Зимовка на «Торосе» - Алексеев Николай Николаевич (читать книги полные TXT) 📗

Возвращение с геодезической рекогносцировки.

7 сентября «Фрам» смог, наконец, пройти к востоку от острова Таймыра. Судя по приведенным выше выдержкам из описания путешествия Ф. Нансена, видно, что он все время считал Таймырским проливом проход, расположенный между островами, носящими ныне название Вилькицкого, и южной группой островов архипелага. Этот проход получил впоследствии название пролива Матисена. К острову Таймыру «Фрам» подошел через пролив, названный теперь именем этого судна. Через этот же пролив в архипелаг вошел и наш «Торос».

Следующим судном, посетившим в 1900 году архипелаг Норденшельда, была яхта Русской полярной экспедиции «Заря» под начальством геолога Толля. «Заря» не смогла преодолеть льды архипелага и стала на зимовку недалеко от бухты Колин Арчера. После «Зари» архипелаг был пройден в 1914 году гидрографическими судами «Таймыр» и «Вайгач» и, наконец, в 1919 году — Р. Амундсеном на «Мод». Этим коротким списком и завершается вся история плавания и навигационного освоения архипелага. Карты его, составленные, главным образом, на основании зимних маршрутных съемок капитана «Зари» Матисена, заставили желать много лучшего.

Объектом работы экспедиции на «Торосе» являлся как раз район зимовки «Зари», и с историей ее плавания и работ придется встретиться еще впереди. Пока «Торос» осторожно проходил проливы Фрама и Свердрупа, мне еще и в мысль не приходила, что именно здесь предстоит моим спутникам проделать такую работу, которая в будущем послужит основой для освоения одного из наиболее труднодоступных районов Арктики.

Встречавшиеся на нашем пути редкие полосы льда почти не представляли препятствия для движения, и, следовательно, не было никакой надобности нести вахту в «вороньем гнезде». Однако разворачивавшаяся перед глазами панорама архипелага была настолько хороша, что я впервые решил превратить тесную наблюдательную бочку в место для отдыха.

В самом деле, картина была замечательная. Золотистое солнце обильно посылало свои лучи с бирюзового, без единого облачка, неба на десятки островов, разбросанных по глади застывшего моря. Суша отражалась в воде настолько полно, что всякая возвышенность, торчащий из воды камень имели своим основанием не горизонтальную линию уреза воды, а свое зеркальное отображение, совершенно не различаемое по степени ясности от своего оригинала. Белые льдины подчеркивали величественную тишину этого уголка Арктики, обычно закрытого сплошным туманом и забитого непроходимым льдом. Если бы можно было перенести этот кусочек земного шара куда-нибудь в Черное море, — какой сказочно красивый курорт обосновал бы на нем Наркомздрав!

В Арктике эта красота пока что ничего, кроме вреда, нам не приносила. Многочисленные острова способствовали задержке здесь льда, и наши корабли вынуждены были прокладывать себе путь к проливу Вилькицкого в обход всего архипелага с севера, мимо острова Русского. Путь этот был и длинен и, кроме того, весьма редко свободен от льда. Таким образом, архипелаг Норденшельда представлял собою серьезную помеху на трассе Северного морского пути.

В наблюдательной бочке в руках у меня находилась карта архипелага последнего издания, т. е. составленная по материалам Матисена 1901 года и пополненная работами «Таймыра» и «Вайгача» 1914 года. Увы, эта карта расходилась с действительностью.

