будет очень непросто угодить.
Ресторан медленно начал приобретать завершенный вид. После того как кошмар с растаможкой груза остался позади, мы начали постепенно опоражнивать контейнеры. Через некоторое время жизнь вошла в привычный ритм. Мы занимались строительством и обустройством прилегающего к ресторану участка земли. Мы работали от восхода до заката без выходных — только бегали окунаться в море, чтобы охладиться. Иногда купаться приходилось каждый час. Жара была безжалостной. Прежде такая погода мне очень нравилась — в самый раз, чтобы полежать с книжкой на пляже. Солнце теплом своих лучей будто бы массировало кожу. Однако работать в таком климате по двенадцать часов в день — это, как оказалось, совсем другое дело. Теперь мы знали, отчего местных жителей так тянет прятаться в тени.
Большую часть времени я трудилась в саду в купальнике, и моя кожа быстро покрылась бронзовым загаром. Клинтон шутил, что теперь меня не отличишь от местных жителей. На протяжении нескольких недель кожа на теле Боба сменяла один оттенок красного на другой, но постепенно солнечные ожоги сошли. Мы выработали особый ритм жизни, позволявший нам продержаться весь день. Постепенно мы стали относиться с пониманием и уважением к медленному, неспешному, но при этом продуманному и взвешенному темпу работы Шебби и его братьев. Воду мы пили в огромных количествах.
В результате моих трудов земля в саду, окружавшем ресторан, чудесным образом преобразилась. На смену спутанным зарослям винограда пришли лилии, олеандры, папоротники, пальмы, юкка, бугенвиллии, абрикосовые деревья и фуксии. Я подрезала огромную неуклюжую эфедру, и теперь под ней можно было спокойно присесть, чтобы укрыться от солнца в тени. Мы выложили камнем тропинку, которая вилась среди зарослей эфедры, исчезая в направлении пляжа. У главного входа перед садом мы поставили забор, и спустя несколько недель белые доски уже были обвиты стеблями, усыпанными цветами бугенвиллеи. Мы посадили два лаймовых дерева, надеясь, что их плоды пойдут на приготовление дайкири в баре нашего ресторана. Алламанда устремляла к небу длинные стебли — на конце каждого из них желтело по цветку. Побеги эхеверии, покрытые красными почками, росли как сорняки.