Сейчас «Торос» полным ходом шел по середине входа в пролив Паландера, где на карте помещен остров Огрин. Наш корабль не только двигался через этот мифический остров, но даже под килем имел глубину в 40 с лишним метров. Вокруг простиралась чистая вода, видимость была отличная, так что об ошибке с нашей стороны не могло быть и речи. На северо-запад от злополучного Огрина на карте красовался большой остров Герберштейна, представившийся в действительности небольшим островком, вытянутым совсем не в ту сторону, как было показано на карте. К северу от острова вообще нельзя было провести никакого сравнения между картой и раскрывшейся картиной. Всюду виднелись участки суши, либо всхолмленные, либо плоские как доски. Среди этого хаоса высилась геометрически правильная конусообразная вершина какого-то неведомого острова. Справа от нашего курса тянулись холмы острова Таймыра, заканчивавшиеся на северо-западе каменистым мысом Веги. На мысу отчетливо вырисовывался новый навигационный знак, рядом с которым чернела палатка. Не было сомнения, что здесь работали топографические отряды с «Седова». Когда «Торос» проходил в расстоянии не более одной мили от палатки, из нее вышли два человека. Люди хладнокровно проводили глазами наше судно и возвратились в свою брезентовую обитель. Стало смеркаться, я опустился к себе в каюту.

В кают-компании вокруг огромного блюда с пирожками шли оживленные дебаты. Проход первых проливов архипелага многими горячими головами принимался чуть ли не как завершение всего нашего похода. В разговорах проскальзывали самые неподдельные нотки гордости своим кораблем. Из открытой двери радиорубки донесся тонкий писк радиоприемника.

— Николай Николаевич! — послышался голос радиста.

За время плавания я уже привык к интонациям голоса «Маркони», как в шутку во флоте зовут радистов, и сразу же различил, что в его призыве было что-то не терпящее отлагательства. Кают-компания насторожилась. Радист с наушниками на голове что-то записывал на телеграфном бланке. Через его плечо я увидел, как остро отточенный карандаш быстро выводил:

— Это с «Седова». Что ответить? — быстро спросил радист, продолжая внимательно вслушиваться в быструю трель телеграфных сигналов судов, разбросанных в море.

— Скажи, что будет исполнено.

Уже в полной темноте «Торос» отдал якорь в двух кабельтовых от мыса Вели. Около палатки замигал огонек. Через час население нашего корабля увеличилось на два человека — астронома и радиста, возвращавшихся с мыса Челюскина на «Седове» и использованных находившимися на его борту гидрографами для работ в архипелаге Норденшельда.

— Я ожидал встретить на берегу целый отряд. «Седов» нам радировал, что здесь работают топографы, а вас оказалось только двое, — обратился я к нашим гостям, с аппетитом прихлебывавшим горячий чай.

— Да нас и не двое. Недавно вся топографическая группа ушла по северному берегу Таймыра и сейчас находится километрах в пяти — восьми от нас. Их там семь человек.

— Ну что ж, сегодня искать их в темноте не имеет смысла. Завтра с рассветом пойдем и снимем всех. Сегодня-то у них будет что поесть?

— Ну, ясно, не умрут. Есть хлеб, две банки консервов было утром…

— Слабовато. А у вас как дело обстояло?

Астроном улыбнулся.

— У нас? Соли немного осталось. Мы думали, что на рассвете подойдет «Седов», ну и прикончили свои запасы.

— Так почему же вы не дали нам сигнала остановиться, когда мы проходили мимо вас?

— Неудобно было. Мы не знали, какое идет судно, мало ли с каким вы могли итти срочным заданием, а тут мы задержали бы вас по пустякам.

У меня нехватило духа сказать «напрасно». Таковы люди, идущие на Советский Север, таковы их законы, таково их отношение к делу.

— А вы, товарищи, того, не стесняйтесь. Наверное животы-то у вас по этим самым «пустякам» вот как соскучились! Нажимайте-ка на пироги! — потчевал гостей Сергей Александрович.

Утром над архипелагом опустился туман. «Торос», подавая сигналы сиреной, направился вдоль северных берегов острова Таймыра. Перед глазами в сероватой пелене разворачивалась панорама берега с глубоко вдающимися в него бухтами, скалистыми мысами и высокими горами. Карта, вместо этого красивого пейзажа, давала низменность с слегка волнистой береговой чертой.

Палатку топографического отряда мы заметили у мыса Приметного. Топографы присоединились к пассажирам «Тороса».